— Как рука?

Машу перед носом забинтованной конечностью: широкая полоска, окутывающая ладонь.

— В полном порядке. Хорошо, что не правая, — выдыхаю с облегчением, не переставая улыбаться.

Такая рана — пустяк. Не вешаться же из-за нее?

— Лирой, Лирой, — за спиной раздается звонкий голос, и в то же мгновение теплая рука Трейси накрывает плечо, а девушка повисает на спине. — Догадайся, кто в ближайшее время наконец соберет свои манатки и съедет от меня? — в нос ударяет запах перегара. Кажется, кто-то опять пьёт на рабочем месте.

Перед глазами появляется сверкающий в лучах прожектора ключ.

— Да ладно? — перехватываю и не могу поверить своим глазам.

— Шоколадно. Глен постарался, квартира-студия неподалеку от твоей учебы, до клуба придется добираться, но зато в универ будешь ходить пешком.

— И где же он достал такую? Сколько оплата в месяц?

— Потянешь. И на жизнь останется. Просто с «красного зала» уволился один бармен, переезжает в другой город. Сказал Глену, что если кому из сотрудников надо, может поговорить с арендатором, чтобы попридержать квартирку. Так Глен сразу же и забрал.

— Во дела. Даже не знаю, как отблагодарить, — смахиваю капли пота со лба. Что-то жарко сегодня.

— Начни с меня. Поблагодари своим переездом, — наконец отстает от моей спины. Под рубашкой слишком липко.

— Я же знаю, что скоро ты взвоешь от скуки, — широко улыбаюсь. — Так уж и быть, разрешу тебе себя навещать.

Девушка, оправдываясь, что нужно возвращаться к работе, скрылась в толпе.

Сжимаю ключ в ладони, словно не веря, что держу его.

— Твоя подруга? — наблюдая за моим восторгом, спрашивает Райс. Похоже, я о нем успел забыть.

— Да.

— На работе познакомились?

— Нет, с детства вместе ошивались. Можно сказать, моя работа здесь — ее заслуга.

— Вот оно как, — довольно ухмыляется и переводит взгляд на часы. — Ладно. Мне пора. Увидимся.

Протягивает руку и, дождавшись пожатия, забирает пиджак со стула и скрывается в толпе.

Сегодня Райс побыл совсем немного в клубе. Значит, действительно были дела.

— Знаешь, — за спиной появился Френк. — Трудно не заметить его жадного взгляда, — я вздрогнул. — Он так и пожирает тебя, не боишься?

— Чего? — непонимающе переспрашиваю.

Действительно, а чего я должен бояться?

— Когда-нибудь он не выдержит и возьмет тебя прямо на барной стойке.

Я подавился воздухом.

— Сбрендил?

— Нет, просто предостерегаю тебя. Я, кажется, пока один в курсе его планов на тебя, но будь осторожней.

Не знаю почему, но слова парня ни капли меня не задели. Не могу сказать, что в последние дни я стал слишком невозмутимым, но этот Райс своего рода являлся моей отдушиной. Между нами негласно было все решено: его чувств я не принимал, но и он этому не противился.

***

Так приятно просыпаться в своей постели. Просыпаться не потому, что где-то за стенкой гудит фен или играет не самая приятная музыка. Открывать глаза под будильник, заведенный на то время, когда именно мне удобно. Да… Вот это жизнь. Давно я о таком мечтал.

На дисплее телефона мелькает давно установленное напоминание «зайди к отцу». С каким-то сожалением и горечью понимаю, что тянуть больше смысла нет. Прошло уже больше трех месяцев с моего ухода. Как бы убого и падко это не звучало, но нужно проверить, дышит ли он еще?

В универе сегодня ненужные пары, а это значит, что можно спокойно пропустить их все. Схожу на квартиру, проведаю и успею вернуться до начала рабочего времени.

Нехотя поднимаюсь с кровати, натягиваю на себя постиранные джинсы, замечая, что ткань достаточно села, что налезает на ноги, словно вторая кожа. Стандартные процедуры: зубная щетка, бритва, чай с бутербродами и просмотр новостей. Не знаю, почему всё еще интересуюсь, что творится в мире, когда давно живу уже совсем в другом. Отличном от того, что показывают по телевизору. Ни хуже, ни лучше.

