Ничего не делаю, продолжаю без какой-либо реакции на эти психи смотреть на свет, поглаживая указательным пальцем подбородок.

И все же, что-то тут не так.

— Далеко собрался? — мимо меня по направлению к входной двери проносится вихрь, спасаясь от которого я чудом остаюсь нетронутым стоять на месте.

— В магазин, ты так долго телишься, что мне проще купить эти треклятые лампочки самому, — надевает мой длинный пиджак, засовывая обе руки сразу, одним движением усаживая его на своих плечах. Шнурует кроссовки и, вставая прямо у двери, уже на готовности поднося руку к дверной ручке, резко разворачивается, показывая пальцем от виска резко в мою сторону, намекая на то, что что-то он забыл.

Смотрю прямо на него, взглядом задавая вопрос, что же ему нужно, и, только собравшись отвернуться от него, чтобы вновь уставить взгляд на лампочки, которые я облюбовываю уже порядка часа, слышу довольно четкое «денег дашь?»

Отрицательно киваю, улыбаясь то ли себе, то ли ему, из-за чего уже через секунду слышу хлопок двери, на который, резко повернув голову, я понимаю, что Канта в квартире нет.

— Черт, бумажник же в кармане пиджака, — спохватившись, выбегаю на лестничную площадку, крича вдогонку этому ошалевшему чуть ли не басом. — Я не разрешал тебе выходить…

Лишь эхом отдававшееся от стен «я быстро», заставляет меня вспомнить о том, что на лестничной площадке я стою в одних трусах, а с этажа выше уже слышится топот спускающихся ног.

Возвращаюсь в квартиру, лишь прикрывая дверь на случай, если он вернется раньше нужного времени.

Не зная, чем заняться, прохожу на кухню, вспоминая, что обещал начальнику выполнить кое-какую работу по предстоящей презентации фирмы. А так как из выходных дней остался всего один, то нужно садиться за дело, иначе придется увольняться по собственному желанию, ну, или, в противном случае, ждать, когда тебя загребут под какой-нибудь приказ, ведь шеф по-любому будет точить зуб за невыполнение требований, особенно таких важных, как это.

Ставлю чайник на газовую плиту, присаживаясь на стул, закидываю ноги на стол, мысленно формирую предстоящие строки в презентации. Конечно, как обычно, понятное дело, что речь пойдет о слаженности рабочего коллектива, отлаженной работе наших связей и конструкций, которые мы применяем в работе.

Выстукиваю ногами ритм, словно уже сижу за компьютером, скользя пальцами по влажным от пота кнопкам, бывает у меня такое лишь при самой острой работе, к примеру, что сегодня предстоит.

Кипит чайник, сообщая противным свистом о том, что его пора выключать. Нехотя поднимаюсь со стула, доставая небольшую черную чашку и насыпая в неё растворимый кофе, — варить что-либо в турке мне категорически не хочется, к тому же, покупать лампочки не такое долгое дело.

Сахар я добавляю в редких случаях, в данном случае обошелся одной ложкой. Заливаю странную коричневую смесь с белыми крупицами, размешиваю на ходу ложкой, проходя комнату и опускаясь уже за компьютерный стол, ставя чашку рядом с клавиатурой.

Запускаю с автопилота машину, из чьих колонок доносится мощная партия электрогитары и ударных, переорать которые пытается охрипший мужской голос. Ясное дело, чтобы получить такой, мне не хватит времени длинною хотя бы в десять лет, потому что я просто-напросто убью свои легкие сигаретами и печень выпивкой.

Мысленно ругаю Канта за то, что он не выключил своё музло, просто выдернув провод наушников из гнезда и загасив компьютер, словно так и надо.

— Неужели опять ночью сидел? — ухмыляюсь, закрывая различные сайты и открывая сразу две нужные программы для набора текста и составления будущей презентации, в которую этот самый текст придется вставлять.

Гремит входная дверь, затем звон и стук замка, слышу сбивчивое дыхание, которое может означать лишь одно — это чудовище вернулось и, кажется, у него что-то стряслось. Вот только пусть не говорит, что похерил мой бумажник, отрабатывать же заставлю.

