— Диво-то какое — такие сны видеть… — задумчиво протянул начальник. — На кресте подтвердить сможете?

Я выдохнула.

— Вот Вам крест, что не видела их наяву ни разу, и не бывала там, и лишь знаю, что там мои документы.

— Малая Федоровка… Это ж кулугурское село.

Я пожала плечами.

— Вот что, Ксения Александровна. Слово мое такое будет — я сам туда поеду и все разузнаю. А Вам как раз пока с Анфисой Платоновной догляда хватит, да и в лавке глаз да глаз нужен.

Штирлиц был не просто близок к провалу — этот самый провал приближался с каждой секундой. По здравому рассуждению, Фрол был прав. В замкнутой старообрядческой деревне странную девицу без роду-племени встретят настороженно, а проводят в лучшем случае недобрым словом. Попросить достать свое добро будет очень глупо, а любая попытка украсть обернется катастрофой.

Но даже если Фролу удастся добыть мои сокровища, то обстоятельства их обнаружения окажутся еще более дикими. По всему выходило, что надо бежать, но куда? Как?

Сразу после отъезда Фрола я пошла к скупщику, которому впарила свои часики. За необычность конструкции и китайское происхождение удалось выручить десять рублей. Вот теперь мне точно труба — с десятью рублями в чужом перешитом платье и с жалкой сумочкой новую жизнь точно не начнешь. Бежать некуда, придется как-то выкручиваться. Есть универсальное средство — слезы, значит буду реветь и ничего не помнить.

В момент, когда решение было принято, меня немного отпустило, и я решила напоследок заняться добрым делом — и попробовала поставить Анфису Платоновну на ноги. Дело это оказалось непростым, старуха плакала, махала руками, но мы с Феклой все же попробовали поставить ее вертикально. С небольшой поддержкой она смогла продержаться больше минуты, и для первого дня это был прорыв. Наутро я заметила, как она сама ощупывает ноги, пытаясь понять, можно ли им доверять. Я протянула руку и поддерживая больную, провела от постели к креслу. Четыре шага практически верхом на мне, но это уже шаги. Весь день мы упражнялись в выносливости и к вечеру она уже смогла делать несколько шагов, опираясь на стул впереди себя. Она, мокрая от перенапряжения, плакала от радости. И я тоже.

Наутро кликнули плотника, который закрепил деревянный брусок вдоль стены, чтобы ей можно было передвигаться с большей уверенностью. Сам плотник качал головой — тут после удара женщины уже не околемывались.

Еще два дня — и вот Анфиса Платоновна, причесанная, в домашнем платье, опираясь на стул выбралась в переднюю. И не важно, что весь путь — три шага до дивана, и что испарина по спине у всех участников — мы с Феклой счастливо обнимались, и даже Никитишна выбралась из кухни, чтобы припасть к ногам барыни и расплакаться.

— Шшш…с-с-ссын. — вдруг выдала купчиха и за моей спиной раздался грохот: Фролушка, этот огромный медведь, с размаху упал на колени и зарыдал.

Я под шумок скрылась в своей комнате и стала ждать приговора. Мои достижения оставляли слабую надежду, что сразу не выгонят… Ну так, шанс как при авиакатастрофе — иногда там тоже бывают выжившие.

Про меня забыли до вечера. Но когда пришло время подавать ужин, раздались тяжелые шаги у двери.

— Барышня. — тихо позвал Фрол. — Ксения Александровна, я войду?

— Да-да, конечно — кротко согласилась я.

— Что ж Вы тут в темноте-то сидите? — он споткнулся о порожек. — Ужинать пора, праздник у нас. Без Вас бы не получилось этакое чудо.

Я тяжело вздохнула. Он ответил тем же.

— Был я там. И дом видал. И с кулугуром поговорил. — Он полез за пазуху и протянул мне помятый паспорт. — Вы, Ксения Александровна, так больше не делайте. Грех большой. Вас Господь от смерти отвел, теперь жить надобно… А письмо то я порвал и выкинул ко псам.

Я самым позорным образом разревелась, выплакивая все напряжение последних дней. Ума не приложу, что выяснил Фрол, но самое вероятное объяснение — что Гурьян признался в мародерстве, а Фрол решил, что покойница была не столь уж мертвой. Хорошо, поверим в это все.

Как показала практика, Анфиса Платоновна обладала характером сильным и непростым. И отсутствием наблюдательности не страдала.

— И откуда же тебя к нам Бог принес? — спросила, как только освоила голосовые связки.

— Я, Анфиса Платоновна, родом из Симбирской губернии. Там у папеньки именье было. Потом он разорился, усадьба сгорела, папеньку схоронили, а я вот… — привычно выдавила слезу.

— А ты вот к молодому мужчине в услужение нанялась. — закончила за меня старуха.

— Это так случайно получилось.

— Ты не сомневайся, я за исцеление век буду Бога молить за тебя, но насчет Фролки даже не думай.

— Я и не думаю. — Это мы с ней очередной круг по гостиной наворачиваем в обнимку.

— Ему не такая жена нужна. — вещала старуха.

— Совершенно верно.

— Ты ж ему голову заморочишь и бросишь. — продолжала она рассуждать сама с собой уже.

— Это вряд ли.

— Ты-то? — она въедливо уставилась в глаза придерживая мой подбородок сухонькими пальцами. — Да таких своевольных я ни разу за всю жизнь не встречала.

— Зато будь я менее упертой, Вы бы так и лежали.

— И то верно. Но Фролку тебе не отдам. — сварливо заключала она.

— Хорошо, Анфиса Платоновна.

И вот в подобной тихой дружеской беседе мы постепенно освоили лестницу вниз, а к Покрову уже выбирались на улицу.

Лето выдалось очень жарким, и прогулки мы устраивали сразу после раннего завтрака, остаток дня посвящая вышивке, до которой Анфиса Платоновна была большая охотница, а я оказалась удивительной бездарностью. Единственное, что нам удалось совместными усилиями — чехол для зеркальца из черного бархата с ягодками по периметру, за которым я спрятала телефон, права и коронку ключа жука — мои самые ценные артефакты.

Как обычно это и бывает, несчастье случилось не там, где его ждали.

Осень в тот год пришла неприятная. Строго в середине августа (тогда я еще вела учет по новому стилю — 1 сентября), зарядили обложные дожди. Резко захолодало и летнее пекло сменилось собачьим холодом. У крестьян на корню гнили яровые, мельники ходили сердитые, торговцы мукой ждали повышения цен.

Фрол съездил в Москву и вернулся простуженный. То есть я-то поняла, что к чему уже днем, потому что вернулся он поздно, от чая отказался и сразу лег. С утра в лавке мы переживали наплыв покупателей, так что отсутствием начальника я озаботилась после обеда. Авдюша отпросился к матери в деревню, а Данилка побожился, что Фрол Матвеича не видел и лишь тогда я отправилась наверх. Пощебетала с Анфисой Платоновной, которая увлеклась чтением и теперь домучивала «Преступление и наказание». Я уже нашла ей романчик полегче, «Петербургские трущобы» Крестовского, но она еще старалась. Каждое событие в романе она переживала близко к сердцу, подолгу обсуждала поступки персонажей. Я же еще в школе возненавидела всю эту гоп-компанию во главе с Раскольниковым, но раз старой купчихе они заменяли сериалы…