- Я есть дававший тебе, - согласился я. - И я есть дававший Рахили. Так что я есть больше не имеющий этого снадобья. И обеззараживающее есть кончившееся тоже.

Дваш и Лона немного поели, я тоже попытался, но кусок в горло не лез. А вот пить хотелось. Я бы запросто выпил обе фляги, но понимал, что хоть река и рядом, воду нужно беречь, и ограничился парой глотков. Лона тоже чуточку попила, а Двашу в пасть залили воду из той фляги, что мы так и не вскипятили, обычную речную. Лошадям не дали ничего, понадеялись, что в сочной траве жидкости достаточно.

На жеребца я взобрался сам, хоть и с трудом - и чувствовал себя неважно, и привык влезать на лошадь справа, а тут пришлось слева, потому что мне нужно держаться рукой за седло, а левая рука сейчас для этого непригодна. Боялся, что не смогу править конём, но он слушался идеально. Наверно, он бы прошёл эту тропу и без моих подсказок. А вот когда с тропы выскочил на дорогу - остановился. Ждал, когда я выберу, куда ехать. Лона повернула к реке, но оглянулась, увидела, что я стою, и вернулась. Дваш смотрел на нас с недоумением.

- Ты забыл, в какую сторону поворачивать? - спросила она.

- Нет.

- Река - там.

- Да.

- Так поехали!

- Нет.

- Ты вообще в сознании или бредишь? - она совсем обеспокоилась.

- Я есть задумавшийся.

- О чём?

- Я есть должный что-то сделать.

- Что именно?

- Лошадь.

- Ты должен сделать лошадь?

Конечно, я не собирался делать лошадь. Я собирался кое-что сделать с лошадью. Но мне это и так было бы трудно объяснить, а сейчас, с жаром от воспалённой раны, и вовсе невозможно. Я молча повернул коня туда, где недавно был наш лагерь, и пустил его рысью. Дваш охотно побежал следом, к реке он не хотел - не то помнил, какие там чудовища, не то почуял этих самых чудовищ. Лона поехала за нами.

Лошадь я увидел сразу, едва выехал на поляну. Она мирно паслась, и никто её пока не съел. Это мы знали, что где-то поблизости охотится волчья стая, а она - нет. Вот и попыталась от меня удрать, наверно, ей понравилось на воле. Но не ей тягаться в скорости с нашими жеребцами - догнали мы её мгновенно.

- Дарен, ты пожалел лошадь и хочешь спасти её от волков? - расхохоталась Лона. - Других лошадей не пожалел. И вообще впервые вижу, как ты пытаешься сделать что-то хорошее кому-то ещё, кроме меня. Я узнаю тебя с неожиданной стороны. Но как ты собираешься вести её в поводу, если поводьев у неё нет?

Я попытался объяснить, что у меня есть верёвка, а из неё можно сделать какую-никакую уздечку. Лона справедливо заметила, что сначала нужно обзавестись уздечкой, а потом уже ловить лошадь, но вызванный ранением жар пробудил во мне доброту, здорово поубавив разум. Она нашла место, куда эту кобылу привязывали вечером, и там обнаружила и сбрую. Взнуздав кобылу, Лона предложила перекусить, сказала, что хоть мы и ели недавно, она всё равно голодная. Дваш очень заинтересовался, а меня тошнило от одной мысли о еде. Лона не настаивала, и мы поскакали к реке. Лошадь в поводу вела Лона, я одной рукой не управился бы. В какой-то момент Дваш отказался идти дальше, но охотно запрыгнул на её лошадь Лоны. Ничего нового, всё, как на прошлой переправе.

Пока жеребец шёл шагом или рысью, мне было удобно. Но едва перешёл на галоп, начался кошмар. Галоп - это прыжки, и каждое приземление отдавалось болью в воспалившейся ране. Краем глаза я увидел, что Лона бросила поводья кобылы, и правильно - той за жеребцом не угнаться, пусть прыгает сама, как умеет. Допрыгнет до берега - отлично, нет - значит, не повезло. То, что крокодил нас поджидает, я даже не сомневался, Дваш его чуял.

Правый берег реки, как ему и положено, был чуть выше левого, и совершенно не топкий. Лошади могли как следует и разогнаться, и оттолкнуться. Мой жеребец запросто перемахнул реку. Лона тоже легко перескочила, неудивительно - наездница она получше меня. А вот третья лошадь прыгать не умела, она и близко не доскочила до берега, едва преодолев середину.

