По утрам он с важным видом становился перед зеркалом, торжественно поднимал руку в гитлеровском приветствии. Штандартенфюрер Эрнст Поллер! Штандартенфюрер! Можно ли вообразить себе что-нибудь более значимое?

И вот пришел наконец его час! Поллер с утра до вечера торчал в своем кабинете и ждал. Если он выиграет, то его мечта исполнится. А выиграть он должен! Необходимо только терпение. Но сколько может ждать наиболее терпеливый из всех терпеливых, Эрнст Поллер?

В тот день, когда Клос встречался в «Дороте» с Лизой Шмидт, Поллер, как он считал, уже был готов завершить свою операцию. У него в руках были все козыри, детально разработанный план и достоверная информация агента. Оставалось только неторопливо, постепенно, но не позже, чем в ближайшие двадцать четыре часа, реализовать все это.

Следовало обезвредить не только противника, который свил себе гнездо во Вроцлаве, но и его агентуру… Может, только теперь и начнется его большая игра?..

Но с кем он имеет дело? Неужели такие качества Поллера, как его профессиональное умение, ловкость и хитрость, могут идти в сравнение с аналогичными качествами славян? Он рассмеялся, залпом выпил рюмку коньяку, закурил сигару и посмотрел на часы. Поднял телефонную трубку, набрал номер. Раздался длинный гудок. С минуту подождал, потом бросил трубку и нажал кнопку звонка. В дверях появился (Эрнст Поллер не терпел даже тридцати секунд задержки) его помощник Йоганн Брандт.

— Позвони на телефонный узел, — сказал Поллер, — не поврежден ли телефон 209-13. Не могу дозвониться.

— 209-13? — повторил Брандт. — Будет исполнено.

Наступали ранние зимние сумерки. Подул резкий восточный ветер. Люди поднимали воротники плащей, ускоряли шаг, торопились укрыться в подъездах.

В квартире Лизы Шмидт было тепло и уютно. Над широким диваном, прикрытым пестрой накидкой, висел портрет фюрера. Два глубоких кресла стояли у столика, на котором возле телефона лежала потрепанная «Майн кампф». Клос внимательно оглядел комнату. Видимо, так и должно быть: по-мещански, без особого вкуса, в соответствии с ролью, но с какой?.. Только одно не гармонировало с обстановкой: рождественская елочка в углу комнаты. Разноцветные блестящие шарики, ангелочек на верхушке… Клос усмехнулся: ну разумеется, как он сразу не подумал об этом?! Он притянул к себе Лизу.

— Не спеши, Ганс… — проговорила она мягким, ласковым голосом. — Тебе нравится у меня?

— Очень, — ответил он откровенно. — Ты очень нравишься мне.

Клос подошел к столику и взял в руки «Майн кампф». Книга была потрепана, видно, ею часто пользовались. Взглянув на телефон, запомнил номер — 209-13.

Девушка молчала, ждала чего-то.

— Ты, Лиззи, не жалеешь, что пригласила меня?

— Нет, нет! — весело ответила она. (Клос почувствовал, что ее веселость и радушие наиграны.) — Я рада, что ты пришел. Сейчас приготовлю поесть и выпить.

— Из праздничных запасов?

— Нет, к празднику я не готовлюсь.

— А где будешь на рождество?

Девушка удивленно посмотрела на обер-лейтенанта:

— Почему ты об этом спрашиваешь?

— Да так… — уклончиво ответил Клос. — Стараюсь вспомнить, где я видел подобную елочку?

— Смешно. Елка как елка. Тебе не нравится? Я каждый год наряжаю елку.

— И всегда так, как эту? У нас в доме была другая. Почти без игрушек, голые ветви, прикрытые ватой… Во всех немецких домах, где я бывал, елки строгие, без особых украшений.

— Не понимаю. — Лиза смотрела на него с беспокойством. — Что ты хочешь этим сказать?

— Такие же елочки, украшенные разноцветными блестящими шариками, с ангелочками, я видел только в Польше, Лиззи. Это польская елка. — И подумал: «Паясничаю, как клоун, или в самом деле стал сентиментальным. Чего хочу достигнуть? Эта девушка около двух лет добывает сведения нашей разведки. Но почему предала? Если бы я знал, что она невиновна, то немедленно ушел бы из этого дома. А может, остался бы? Она приглашает к себе немецких офицеров, приезжающих с фронта в отпуск, а потом просматривает их карманы или вызывает каждого на откровенный разговор. Но сообщает ли она в гестапо о тех, кто слишком болтлив и разглашает военную тайну? А если Артур Второй ошибается?»

