Борис был довольно слабеньким мальчиком. Он не интересовался дворовыми играми и спортом. Беспокоясь о здоровье сына, мама отдала его в танцевальный кружок. И танец полностью завладел вниманием подростка. Но занятий в кружке ему было явно недостаточно. Он постоянно упражнялся дома, а еще устраивал концерты для соседей во дворе.

Судьба Бориса после школы была предрешена – парень сложил свои немногочисленные вещи в чемоданчик и уехал в Минск поступать в хореографическое училище. После училища – Харьковский театр. Там он встретил незабываемую любовь… Привязанность к танцору-латышу, с «огромными глазами, чистыми и красивыми» артист назовет «изнасилованием души». Хотя первое гомоэротическое увлечение произошло гораздо раньше – лет в двенадцать. Это было свидание на скамейке в городском саду Могилева, первый поцелуй в сумраке вечера… – с юношей. «Я разрешил себе получить поцелуй, но чтобы его никто не увидел».

Вслед за обворожительным латышом Борис уезжает из Харькова в Прибалтику, чтобы быть ближе к возлюбленному. Там он вскоре встретит двух женщин, которые определят его личную и творческую жизнь на много лет вперед. Одна – это та, что в 1976 году родит ему сына – Амадеуса, а вторая – «девушка в ресторане с сумасшедшим порывом в глазах», восходящая звезда советской эстрады Алла Пугачева…

К концу 1970-х годов Моисеев становится главным балетмейстером Государственного ансамбля Литовской ССР «Тримитос» и создает трио «Экспрессия». Он ставит несколько номеров, из которых уже можно составить яркую концертную программу. Встреча с Аллой Пугачевой состоялась в 1980 году в одном из шоу популярного курортного городка Юрмала. Тогда Пугачева начинала активно сотрудничать с Раймондом Паулсом, самым ярким и последним советским хит-мейкером. Паулс надеялся, что Моисеев будет работать с Лаймой Вайкуле, известной в то время только на прибалтийской сцене. Но, не раздумывая, Борис отдал предпочтение Алле – от нее поступило предложение о сотрудничестве в ее новой концертной программе.

В 1981 году в Олимпийской деревне прошли гастроли «Тримитаса». Звезда в пространстве Литовской республики, в столице он был никому неизвестным прибалтом, к которому к тому же привязался слушок: «гомосексуалист – раз, еврей – два…».

Премьерой «Экспрессии» в составе коллектива Аллы Пугачевой стало участие в концертной программе «Пришла и говорю!» Андрогинный образ танцовщика шокировал чиновников из Министерства культуры, потребовавших убрать со сцены «ЭТО». Но авторитет звезды позволил Пугачевой отстоять «Экспрессию» – сошлись на том, что Моисеев отрастит бородку, а, следовательно, приобретет более мужественный вид. Интересно, что с уже более внушительной моисеевской бородой в середине 1980-х на советском телевидении будет записан танцевальный клип «Экспрессии» – редкий пример современного танца, которым на ЦТ СССР любили завершать единственную официальную музыкальную программу в легком жанре – «Утреннюю почту» по выходным.

Танцевальное трио сопровождало победоносное шествие звезды советской эстрады на многочисленных международных фестивалях. Шоу продолжалось на лучших концертных площадках мира и Советского Союза в течение почти десяти лет. Творческие планы разошлись в 1987 году перед гастрольной поездкой в Индию. Моисеев, руководивший новым балетом Пугачевой – «Рециталом», был отстранен от гастролей по требованию спецслужб. Артист ушел из коллектива Пугачевой и задумался о собственном шоу.

С 1987 по 1989 год «Экспрессия» работала на лучших клубных площадках США, Франции, Израиля. Европейская телепремьера трио состоялась в эфире шоу «Рафаэлла Кара представляет» на телевидении «RAI-2» (Италия). Работа Моисеева, танцора и хореографа, пришлась по душе продюсерам телеканала. Коллектив русского танцора отработал в эфире популярной программы два сезона. В Милане он познакомился с Рудольфом Нуриевым и вскоре оказался среди его друзей. Отношения не были близкими, но Борис особенно сдружился с одним из последних русских любовников великого танцора.

