— Куда ласты навострил?

— Домой, есть хочу жутко. Голодный я, — выдавил брат, совершенно не осознавая, что спалил свою контору с потрохами.

Кристина успела отойти до того, когда я повернулся, чтобы попрощаться с ней по-настоящему, поэтому продолжая держать брата, облокачиваясь на него, я решил исполнить его желание.

— Пойдем, я покормлю тебя. Знаешь, что на обед? Сварю суп из твоей ревности и приправлю его своим «а с какого хуя, собственно?»

— Это так заметно? — к моему большому удивлению переспросил Илья, вместо ожидаемых отпирательств — челюсть чуть не сделала сальто на асфальт.

И уже прямо над его ухом:

— А ты хотел оказаться на ее месте?

И вместо ответа получаю тычок в бок — брат вывернулся из моей хватки и в одиночку направился в сторону дома, запихав руки в карманы.

А я догонять его не стал, еще долго наматывая круги по двору, выкуривая одну за одной и бесконечно рассуждая на тему «правильно ли я все понял».

***

Недели мчались, а в свою собственную колею я так и не вернулся. Случившийся однажды надлом в моей маленькой серой и грязной жизни разросся трещиной по скорлупе, позволяя солнечным лучам пробиться во тьму, создавая такой разительный контраст почти черного у самого верха и сгустка света в самом низу. На чашу весов один за другим падали несоответствующие моей линии поведения поступки, словно кто-то наверху старательно помогал мне перекрыть ими давние грешки. Я окончательно запутался в себе, словно кот, играя с клубком, оказался скован нитками, как я — происходящим.

Хоть я и не просил у общества прощения за свой скотский характер и блядские поступки, оно словно махнуло на меня рукой, мол, «с каждым бывает», удивительно быстро делая меня незаметным для окружающих. Люди теряли ко мне интерес, а я, наоборот, находил в себе силы и желание копаться в своем прошлом и детально разбирать его, анализируя. В этом бесконечную поддержку оказывал мой одноклассник и друг Стас. Сидя в актовом зале на выпускном, игнорируя происходящее на сцене, он обратился ко мне с вопросом, не требующим ответа:

— Рад, что выпускаешься из школы человеком?

— А собирался выпуститься обезьянкой?

— И как тебе пришла в голову идея вдруг стать адекватной особью? Посмотри, у окружающих тебя людей отпало желание при малейшем контакте с тобой мчаться делать сорок подряд от бешенства.

— Это магия Хогвартса.

— Это, друг мой, «и встал он на путь истинный».

— Думаешь, прям так встал?

— Ты опять о своем члене? — уточнил Стас чуть громче, чем требовалось — на нас тут же покосились удивленные и заинтересованные взгляды. Я видел, как в соседнем ряду улетели на лоб брови чьей-то мамани.

— Не в этот раз.

— Ладно, отбросим в сторону твои шуточки. Я рад, что за эти годы каждый раз, когда ты бесил меня и у меня появлялось желание вскрыться вместе с беднягой, которого ты доставал, я не послал тебя далеко и надолго. Благодаря этому, наблюдая твою чудо-трансформацию…

— В электропоезд.

— Да хоть в электродилдо, как тебе угодней. Но спасибо тебе, скотина, за твою дружбу.

— Знаешь, откручивать головы я еще не разучился, обзываться было не обязательно.

— Я же любя! — похлопывая по плечу, Стас тепло улыбнулся и все же переключил свое внимание на торжество. Мне следовало заняться тем же. Чтобы через пару лет было по чему ловить ностальгию.

***

Слова Ильи не выходили из головы, как только попали в нее. И хуже всего мне становилось от умозаключений, к которым я приходил: повышенное внимание брата ко мне оказалось вещью приятной и, как я в итоге понял — востребованной, потому что останавливаться на этом я не собирался, ежедневно получая в домашних условиях подпитку. Одного его вида было достаточно. Я смотрел, как Илья хмурит брови, морщит курносый нос, закусывает в недовольстве губы и как часто одаривает пристальным взглядом, думая, что я не замечаю. Конечно, из книжек и Интернета о данном виде любви мне было известно достаточно. Тесная связь между близнецами — факт научный, а гиперповышенная чувствительность и потребность друг в друге — факт неоспоримый, и история знает все формы и все виды, в которых проявлялась данная потребность.

