– Ее светлость ждет вас, миледи. В будуаре.

– Она еще не легла? – удивилась девушка.

– Нет, миледи, – уверенно ответил слуга. – Леди Брокенхёрст строго-настрого наказала мне передать вам, что ждет вас наверху.

– Хорошо. Спасибо.

Мария уже подошла к лестнице и стала подниматься наверх.

Чарльз вышел из парадной двери своей новой квартиры и вдохнул полной грудью. После натопленной гостиной, в которой он просидел весь вечер, глоток прохладного воздуха освежал. Но Чарльз был рад, что провел это время с матерью. Пожилая леди была в восторге от новой жизни, а уверенность, с которой она неизменно отзывалась о его планах, воодушевляла. Миссис Поуп не сомневалась, что предприятие сына вскоре расширится по всему миру и он заработает целое состояние. Мало того, она была также убеждена и в том, что Чарльз купит дом в самой фешенебельной части Лондона, а она будет вести хозяйство – разумеется, пока мальчик не найдет себе жену. И очевидно, что все это произойдет в ближайшем будущем.

Естественно, Чарльзу хотелось сказать, что у него уже вроде как появилась невеста, но сообщить эту новость следовало осторожно, чтобы матушка не сочла себя обузой. Чарльз очень хотел, какой бы оборот ни приняла его жизнь, сделать так, чтобы мать чувствовала себя в его доме уютно, и не сомневался, что Мария ему в этом поможет. Поэтому он позволил себе уклончивый намек: дескать, есть одна девушка, с которой он хотел бы ее познакомить, и миссис Поуп восприняла это благосклонно.

– Ты назовешь мне ее имя?

– Мария Грей. Тебе она наверняка понравится.

– Не сомневаюсь, раз ты ее выбрал.

– Но окончательно еще ничего не решено.

– Почему, если она так тебе нравится?

Маленькая гостиная была очень милой, особенно для сдающихся внаем комнат в Холборне, – с узорчатыми ситцевыми занавесками на окнах и стеганым диваном. Именно на нем и сидела мать, рядом с рабочим столиком, который привезла с собой. За разговором миссис Поуп время от времени делала стежок на незаконченной вышивке, но молчание, которым Чарльз встретил ее вопрос, заставило пожилую женщину остановиться и воткнуть иглу. Мать ждала ответа.

Чарльз чуть заметно поморщился:

– Сложный вопрос, так сразу и не объяснишь. Ее мать – вдова и, конечно, чрезмерно печется о своей единственной дочери. Она не вполне убеждена, что я воплощаю в себе все те достоинства, которые она ожидает от будущего зятя.

– Тогда она очень глупая вдова! – рассмеялась миссис Поуп. – Будь у нее побольше здравого смысла, она бы целовала землю под твоими ногами с того момента, как ты вошел к ней в дверь.

Чарльзу не хотелось настраивать мать против семьи своей невесты.

– Поверь, у леди Темплмор есть причины относиться ко мне настороженно. Видишь ли, она уже подобрала для Марии блестящую партию и была разочарована тем, что дочь ее не послушалась. Полагаю, что нельзя ее за это осуждать.

– А я полагаю, что очень даже можно. Подумаешь, леди Темплмор. – Миссис Поуп выговорила это имя с таким презрением, что Чарльз невольно пожалел, что поделился с родительницей своими трудностями. – Наверняка этот блестящий жених не годится тебе и в подметки. Хорошо хоть девушка оказалась умнее своей мамочки. – Миссис Поуп вернулась к рукоделию, но теперь она колола ткань с легким негодованием, словно та тоже участвовала в разговоре. – А почему у матери фамилия Темплмор, а у дочери – Грей?

– Темплмор – это титул ее покойного мужа. Грей – семейная фамилия.

– Значит, отец Марии – лорд Темплмор?

– Граф Темплмор, если быть точным.

Постепенно миссис Поуп осознала слова сына, и непринужденный ритм стежков возобновился. Итак, Чарльз готовится заключить блестящий брак. Мать это не слишком удивило, ибо она была убеждена, что он добьется небывалых успехов во всем, за что ни возьмется. Но новость о том, что ее мальчик женится на дочери графа, оказалась для вдовы сельского священника особенно приятной, хотя признаться в этом было неловко.

