— Знаешь, — разворачивается, подходя ближе, вплотную, заставляя чувствовать тепло чужого тела. — Ты слишком много думаешь обо мне, — сглатываю, отгоняя от себя звериный инстинкт, понимая, что если возьму его прямо так, на утро буду жалеть об этом, перебинтовывая открывшиеся раны. — Иногда нужно просто жить в своё удовольствие, — теплая ладонь опускается на грудь, скользит вниз, обводя контуры пупка и не останавливаясь, сжимает член у основания, больше причиняя боли, чем удовольствия. — Скажи мне, легко ли все время сдерживать себя? — закрываю глаза, пытаясь ровно выдохнуть и привести чувства в покой, но не получается, оставаясь наедине в кромешной тьме, я ещё больше ощущаю аромат его кожи, эти ровные вдохи, даже стук его сердца, что слышен сейчас так отчетливо.

Этот мальчишка всегда сводил меня с ума. Никогда я не испытывал к нему подобных чувств, кроме обыкновенного желания — обладать этим телом. Мне не хочется заполучить его как игрушку, нет желания иметь ключ от этого тайника, я не против делить его с кем-либо, если будет на то его желание, он сам уйдет… Но это ощущение, что с каждым днем все чаще охватывает меня, имеет огромную власть над моим разумом, бороться с которой я не в силах.

Подхватываю его тело, давая ногами обхватить меня за талию. Не растерялся, сразу вцепившись руками в мои плечи, оставляя на них белые полосы от ногтей, что просто покраснеют через какое-то время, превратившись в единое месиво на моей коже.

Жадно касаюсь его губ своими, затягивая по очереди каждую, обсасывая на поверхности, не торопясь загнать в его глотку свой язык, словно самого себя провоцирую такой медлительностью.

Кто из нас торопится больше?

Ощущаю его руки, что в бешенстве мечутся по моей спине, забегая на талию и очерчивая плоский живот. Не похвастаюсь наличием кубиков на нем, но и не пивной шар, чтобы жаловаться на скрытые мышцы под кожей.

Дергаю за волосы, сжимая темные прядки в кулак, заставляю Канта задрать голову, подставляя шею прямо под мои губы. Языком касаюсь пресной на вкус кожи, ощущая легкую солоноватость на кончике.

— Знаешь, порой ты меня так раздражаешь отсутствием этой активности, — шипит он, сбиваясь с дыхания все чаще. — Но за такие моменты ты заставляешь любить тебя в несколько раз больше, было бы это чаще, наверняка бы, надоело… — кусаю за ключицу оставляя неглубокий окровавленный след.

Лишь зажимая рот рукой, Кант спасает комнату от крика — больно, но никто и не спорит, просто не люблю, когда он пытается разговаривать, его тянет на откровения, из-за которых мы неделями потом не разговариваем, он, словно малое дитя, никак не может согнать со щек румянец за сказанные в особой обстановке слова. Правдивые. За что и мучается, думая, что они меня хоть как-то задевают или обнажают и так абсолютно нагую душу Канта передо мной.

Веду рукой к его паху, стягиваю трусы с бедер, даже не рискуя брать его плоть руками через ткань, прекрасно понимая, как бы было неприятно и не комфортно ощущать это. Накрываю ладонью его член, проводя большим пальцем по головке, сжимая её чуть сильнее, чтобы тихое шипение вновь коснулось слуха.

— Придурок, — пыхтит, когда сухой палец нажимает на сжатое колечко мышц. В таком положении расслабиться будет трудно.

Поднимаю его талию, обхватив руками, заставляя тело описать полукруг, чтобы перевернуться на живот с громким стуком. Спускаюсь чуть ниже, проводя языком по внутренней стороне бедра, поднимаюсь чуть выше, ощущая, как он напрягается, рассыпаясь очередной дрожью подо мной. Помогаю себе пальцем, обильно смачивая слюной то маленькое пространство, прикосновения к которому заставляют его так трепетно воспринимать последующие действия.

Поднимаюсь выше, обхватывая рукой его шею и сгибая руку в локте, сковываю его словно в тисках. Подставляю головку члена к мокрому входу, слушая, как дыхание Канта на мгновение замерло — боится. Всегда боялся.

