– Вроде бы непохоже, что заболела, – кивнул Билли. Вдохнув запах тушеной говядины с картошкой, исходивший из большой медной кастрюли в центре стола, он оживленно потер руки. – Ну скажите сами, слыханное ли дело, чтобы госпожа вот так разгуливала одна по улицам? Она уходила по каким-то своим делам и явно хотела, чтобы хозяин об этом не прознал, точно вам говорю.

– Думаешь, у нее дружок завелся? – хихикнула одна из служанок.

– Мёрси, а ну марш к себе в комнату!

В дверях, уперев руки в боки, стояла миссис Фрэнт в черной блузе с высоким воротником и в черной юбке, а на груди у нее была приколота светло-зеленая камея. Она проработала у Тренчардов всего три года, но многолетний опыт службы говорил экономке, что за такое место стоит держаться, так что глупостей в комнате для прислуги она не терпела.

– Простите, миссис Фрэнт, я только…

– Вы немедленно отправитесь наверх без ужина, а если я услышу еще хоть одно слово, то вы завтра же окажетесь на улице без рекомендаций.

Девушка шмыгнула носом, но защищаться больше не пыталась. Когда она убежала, миссис Фрэнт заняла ее место.

– Вы можете беседовать о чем угодно, но обсуждать наших хозяев я не позволю.

– И тем не менее, миссис Фрэнт, – сказала Эллис, которая всячески старалась показать, что не подчиняется экономке, – согласитесь, что головная боль, от которой нужна валерьянка, – это очень непохоже на хозяйку. Такого недомогания у нее не случалось с тех пор, как они с мисс Софией ездили навещать больного кузена в Дербишир.

И две женщины обменялись многозначительными взглядами.

Поскольку Анна ничего не объяснила, Джеймсу Тренчарду оставалось лишь гадать, почему жена так рано отправилась в постель и попросила подать ей ужин наверх. Он решил, что ее состояние связано с Чарльзом Поупом и с тем, что он запретил супруге рассказывать Каролине Брокенхёрст о существовании молодого человека. И хотя Тренчард не переменил своего мнения, но все же хотел при первой возможности восстановить добрые отношения с женой. Поэтому когда Джеймс нашел среди писем, доставленных с последней почтой, адресованное Анне приглашение на прием в Королевские ботанические сады Кью, то решил немедленно отнести его наверх, надеясь, что таким образом поднимет жене настроение. Она обожала садоводство и, насколько Джеймс знал, активно помогала садам Кью.

– Могу составить тебе компанию! – бодро предложил муж, глядя, как Анна вертит приглашение в руках. Она сидела, откинувшись на подушки, и вид у нее был усталый, но заинтересованный. Джеймс это заметил.

– Неужели поедешь так далеко? – спросила в ответ Анна. – Да ты сад в Гленвилле и то стороной обходишь. – Тем не менее она улыбалась.

– Может быть, Сьюзен захочет пойти? – предположил Джеймс.

– Сьюзен не любит цветы и красоту видит только в том, что сверкает в витрине ювелирной компании мистера Аспрея. На той неделе она заставила меня свозить ее посмотреть новый магазин. Я едва сумела усадить ее обратно в экипаж.

– Могу себе представить, – кивнул Джеймс, улыбаясь. – Кстати, я кое-что вспомнил. После нашего недавнего разговора за обедом я подумал, не стоит ли мне все-таки подучить Оливера делу? Сейчас он занимается всякой ерундой, и, может быть, его нужно слегка направить. Завтра у меня встреча с Уильямом Кьюбиттом, будем обсуждать проект застройки Собачьего острова, и, если Оливер тоже захочет поучаствовать, как он говорил, я могу попробовать его туда пристроить.

– Думаешь, это он всерьез? – усомнилась Анна. – Вообще-то, такое занятие не в его вкусе.

– Ему неплохо бы стать менее разборчивым.

Джеймс не собирался язвить, но пренебрежение, с которым сын относился к мысли о коммерции и вообще о любом напряженном труде, раздражало его.

– Мне кажется, вреда не будет, – сказала Анна. – Почему бы и не спросить компаньона?

Это была не совсем та реакция, на которую рассчитывал Джеймс. Неудобно было просить Уильяма Кьюбитта поручить его сыну более ответственную работу в деле, к которому Оливер до сих пор проявлял мало склонности и интереса. Хотя сотрудничество Тренчарда с братьями Кьюбитт и оказалось весьма плодотворным, подобная просьба представлялась ему чересчур дерзкой.