Европейский успех подтолкнул Бориса Моисеева к мысли о покорении Америки. И в 1990 году он стал главным режиссером-постановщиком муниципального театра в Новом Орлеане (штат). Но все же отсутствие артиста в России было, скорее, вынужденным. К тому времени политическая ситуация в стране стала резко меняться. Развалился СССР, бывшие республики обрели свободу. В России перестали преследовать инакомыслящих. Интеллигенция и правозащитники требовали отмены статей, карающий за «добровольный гомосексуализм».

В 1991 году Борис Моисеев принял решение вернуться в Россию. Это был, как и многое другое в жизни артиста, смелый и решительный шаг. Молодая постсоветская эстрада ушла далеко вперед, на сцене властвовали певцы-однодневки и безликие группы, бесстыдно копировавшие стилистику популярных мировых групп. К тому же общество находилось во власти спидофобии. В околомузыкальной тусовке обсуждалось появление Моисеева в окружении Нуреева, слухи о болезни которого все усиливались. Некоторые не даже подавали руки похудевшему и измотанному переездами Борису.

Именно тогда Моисеев дал несколько скандальных интервью, в которых признался в своей гомосексуальности. Самой откровенной оказалась беседа артиста с журналистом и открытым геем Ярославом Могутиным. Моисеев, раскрыв множество подробностей своей интимной жизни, радикально разобрался с комсомольскими функционерами, от которых еще недавно зависело его творческое и личное будущее. Более всего публике и бывшим партийным боссам не понравилась фраза о «грязных концах комсомольцев». В оригинале она выглядела так: «Я вспоминаю конец 70-х... Эти коммунисты и комсомольцы водили танцоров в бани и хотели иметь с нами секс. Их страшно тянуло на все это! И мы, молодые мальчики, играли в их игры. Мы сосали грязные концы этих старых мудаков – престарелых комсомольцев! Нас заставляли это делать, нас запугивали…» Откровенность артиста вызвала шок у публики и ненависть у вчерашних власть имущих – ведь они продолжали занимать высокие посты в уже «демократическом» руководстве страны. Мало того, Борис едва не устроил камин-аут для тех музыкантов, которые тщательно скрывали свою гомосексуальность от публики. В интервью он стал называть имена исполнителей и названия «неблагодарных» своему бывшему протеже музыкальных коллективов.

В творчестве Борис Моисеев, в это время фигуровавший в артистической среде под именем Берта, делает ставку на эпатаж и гомосексуальность. Но у шокирующих заявлений и яркого провоцирующего имиджа оказываются совершенно благие намерения – они должны снять любые табу с публичных проявлений гомосексуальности. «У меня есть одна цель, – настаивает Борис, – чтобы натуралы нас любили. Любили – это не значит «имели» - нет! Чтобы принимали нас как нормальных людей. О'кей? Как супернормальных! Чтобы никто не делал нам конфуз, душевную боль. Это моя главная цель как художника. Я – проповедник, который говорит людям: «Не плюйте в голубых! Они – нормальные люди!»

В 1992 году на страницах самой тиражной газеты бывшего Советского Союза «Аргументы и Факты» он сделал «coming out» – вышел из чулана и почти сразу представил первый большой шоу-проект – «Борис Моисеев и его леди». Одним из самых эффектных номеров стало исполнение композиции «Эгоист» в гробу, установленном на сцене. Это был символический ответ тем, кто отказался от бывшего друга. На сцене творилось невероятное – двадцать смен костюмов, декорации, свет, пиротехника!

В 1993 году состоялась премьера концертной программы «Боря М. плюс Бони М» с участием вечно-популярной в России группы, следом – «Шоу продолжается – памяти Фредди Меркьюри». Эта программа, признанная лучшим шоу года, была удостоена Российской национальной музыкальной премии «Овация».

1994 год увенчался «Капризом Бориса Моисеева». 1995-й – эпатирующей публику феерией «Дитя Порока». Продолжая тему, в 1996 он ставит потрясающий спектакль-исповедь «Падший ангел». Большая концертная программа на основе этих шоу была представлена на сценах Германии, Испании, Израиля и в 1998 году пользовалась огромным успехом у русскоязычного зрителя на Бродвее – «Beacon Theatre»