— Хочешь, я сниму с елки эти забавные игрушки? — спросила Лиза.

— Не говори так, это расстраивает меня.

— Почему? Или ты думаешь, что немецким офицерам не могут нравиться польские елки? А польские девушки?

— Я был в Польше, Лиззи, — серьезно ответил Клос. — Они нас, немцев, ненавидят. Нередко стреляют в нас. — Он снова притянул ее к себе. — Поэтому мы так тоскуем по немецким девушкам.

Как же надоело ему притворяться! С каким удовольствием он задал бы этой девушке два-три вопроса по-польски!

Клос обнял и поцеловал ее. Лиза сидела с закрытыми глазами.

— Не нужно, Ганс, отпусти меня, — сказала она строго.

— Почему, Лиззи?

— Я обещала приготовить тебе что-нибудь поесть и выпить.

— Я не голоден.

— Наберись терпения, милый… У нас есть время. Очень много времени.

Клос погасил верхний свет, включил радио. Передавали очередную сводку командования вермахта… Ожесточенные бои в Сталинграде и ничего больше… А ведь советские войска наступали по всему фронту. Армия Паулюса была окружена. Однако гитлеровское командование не сообщало об этом…

Клос попытался настроить себя на отдых. Из кухни доносилось позвякивание тарелок. Он подумал, что вечер с такой очаровательной девушкой действительно мог бы стать приятным. Клос посидел, закрыв глаза, потом вскочил с дивана и начал прохаживаться по комнате. Заглядывал во все углы, за картины, коврики и шторы, искал, не спрятаны ли здесь микрофоны. Ничего не обнаружив, он выключил радио и снова присел на диван. Его охватило разочарование. Прошел уже целый день, а он ни на шаг не продвинулся к своей цели.

Лиза действительно умела вкусно готовить. Вино, правда, оказалось не лучшего качества, но колбаса в томатном соусе и пирожные собственного изготовления были очень вкусны. Для всего этого необходимо иметь дополнительные продовольственные карточки.

Клос пил много, она все время подливала в его бокал, но сама почти не пила. Беседу вела тонко, осторожно. Он подивился ее умению задавать вопросы, на первый взгляд невинные, без особых намеков и предположений. Казалось, она не слушает собеседника, давая ему понять, что ее, немецкую девушку, служебные дела офицера вермахта вовсе не касаются. Но ее интересовала каждая мелочь, и девушка упорно добивалась своей цели.

Клос решил облегчить ей игру. Он рассказал о своих фронтовых друзьях, которые с танковым корпусом недавно переброшены из-под Москвы на Дон, даже назвал их имена, прибавил несколько фамилий офицеров и номера их частей, направленных под Сталинград.

— А ты? — спросила Лиза. — Тебя туда не пошлют?

Клос рассмеялся:

— Не знаю. Если танковую дивизию, которая недавно находилась во Франции, направляют на Волгу, то, вполне понятно, каждого из нас может ожидать Восточный фронт… Но я вернусь, Лиззи. Мы еще увидимся.

— Все так говорят, — со вздохом произнесла девушка. — Все, с кем я общалась здесь. Приезжают на несколько дней в отпуск — и обратно на фронт. Иногда получаю от них письма: тот отморозил ноги, а этот тяжело ранен. Не получаю только извещений об их гибели. Такие извещения мне не присылают…

— Ты со многими была знакома?

— Это что — ревность, Ганс? А не кажется ли тебе, что слишком рано?

Он притянул ее поближе к себе, и в это время раздался. пронзительный звонок.

— Телефон? — спросил Клос.

— Нет, это в двери. — В ее голосе послышалось беспокойство: — Я никого не ждала. Подожди…

Лиза вышла в прихожую. Через дверь комнаты Клос увидел, как Лиза открыла. На пороге возник мужчина в форме железнодорожника.

Этого человека Клос не знал, и не успел рассмотреть получше его лицо, как вошедший грубо оттолкнул Лизу от двери.

— Лиза Шмидт? — спросил он громко.