- А как на счет языка Создателей? - фразу я произнес на "создательском".

- Чего? Это наша часть "мы" не знает. Это знает часть "мы", которая не "мы", а "вы", - и захохотал в полный голос.

- Это, язык Создателей. Я в нем получил неплохую практику, за последнее время. Между прочим, литературой создателей занят довольно большой объем памяти. Думаю, в несколько раз превышающий объем необходимый для всех земных книг. А ведь хорошие земные книги на разных языках, дублируют друг друга. А еще, в несколько раз превышающий объем технической литературы. Про видео, я, уж не говорю. Там массивы уже несоизмеримы. Я думаю там много интересного. Ты бы занялся этим. Наверное, есть способы быстро познакомиться с языком. Нужно пошарить в Центре.

... Тут меня посетило видение. Я, всё также, стоял рядом с Николаем Вороновым. Алина работала со стеной, из "Шарпа" так же мурлыкала и тянулась мелодия. Но в ушах звон, передо мной всё, как бы застыло. Я поднял перед собой руку с растопыренными пальцами, с призывом умолкнуть. Я не видел его, не слышал, не воспринимал мысли как при мыслеконтакте-беседе и не так, как при прослушивании мыслей. Всё это происходило очень необычно, но я понимал его.

- Я обращаюсь к тебе - одна из ипостасей господа моего, в твой трудный час. Прости раба твоего за дерзновенные действия. Я знаю - ты всемогущ и всесилен, но дьявол восстал и хочет поглотить мир. Я уже исчез с лика Земли, и душа моя находится в раю или в аду - зависит от того, куда поместили её твои другие ипостаси. Поделать с этим ни ты, ни я, ничего не можем. Я только надеюсь, что всеблагой господь зачтет рабу его Мишелю, это деяние. Я отдал за беседу с тобой пять лет жизни.

Я вижу будущее. Чем дальше оно - тем более крупные объекты я могу разглядеть во тьме веков, мелочи застят глаза.

Зло будет побеждено, но при этом погибнешь ты сам. Вселенная останется без бога и без диавола. Единственный способ избежать гибели - МИЛОСЕРДИЕ. Чего, прости меня господи за кощунство, у других твоих ипостасей, не было. Хоть и обращаются к богу - "Господь милосердный и всемогущий". Слабы люди, они просят Господа нашего быть таким. Я знаю, ты не Иисус, но Христос*. Запомни: - МИЛОСЕРДИЕ - КЛЮЧ КО ВСМУ! Я еще приду. Но тебе, Господи - нужно быть готовым. В зависимости от того "СМОЖЕШЬ ЛИ ТЫ" - будет и мой следующий prognosus**- последнее было выражено на латыни или греческом, он продолжал. - От того, как ты решишь эту задачу, зависит - останется ли господь поводырь в этой Вселенной, или она на веки вечные будет лишена Божественного провидения. Прости меня еще раз, Господи, я сделал всё, что мог.

Всё. Тишина. В голове звенит. Николай выключил музыку. Алина оставила свои занятия и глядит на меня с ужасом.

- Ничего страшного ребята. Всё нормально. Только что со мной разговаривал, из глубины веков, друг. Он не строил мне подлостей и не внушал ни чего. Он просто советовал и предсказывал. Ко мне обращался, как к "Господу Богу" и просил прощения за дерзость советовать. Он знал, что я не Иисус, и говорил из тех времен, когда за одни только сомнения в этом вопросе - жгли на костре. Упомянул себя как "раб Мишель", и сказал, что ключом к нашему спасению, является милосердие.

- Монтеня, тоже звали Мишель. - Это Ник-Ник.

- Я читал Монтеня, это не он. Даже по манере беседы со мной. А как звали Нострадамуса?

- Я знаю, кто точно знает ответ - это бабуля.

Я вызвал "бабулю".

- Елизавета Андреевна, не помешал? Как звали Нострадамуса? И когда он жил?

- Мишель Нострадам родился, в тысячу пятьсот каком-то году. Умер, в тысячу пятьсот шестьдесят шестом. А, что это за вопросы у вас какие-то странные?