Одну из таковых форм, не самую редкую из имеющихся, я собирался проверить сразу после окончания выпускного. Домой я явился в небольшом подпитии, добровольно отказавшись от встречи рассвета с одноклассниками. Я заранее знал, что по приходе в квартиру, в ней обнаружится моя более миниатюрная копия, и не прогадал. Снимая по дороге костюм, освобождая себя от оков официоза и празднества, я прошел в комнату, где в своей постели уже сопело сонное тело.

— Всего третий час, а ты уже… Мда, из тебя выходит самый худший пример проведения выпускных, неужели даже на Алых Парусах не показался?

— Я выпил немного — у меня разболелась голова, и я предпочел отправиться домой, — не поворачиваясь ко мне, лениво возразил Илья. Наши голоса так непохожи. Мой, по неизвестным мне причинам, чуть ниже. Его же — из-за прерванного сна — чуть с хрипотцой.

— Разболелась голова? Знаешь, иногда я сомневаюсь, что мы из одной утробы.

Илья ничего не ответил, безразлично пожимая плечами.

— Давно дрыхнешь?

— Меньше часа.

— Хороший мальчик, значит, все же успел погулять. Где мама? В комнате не горит свет.

— Она-то как раз вовсю отмечает, просила не ждать.

— Настоящая сорокалетняя выпускница!

— И не говори. У нас классная мама, — чуть более оживленно поддерживает Илья. Окончательно раздевшись, я проследовал к постели брата, по пути чуть не сломав ногу и не навернувшись — на полу что-то валялось, а свет я не включал.

Поддев пальцами одеяло, я забрался в кровать к Илье, обнимая сзади, носом утыкаясь в плечо.

— Такой холодный, — только успевает проронить брат, нарочно лишая голос эмоционального окраса. А в ушах уже отдается его участившееся сердцебиение.

Ты такой чувствительный.

Продолжительно молчу, укладывая голову на подушку и придвигаясь вплотную, так, что носом трусь о тонкую кожу на шее, опаляя дыханием.

— Может быть, я такой, потому что ты должен меня согреть.

На этот раз молчит уже он. И эта тонкая игра начинает мне нравиться с каждой минутой все больше. Алкоголя в крови не так много, чтобы не отдавать отчет своим действиям, и прекрасно осознавая это, я решаюсь на далеко не последний шаг: легким касанием губ прижимаюсь к его шее, на мгновение замирая. А ритм его сердца начинает вновь набирать скорость. Интересно, что он чувствует? Ему страшно? Он ничего не понимает? Или же просто ждет, что дальше? Мой брат никогда не действует первым, и мне ли не знать об этом.

Как же ему повезло, что у него есть я.

Поцелуями спускаюсь от шеи по спине, языком проходясь между лопаток — выгибается навстречу, почти стирая границы между нашими телами.

— И как долго ты бы этого ждал? И что делал, если бы у меня на этот счет было другое мнение? — наверное, задавать такие вопросы, чередуя с поцелуями — не самая лучшая идея. Илья, как испуганный кролик, боится лишний раз пошевелиться, не то чтобы издать какой-то звук. И я не настаиваю больше. Монолог — тоже неплохо.

Знал бы ты, что я собираюсь сделать. И сделаю.

Проскальзываю рукой под его, ладонь касается груди, соскальзываю вниз, проводя пальцами по впалому животу, чуть задерживаясь, прежде чем накрыть стояк, обтянутый тканью не самого сексуального в мире нижнего белья, но это даже лучше. Носом утыкаясь в его спину, куда-то в середину, приподнимая указательным пальцем снизу податливую ткань, ныряю всей рукой, накрывая набухший член. Шумный выдох Ильи дрожью отзывается во мне.

— Не стоит так сильно напрягаться, я тебя не съем. Расслабься.

— Вряд ли получится, — голос настолько хриплый, что кажется, будто он заболел, и горячее тело тому подтверждение, но я-то знаю, что дело в другом.

Тягуче медленно поглаживаю его, чуть сжимая у основания и снова — вверх, большим пальцем сдвигая кожу на головке.