Ноги не хотят слушаться. Медленно поднимаюсь по ступенькам на четвертый этаж. Ощущение, будто к щиколоткам привязали гири. Пакет в руке заставляет крениться в бок под тяжестью: свежие фрукты, немного готового мяса и бутылка минеральной воды — на всякий случай.

Останавливаюсь у двери, считаю до десяти и тяну на себя ручку. Открыто.

Пожалуйста, лишь бы опасения не оправдались.

Я ведь даже не прочь бросить все: работу, квартиру и вернуться, чтобы снова помогать тебе, впахивать за двоих, подменять тебя на работе, но только чтобы видеть хоть каплю человечности во взгляде.

Неприятный запах стоит у самого коридора. Сколько недель, месяцев ты не выносил мусор? Хотя бы выходил из дома?

С кухни доносятся звуки включенного телевизора. Кажется, время замедляется до такой степени, что между ударами сердца проходит вечность. Захожу на кухню и застываю в дверном проходе.

Ничего не поменялось.

На что я надеялся?

Склонившись, спит, уткнувшись лицом прямо в стол. Рядом стоит законченная бутылка портвейна, в радиусе стола не намечается даже стакана: уже просто хлещет с горла.

— Отец! — окликаю его, но безрезультатно.

Подхожу ближе, водружая тяжелый пакет на стол. Даже не шелохнулся.

Пришлось приводить в сознание, будить, потряхивая за плечи.

Вытирает обильно стекающую по подбородку слюну и, часто хлопая глазами, смотрит на меня. Щурится, словно зрение с единицы резко упало до минус шести. А во взгляде ни капли… Нежности? Любви? Нет, о таком я уже даже не вспоминаю. Элементарного признания, даже его там нет.

— Ты? — хрипло спрашивает, хватаясь за бутылку, делает глоток, но в горло не упало и капли.

«Ты?» — эхом отдается в голове, когда вообще в последний раз он называл меня сыном или хотя бы по имени.

Шарю в пакете и достаю прохладную бутылку, откручиваю крышку, разнося по помещению желанное шипение, и протягиваю ему.

Воротит нос, криво косясь на меня.

— Я не принимаю подачек!

— Что ж, тогда просто оставлю ее, — специально туже закручиваю бутылку и возвращаю на место.

— Что ты притащил сюда? — с отвращением смотрит на пакет, словно перед ним лежит разделанный труп крысы.

Жаль, что это действительно не он…

— Принес тебе еды, когда ты в последний раз ел?

Смех.

Смех, противный смех заполнил всё помещение. Некрасивый, хриплый, противный смех.

Интересно, сейчас он потешается над проявленной мною жалостью или над своей жалкой жизнью?

— Какого черта ты вернулся? Что, выгнали с ночлежки, больше и там нет места для нахлебников? — раздражения в голосе уже не скрыть.

— Меня никто не выгонял. Я снимаю квартиру и живу вполне неплохо…

Зря.

Ой зря я это сказал. Лучше бы молчал, проглотив язык, и косил под немого.

Тяжелый взгляд поднимается, с явным злорадством оглядывая мое лицо. Мгновение. Успеваю только сделать машинальный шаг назад, прислоняясь спиной к стенке, перед тем, как стол со всем содержимым будет опрокинут на пол. Грохот. Звон разбившегося стекла.

— Так какого черта ты приполз сюда, щенок? — срывается на ор. Кажется, соседи снова станут свидетелями вспышки гнева.

— Вытаскивать тебя из дерьма, в котором ты сидишь. Я, как наивный ребенок, думал, что мое отсутствие хоть как-то тебя вразумит, что ты одумаешься, придешь в себя!

— Ты пересмотрел мультиков, малыш. Убирайся, пока я не разбил о твою голову что-нибудь тяжелое. Видеть твое счастливое лицо не могу! Катись в свою счастливую жизнь, а меня оставь в покое.

— Теперь я понимаю свою мать. Глупо надеяться, что в пустыне вырастет что-то другое, кроме кактуса!

Собираюсь развернуться, чтобы на этот раз навсегда пулей вылететь из квартиры, но не успеваю: кулак, сжатый до потрескавшейся кожи, прилетает мне прямо в лицо. На мгновение мир перед глазами темнеет. В голове раздается оглушительный звон.

— Я же говорил, не упоминай о ней при мне!

Пячусь назад, сплевывая кровь из разбитой губы, кажется, в рот хлещет уже даже из носа.