Литмир - Электронная Библиотека
A
A

— И что теперь? — возмутился Мальчик.

— Ее искать не будут — убежденно твердила она. Вот где еще узнаю такие подробности. — Она семье своей поперек горла — еще и приплатили бы, коли пропадет.

Меня толкнули на стул и споро примотали к спинке. Делу уже некуда становиться хуже, но у дна всегда есть горизонты.

— Понятно. — это уже более рассудительный и взрослый голос, с хрипотцой застарелой чахотки. — Впредь умнее будь и осторожнее. А чуждый элемент, ты же говорила, что она монархистка?

Она еще и про меня рассказывала всем, кому не попадя? Что ж я одним письмом-то не ограничилась? Честь рода решила спасать… Как говаривала моя бабушка, и дурак-не дурак, и умным не назовешь.

— За царя она. Сколько раз оскорбляла наших павших товарищей и переживала, что нет на нас… Какое-то имя… Что, Ксения Александровна, расскажете, кого на нас нет? — засмеялась девушка.

— Иосиф Виссарионович с вами еще рассчитается. С теми, кто дотянет до смены строя. — прошипела я из-за повязки.

— Вот-вот, именно его и называла. Это в жандармерии кто-то новенький?

— Вроде не было… — протянул Старый. — Виссарион… Это армянин что ли?

— Грузин. — буркнула я.

— Нет, таких точно нет. — успокоился мужчина. — Небось из монархистов каких… не важно. Франт, успокой барышню — вот заодно и проверку пройдешь. А то что-то не нравишься ты людям…

— Успокоить? — бесцветно отозвался еще один мужчина издалека.

— А что, барышня у нас молодая, горячая. Ее бы и Лютый успокоил, да ему я верю. А ты пока белоручка. — с меня наконец сорвали шарф и я жмурилась даже на небольшую керосиновую лампу, освещавшую просторную комнату без окон, стол, несколько стульев, кучу мусора. У Прянишникова склад похожий был, там Фрол раз свой товар хранил временно. Вот и двери в чуланы. Точно такой же.

Старик оказался совсем и не старым, чуть постарше меня мужчиной с редкими чуть тронутыми сединой пшеничными волосами, близоруко щурившим слезящиеся глаза. Этот до Сталина, может, и доживет. В двадцатых боевых революционеров только начнут пересчитывать, а в тридцатых — обнулят. Он как раз пенсию в лагере встретит. Или на Бутовском полигоне. Мальчик — просто классический студент-бомбист — худенький, с лихорадочным блеском больших выпуклых серых глаз под черными кудрями, поигрывал цепочкой с необычным подвесом в виде перекрещенных молоточков. Полагаю, Чернышова на тебя повелась.

А вот Франт… До чего же нелепая смерть… Нет, не пухлый обаяшка с гламурным маникюром и дорогим парфюмом, как один известный историк моды. Этот трогательный худощавый очкарик, нервно перебирающий в руках трость, со строгой стрижкой тускло-пепельных волос — ведь отросли же за пару месяцев, как и усики — с отстраненным любопытством энтомолога наблюдал за моим пленением.

* * *

Я открыла рот и… закрыла. Толку-то? Ну сообщу я всем, что Федор Андреевич Фохт — жандарм. Так обоих завалят.

— Она его знает. — вдруг проняло Чернышову. И откуда только взялась подобная проницательность?

— Вряд ли. — спокойно ответил Фохт. — Но познакомиться мы точно сможем.

Он встал, отряхивая добротное черное драповое пальто с меховой оторочкой воротника, медленно натянул перчатки, достал откуда-то странный предмет — шнурок с двумя рукоятками, и направился ко мне. Гаротта — всплыло в памяти.

— Прямо здесь? — уточнил он, не глядя на старика.

— А почему бы и нет. — тот откинулся на стуле.

Нет, ну не может же он… Но по глазам видно, что может.

Он приблизился ко мне, поднял двумя пальцами подбородок.

— А могла бы еще жить и жить. — с каким-то циничным сожалением произнес он, проведя ногтем по шее.

Обошел стул со спины, наклонился, чтобы отогнуть воротник тальмы.

— Быстро падайте. — мне же послышался этот шепот? И тут же горло опоясала резкая боль, я схватилась за шею, успев почувствовать влажное на кончиках пальцев, и боль вдруг отступила. Но играть-так играть — я хрипела, но недолго и осела на его руки. Сука он, все-таки.

— А теперь унеси вон, в чулан. — медленно проговорил Старик.

Фохт хмыкнул, ослабил веревки, с легкостью перевесил мое тело на плечо и побрел к чулану. Уже открыл дверь. Ну и пыльно же тут…

— Стой! — окрикнул Лютик.

Он сделал несколько шагов к нам. В носу чесалось, да и пульс бил чаще обычного.

— Проверить бы надобно…

— Сомневаешься? — со смешком произнес Франт.

— Да. — Наталья Осиповна стояла над раскрытым саквояжем.

И тут я провалила все дело, оглушительно чихнув.

— Черт! — Фохт бросил меня вглубь чулана на ходу выхватывая пистолет, послышались крики, ругань, стрельба, нас подбросило, его тело накрыло меня и наступила тишина.

Сырая темная гулкая тишина.

ИНТЕРЛЮДИЯ

1. Падение

— Федор Андреевич! — я даже не шептала, а каркала. — Вы здесь?

«Здесь» — это крайне сомнительного вида переулок, в который мы неблагополучно вылетели после взрыва. Шляпка моя, определенно, ни на что более не годилась, да и перчатки тоже шли на выброс. В голове шумело, но явных переломов заметно не было. Когда глаза привыкли к темноте, я нащупала кирпичный выступ и чье-то колено.

— Федор Андреевич! — дотянулась до головы, пощупала пульс и наконец-то услышала мычание. Жив. И то какое-то облегчение, хотя…. Прости меня, Господи.

— Что….

Мы с трудом поднялись. Видок не очень, но его потрепало сильнее — рукав превосходного пальто порван, котелок смят, а трость сломана.

Тренькнул телефон и я не сразу обратила внимание. Снова тренькнул. Он ЖИВ!!!!!

Дрожащими пальцами я открыла кармашек муфты, вытащила расшитый райскими птицами чехол для зеркальца и открыла край, за котором прятала остатки своей цивилизованности. Зарядки хватало еще на пару-тройку часов — сегодня мне нечего было фоткать — но была сеть. И несколько непринятых вызовов. И прямо сейчас пришло сообщение, что с 16.48 19 февраля 2015 (Пятнадцатого, Карл!) года я нахожусь в роуминге по России. На моих глазах автоматически пополнился баланс, и я заплакала. Я дома. С моего падения в чертов мельничный погреб прошло 3 часа. Или два года. Смотря как считать.

Я в безумном порыве бросилась к железным воротам с магнитным замком — изнутри дворика его можно открыть кнопкой, и опасливо выглянула наружу.

В Санкт-Петербурге прекрасно все. Но никто и никогда не любил Лиговский проспект так, как я в эту минуту. С трепетом — и не было ничего страшнее — выбрала самый важный номер и услышала то, что ждала эти два года сильнее всего.

32
{"b":"583561","o":1}