А дальше Дваш взвизгнул, Лона закричала, ещё я услышал испуганное ржание кобылы. Но даже глянуть, что там творится, я не мог - жеребец, приземляясь, тряхнул меня так, что от дикой боли в глазах потемнело, а в ушах зазвенело. Потом звон сменился грохотом, а грохот - хлюпаньем. Голова закружилась, так что я на всякий случай спешился. Сквозь застилающую взгляд пелену я у самого берега увидел крокодила, а совсем рядом с ним - лакающего воду Дваша. Стало понятно, кто хлюпает, но всё это явно было галлюцинацией.

Тут весь мир закрутился с сумасшедшей скоростью, и я где стоял, там и рухнул. Конечно же, на раненую руку. Мой вопль наверняка распугал всех хищников - волков, крокодилов, медведей и даже ирбисов в далёких Драконьих горах. Не в силах терпеть такую боль, я потерял сознание.

***

Лона поливала меня водой, воняющей тиной, а Дваш облизывал лицо. Рука болела, но терпимо. Едва я попытался что-то сказать, Лона бросилась целоваться. Теперь она орошала меня не речной водой, а слезами. Это было куда приятнее, но нельзя заставлять плакать любимую женщину.

- Отставить плач, доложить обстановку, - скомандовал я, с трудом шевеля потрескавшимися губами. - Я есть много пропустивший, так ли это?

- Лошадка не допрыгнула до берега, а крокодил - тут как тут, - Лона честно пыталась прекратить реветь, но у неё не получалось. - Я видела, что ты вот-вот отключишься, и разобралась сама. Я его из громового оружия, автомата. Трудно целиться, оно прыгает, как ненормальное, но я пару раз попала, и крокодилу хватило.

- Ты есть молодец.

- Я знаю, - она улыбнулась сквозь слёзы. - Едва его пристрелила, Дваш бросился лакать воду, будто целый год не пил. Прямо рядом с дохлым крокодилом.

- Я есть видевший это. Но я есть не поверивший глазам.

- Мне тоже не верилось. Он же боялся крокодилов! Как же он так запросто отличает живых от мёртвых?

- Крокодилы есть отличающие девственниц от не девственниц. Лошади есть отличающие потомство королей от всех остальных. Вот и собаки есть генетически заколдованные.

- Но он же израильская собака! Израильтяне не используют генетическую магию.

- Мы есть не знающие, где Дваш есть родившийся и его родословная есть какая. И мы есть не знающие, израильтяне есть использующие магию какую.

- Тебя и так было трудно понять. А сейчас вообще невозможно. Так что давай перейдём к насущным делам. Что мы делаем - разбиваем лагерь или едем в "Уютный отель"?

Ехать не хотелось, но я понимал, что без целителей рана меня добьёт. Так что с помощью Лоны встал на ноги и побрёл к лошадям. Лона о них ни словом не упомянула. Думал, едва я рухнул на землю, принцесса занялась мной, а мой жеребец, перепугавшись громовой стрельбы, умчался куда подальше. Но нет, вот они, все трое, целые и невредимые, мирно пасутся.

Вновь Лона взгромоздила на жеребцов наши вещмешки, а потом помогла взобраться в седло мне. Выглядела она усталой и измождённой. Я даже вслух её пожалел, а она в ответ сказала, что большинство покойников, что она видела, выглядели куда живее меня. Тогда я ей припомнил укус пиявки, а она сказала, что приличные парни не напоминают девушкам о таких интимных вещах. На этом беседа прервалась, потому что мы тронулись в путь, а разговаривать на скаку неудобно.

Мы шли рысью, и кобыла держалась наравне с жеребцами, а галопа мне и так хватило, больше не надо. Я надеялся, что до темноты мы выберемся на трассу, а там уж как-нибудь доскачем до отеля. Замысел неплохой, но тут небо затянуло тучами, закапал дождик, грозящий перейти в ливень, и мы остановились.

У нас была палатка, но принцесса никогда в жизни их не ставила, а я мог орудовать только одной рукой. Вдвоём мы всё же осилили эту простенькую задачку, но здорово промокли. Разжечь костёр вряд ли получилось бы, и мы, оставив лошадей под дождём, залезли внутрь и попытались согреть друг друга теплом своих тел. Ни о каком сексе и речи не шло, оба вымотались до предела. К тому же в палатку, и так тесную, влез мокрый Дваш. Лона попыталась его выгнать, но пёс зарычал, и мне показалось, что угрожает он всерьёз.