Вхожу медленно, оставляя возможность для паники в его голове, прекрасно понимая, что он всегда ждет от меня каких-то необдуманных действий. Раскачиваясь бедрами, почти вползаю в его тело, чувствуя эту сладкую тесноту, сжимающую мой член с такой приятной силой, что каждый толчок в него дарит наслаждение.

Не глядя дергаю за край свободной подушки, приподнимая Канта и подсовывая её под его тело, почти на уровне ребер. Обвожу рукой его набухшую плоть, со всей силы вдавливая в диван, и словно со вспышкой, резко открывая глаза, трогаю второй рукой бинты, боясь обнаружить их мокрыми. Сердце бешено стучит, когда пальцы осторожно проводят по шершавой части сплетенных волокон на его теле. Отпускает только тогда, когда руки остаются чистыми.

Дальше уже осторожней, лишь рука, что сжимает его волосы, позволяет немного усмирить пыл своего организма.

Новый толчок, срывает с его губ скомканное мычание, вновь давая мне понять, что и сегодня криков я от него не услышу. Никогда не слышал. Наверное, поэтому так рад этому, иначе в других случаях подобный секс с тонной непонятных звуков, как в обезьяннике, с точностью напоминает зверинец. А я с детства ненавижу зоопарки.

Толчок, каждый раз подпихиваю его по инерции к спинке дивана, заставляя просто влезть на нее, перегнувшись через нее и упершись одной рукой в стену, а другой в подлокотник. Осторожно поглаживая его член рукой, чуть медленнее, чем движения внутри него, касаюсь губами плеча, оставляя на нем мокрые следы, перехожу на спину, чувствуя на них чужую влагу — жарко.

Дальше куда чаще, ритмичнее, рывками проникая в него и выходя, заставляя больше себя изнывать от этих движений. Тело плавится, словно брусок железа. Нравится. Эти ощущения заставляют испытывать нечто недосягаемое. Словно мы занимаемся не сексом, а едим ту еду, купить или приготовить которую просто невозможно, поэтому такого нигде больше не сможем найти.

Скользкий член от смазки и слюны подрагивает, чувствую, как каждая венка на нем на мгновение сузилась и стала шире.

Сдавленный крик в собственную ладонь и водянистая жидкость оседает на ткани дивана, на который следом падает обмякшее тело, утягивая меня одной рукой за собой, заставляя почувствовать легкую улыбку, очертание которой впечатывается мне прямо в щеку, словно детский и невинный поцелуй.

— Знаешь, а ведь ты мне испортил уже второй диван, — выдыхаю ему в ответ на подобный жест, цепляя пальцами одеяло и укрывая нас обоих, не выходя из такого положения, просто закрывая глаза, чувствую, как сон овладевает мной.

========== Часть 5. ==========

Стою прямо под люстрой, разглядывая три лампочки, что с короткими перебоями мигают одна за другой, маскируясь под отличную и безупречную работу. Выдыхаю, вновь поднимая голову вверх.

— Давай ещё раз, — командую Канту, что с недовольной физиономией стоит около выключателя, держа средний палец прямо на нём, по возможности направляя ближе по траектории к моему лицу.

И так понимаю, что достал его, но все же покоя это странное явление мне не дает…

Послушно нажимает ещё раз, выключая свет, и через определенное количество секунд возобновляет его работу, создавая в комнате какое-то время эффект ночного клуба.

— Да и ежу понятно, что они горят попеременно: две работают, одна — нет, — бурчит он, но все же руки не отпускает, прислонившись к стене, упорно продолжает ставить опыты вместе со мной.

— Ну, смотри… Сейчас левая не горит, до этого правая была, потом опять левая, затем по центру и так далее, чего они не соблюдают хоровод? Раз решили баловаться, то пусть хоть последовательность блюдут, — нахмурившись, снова киваю ему, слушая тихое рычание и наблюдая взбалмошный всплеск всех конечностей.

— Нет, да ты достал, сходи уже да купи лампочки. Ты уже две недели откладываешь это дело… — кричит он, с разбегу прыгая на диван и тут же вскакивая с протяжным воем. — Блять. Пружины, опять забыл, — пыхтит, как чайник при закипании, хватает со стула свои джинсы и буквально влетая в них, бежит в мою комнату за кофтой.