– Да будь он хоть сам король, – твердо сказала она, приостановив работу. – Все равно, этой семье невероятно повезло, что ты обратил внимание на Марию.

Чарльз почел за лучшее не продолжать спор.

Сейчас он направлялся на встречу с Оливером Тренчардом. Чарльз решил пройтись пешком. Спешить было некуда. Он собирался каждое утро по возможности ходить на работу пешком, а паб «Черный ворон» находился совсем недалеко.

Судя по записке, Оливер собирался протянуть ему руку дружбы, и если так, Чарльз был очень рад. С того самого обеда в «Атенеуме», когда Оливер так бурно проявил свою ревность – ибо это было не что иное, как ревность, – у Поупа было тяжело на душе; казалось, что каждая его встреча с Джеймсом словно бы отравлена. Потом Оливер предпринял попытку погубить его в глазах мистера Тренчарда с помощью писем от этих негодяев Брента и Эстли, которые передергивали факты. Вряд ли Оливер успокоился. Оттого что Джеймс доверял Чарльзу и отказывался верить в его предполагаемые прегрешения, огонь мог разгореться лишь сильнее. Чарльз не брался судить, есть ли у Тренчарда-младшего основания для ревности. Он лишь полагал, что всем будет лучше, если они научатся жить в мире. Чарльз высоко ценил поддержку Джеймса Тренчарда. Он, разумеется, ясно видел недостатки своего благодетеля – его непомерное честолюбие и лихорадочное стремление любой ценой карабкаться вверх по скользкому столбу социальной иерархии, но в то же время отдавал должное уму мистера Тренчарда и его деловой хватке. Тот разбирался в хитросплетениях коммерции, как никто другой, вдоль и поперек изучив все ее подводные течения и водовороты, приливы и отливы. То, что Джеймс, появившись из ниоткуда, стремительно поднялся вверх по социальной лестнице Англии XIX века, не могло не вызывать уважения. Наставничество такого человека могло бы сэкономить Чарльзу на пути к успеху целые годы, и он не хотел упускать эту возможность. Да и просто чисто по-человечески он был искренне благодарен Джеймсу.

На пути к реке Чарльз прошел мимо своей конторы. Днем Бишопсгейт шумел, как улей: все улицы были забиты экипажами, тротуары наводнены людьми, спешившими по своим делам. Но ночью это было тихое место. Несколько пешеходов, заблудившийся пьянчужка, случайный попрошайка, даже какая-то проститутка – хотя здесь было так малолюдно, что ей вряд ли стоило рассчитывать на клиентов, – но в основном улица была пустынна, и безмолвные дома темными громадами нависали у Чарльза над головой. В какой-то миг он почувствовал странное желание повернуть назад, не ходить на встречу, а вместо этого отправиться домой. Нехорошее предчувствие возникло внезапно и было достаточно отчетливым, но совершенно необъяснимым. Пожав плечами, Чарльз отбросил эту мысль, поднял воротник, защищаясь от пронизывающего ветра, и пошел дальше.

У Марии сердце стучало, как молот. Вот так поворот. Ее не столько обрадовало известие о положении Чарльза и открывающихся теперь перед ним перспективах (они оказались ничуть не хуже, чем у отвергнутого ею Джона Белласиса), сколько то, что мать так быстро смирилась с ее выбором. Если бы не приехал Реджи, если бы они до сих пор продолжали враждовать, Мария наверняка решила бы, что мама передумала лишь потому, что узнала новые обстоятельства происхождения Чарльза. Теперь она знала, что Коринна приняла Чарльза таким, какой он есть, исключительно из-за любви к своим детям.

Леди Брокенхёрст придерживалась того же мнения.

– Я знала, что рано или поздно ваша матушка непременно одумается. Я же вам говорила.

Они сидели вдвоем в будуаре перед камином, в котором уютно потрескивал огонь. Каролина распорядилась принести два бокала десертного вина, своего любимого сотерна, чтобы отпраздновать известие. Ни одной, ни другой женщине не хотелось спать.

– Да, говорили, но я не верила.

– Что ж, я рада, что Коринна оказалась хорошей матерью, и теперь ее ждет за это вознаграждение. Завтра вечером она должна прийти к нам на ужин. Но, пожалуйста, ничего не рассказывайте ей заранее. Иначе испортим весь сюрприз.