- Расскажу вечером. Спасибо. Всё.

Вороновы одновременно включились в начало беседы и всё слышали. Во время беседы я, видел на краю поля зрения три цветные искорки - синюю, малиновую и желтую.

Мы еще поговорили. Алина восхищалась, проделанной мной работой по дизайну базы. Я настаивал, что основная работа и выбранное направление сделано ею. Провел лекцию об опасности работы со мной, просил не торопиться с решением. Но мысли, так и вертелись вокруг беседы с Нострадамусом. Сыграл с Николаем три партии в шахматы, все три продул. Заноза в мозгу, после беседы с "рабом Мишелем", не давала сосредоточиться. Чего мы можем добиться милосердием? Пригласил на совместный ужин. Беседа не клеилась. Алина опять занялась картиной, при этом, успешно пользовалась возможностями "творческого экрана". Она давала ему задания, он в ответ варианты. Часть их включала в полотно, часть отвергала, что-то меняла, выбирала части и собирала по кусочкам. Записывала варианты, отбрасывала, накладывала один на другой. Элементы одних включала в другие. Изменяла размеры и расположение. В общем - творчество.

Я решил не мешать, откланялся и пошел к себе. Вернее, не к себе, а с час, наверное, просидел на модерновой стороне коридора в раздумьях. МИЛОСЕРДИЕ стояло предо мной, и я не знал, куда с ним идти. Потом, мысли мои переключились. Напротив меня висела картина "Рождение Венеры" - Боттичелли, Конечно оригинал до последней молекулы, который я скопировал не то из Лувра, не то из палаццо во Флоренции. Интересный тип женщины. Какой она будет в шестьдесят? А в девяносто? По-моему, в то время, по столько не жили. Что-то я слышал о девушке, с которой писал картину художник. Кажется, она умерла совсем юной. А какой она была бы в девяносто шесть, как сейчас Е.А.? А какой же была Лиза Воронова в семнадцать лет - тогда ещё не Воронова, а какая у неё тогда была фамилия? А, в пятнадцать-шестнадцать? Именно в этом возрасте она училась в Смольном институте благородных девиц.

Балы, поручики, кадеты, юнкера и вальсы Шуберта и хруст французской булки... Кадеты - это по-моему из другой песни. Впереди такая длинная жизнь! Благополучие, казалось бы - на века! И вот, ломая всё, и подминая под себя, идет революция.

Наконец, я отвлекся от предсказаний Нострадамуса. Пошел к себе, с радостным предвкушением творчества. Я решил отомстить Королеве Елизавете, за её отказ от нового тела и за признание - отбить меня у Рерки. Причём, - я вроде бы и не причём. Складно получается. Без меня - меня женили. Ну и пусть, она о том не знает, что сказала мне такое. А может не отомстить, а отблагодарить. Мне очень захотелось её нарисовать. Юную.

Вон, как на картину Боровиковского "Мария Ивановна Лопухина" стихи сочинили через много лет:

Она давно ушла, и нет уже тех глаз.

И той улыбки нет, что молча, выражали

Страданье - тень любви, и мысли, тень печали,

Но красоту её Боровиковский спас.

Девушке, на той картине, было тогда всего восемнадцать, а умерла она - от чахотки в двадцать пять.

Я пришел к себе. Дал задание центру: задействовать мега канал, проанализировать все данные по датчикам на Земле, по моде тысяча девятьсот тринадцатого-четырнадцатого годов. Составить ретроспективу образа Лизы в возрасте пятнадцати-восемнадцати лет. Балы. Высшее общество России. Подходящий зал. Задание оказалось сложным, я успел покурить.

Получилось. Только, на экране она была, какая-то, не совсем живая. В бальном платье, с прической тех времен. В голове крутился чудесный вальс Шостаковича из "Войны и мира". Я перебрал несколько вариантов и планов и синтезировал изображение на экран. На сердце похолодело, "а если оживить?". Нет - такие эксперименты делать нельзя. Общим планом дал зал, с дамами и кавалерами. Очень сложно творить, не зная предмета. Я сразу заключил изображение в богатую раму.