Отодвигаюсь на стуле, отъезжая чуть дальше от стола, чтобы дать своему телу возможность спокойно и без каких-либо помех встать. Выхожу в прихожую, наблюдая довольно странную картину: Кант упершись руками в дверь, закрывает её как можно плотнее, словно прячется от кого-то, все же, когда ему удается закрыть её на защелку, в ужасе отшатывается назад, заставляя меня прислушаться к тому, что происходит по ту сторону.

Топот каблуков, легкий и непринужденный звон. Лично мне это ничего не сказало, поэтому я сразу попытался выяснить в чем дело, как всегда не самым лучшим способом — напрямую.

— И что зде…

— Молчи, — подлетает ко мне так быстро, как только может, закрывая ладонью рот. — Услышит же.

И будто в подтверждение его слов, за дверью раздается звонкий голос, до боли знакомый и до рези в ушах отвратительный.

— Кант! Кант, я знаю, что ты там! Открой! — на повышенных тонах вопит она, пиная дверь своими каблуками с такой силой, что, кажется, это делает не девушка, а солдат, что только что вернулся с полевых учений и очень желающий жрать.

— Эй, Нэйт, это же твоих рук дело? Что ты сделал с моим мужем, отвечай, дрянь… — верещит она, словно баба из мультика, которую обычно так высмеивают в нашем людском кругу.

Лишь пожимаю плечами, хмыкая в сторону Канта, что без лица стоит рядом со мной, продолжая наблюдать за шатающейся дверью.

— Ты как хочешь, — шепчу ему прямо на ухо. — А я работать пошел, — сначала я хотел было пойти во всю ногу, но уловив затишье по ту сторону двери, понял, что лучше этого не делать, поэтому пошел как можно осторожней.

Добравшись до рабочего места, бросив ещё один взгляд на Канта, попытался погрузиться в работу, не обращая внимания на крики девушки.

— Знаешь… Так дело не пойдет. Меня все это достало, эти твои игры. Я знала, что ты не сможешь завязать со своей азартной жизнью, но не думала, что это будет так запущенно. Мне надоело, — притопнув ногой в подтверждение своих слов, разнося гул по лестничной площадке, она продолжила, предъявляя Канту очень весомый ультиматум. — Если завтра тебя не будет дома, я разведусь с тобой, — не знаю, к счастью или нет, но больше я не услышал от Надин ни слова, сразу после этой фразы тонкие шпильки зацокали в направлении к выходу, резво спускаясь по лестнице.

— Ушла, — констатирует парень весьма очевидный факт, проходя в комнату и выдыхая то ли от бега, то ли от усталости от такой странной молчаливой беседы.

— Знаешь, а ведь она действительно может с тобой развестись, — не отрываясь от монитора, поддерживаю с ним разговор. Пальцы, словно бисер, перебирают клавиши, успевая за мыслью, поток которой просто несется в голове.

Конечно же, помимо нужной информации, там присутствует ещё много всего, но отсеивать это все в корзину получается довольно ловко, из-за чего на первом листе уже есть плотная страничка набранного текста.

— Не сможет, я бы сказал, что кишка тонка, но дело в другом. Да и никуда я не собираюсь идти! В общем… Не сможет, — не знаю, кого в этом пытался убедить Кант — себя или меня, но на этих словах вся наша беседа закончилась: он нашел занятие поинтересней, я же решил не отвлекаться и доделать нужную работу, которую через несколько часов нужно будет отослать шефу на предварительную диагностику.

***

Возвращаясь с работы с небольшой папкой в руках, достаю ключи, подбирая нужный, всовываю в замочную скважину, делая два поворота. Захожу внутрь, вешая пиджак на вешалку и снимая обувь, оставляю папку на антресоли и, звеня ключами, опускаю их рядом. В квартире непривычно тихо, оглядывая помещение, захожу в комнату, не обнаружив Канта, лежащим на диване, захожу в следующую, чтобы найти его сидящим за компьютером, как всегда, в наушниках. Быстрее хочется поделиться с ним весьма радостной (для меня уж точно) новостью. И только зайдя в прохладное помещение, обнаруживаю, что сердце неприятно колет от закравшейся в голову мысли — я открыл дверь сам.

Первый раз за эти чертовы две недели.

— Все-таки ушел… А говорил, что не собираешься.