Анна понимала причины его беспокойства, да и сама считала так же, но затевать сражение сейчас не было сил. Миссис Тренчард всегда гордилась своей способностью здраво оценить ситуацию; она отличалась проницательностью и не раскрывала понапрасну собственные карты. Анна была не из тех глупых женщин, что готовы разоткровенничаться после бокала шампанского. Так о чем же, спрашивается, она думала, когда рассказала леди Брокенхёрст правду? Неужели оробела перед графиней? Или просто слишком долго несла свою ношу в одиночку? Так или иначе, страшную, великую тайну, способную причинить им неизмеримый вред, она выдала совершенно чужому человеку, о котором почти ничего не знала, и тем самым вручила леди Брокенхёрст оружие, которым та могла уничтожить всю ее семью. Знать бы только, воспользуется ли Каролина этим оружием? Анна позвонила Эллис и велела вывести Агнессу на вечернюю прогулку.

На следующий день Джеймс рано покинул дом. Обычно перед уходом он заглядывал к жене, но сегодня она так плохо спала, что среди ночи даже вставала подышать воздухом, так что вряд ли должна была проснуться раньше полудня. Да он и не слишком волновался за Анну. Что бы ни произошло, она справится. Намного больше его тревожила предстоящая встреча с Уильямом Кьюбиттом. Надо было добраться до конторы и успеть переделать все утренние дела – они встречались в двенадцать.

Для разговора Кьюбитт выбрал «Атенеум», и Джеймс собирался прийти пораньше, чтобы осмотреться. Недавно этот клуб, нуждаясь в средствах, несколько упростил правила приема новых членов, и Джеймс подал прошение о вступлении в «Атенеум». Он не был членом ни одного джентльменского клуба, и это его уязвляло.

Подъехав к дому номер сто семь по Пэлл-Мэлл, Джон поразился внушительным колоннам портика и даже перешел на другую сторону улицы, чтобы разглядеть копию парфенонского фриза на фасаде. Трудно было поверить, что Децимусу Бёртону было всего двадцать четыре года, когда он спроектировал это здание.

Входя внутрь и отдавая слуге перчатки и трость, Джеймс с тревогой размышлял, кого можно расспросить о своем прошении. Уже прошло немало времени, а он так и не получил никакого ответа. Может быть, ему отказали? Но ведь тогда ему должны были об этом сообщить? Как изматывает неведение! Он завистливо оглядел просторный холл с величественной лестницей: та после первой площадки разделялась надвое и взлетала вверх двумя маршами, охватывающими обширное пространство.

– Джеймс! – воскликнул Уильям, вскакивая с кресла, чтобы приветствовать товарища. – Рад вас видеть!

У Уильяма Кьюбитта, худощавого, с густой седой шевелюрой, были доброе умное лицо и большие проницательные глаза, которые он имел привычку слегка прикрывать, когда внимательно слушал кого-то.

– Вы видели по дороге сюда новый «Реформ-клуб»? Красивый, правда? Толковый парень этот Чарльз Бэрри. Правда, не скажу того же о политике самого заведения, – прибавил он, подняв бровь. – В клубе полно либералов, от которых в любой момент можно ждать неприятностей. Но все равно прекрасная работа.

Построив рынок Ковент-Гарден, зал Гильдии рыботорговцев, портик у железнодорожного вокзала Юстон и много еще чего, Кьюбитт неизменно отмечал детали, которые мало кто видел.

– Вы обратили внимание на решение фасада? Строгая симметрия и простота в сумме дают монументальность. Просто великолепно! – с энтузиазмом продолжал он. – И каковы масштабы! Бедный маленький «Трэвеллерс-клуб» на его фоне совершенно уходит в тень. Ладно, хотите чего-нибудь выпить? Поднимемся в библиотеку?

Библиотека клуба представляла собой огромный зал, занимающий почти весь второй этаж. Увидев расставленные вдоль стен шкафы, которые вмещали великолепное книжное собрание клуба, Джеймс вновь испытал нестерпимое желание попасть в число избранных. По какому праву они не пускают его к себе? Огромным усилием Тренчард заставил себя сосредоточиться на том, что ему говорят, и постепенно сумел успокоиться. Взяв по бокалу мадеры, они обсудили все идеи и новшества, которые Уильям придумал для Кьюбитт-тауна – «Города Кьюбиттов».