Шоу 1999 года «Просто Щелкунчик», посвященное двадцатипятилетию творческой деятельности, остается, по мнению музыкальных критиков, самым удачным у артиста, хотя с тех пор на суд зрителя были представлены и спектакль «Не отрекаюсь» (2000), и «народная драма» «Чужой» (2002).
С начала 1990-х Борис Моисеев – непревзойденный мастер легкого жанра, который «на два-три месяца поднимает певца в хит-парадах». Однако Борис добивается этого с завидным постоянством. Его песни становятся хитами, уходящими в вечность через народный фольклор, анекдоты и мифологемы времени.
Нужно сказать, что не все российские гомосексуалы оценили смелый жест артиста, когда он первым среди эстрадных певцов перестал скрывать свою гомосексуальность. Гей-движение в России с начала 1990-х годов носит в основном неформальный характер. Существенное место в нем занимает зависть и подчеркнутая ревность, сильно распространенная в замкнутом кругу российских гомосексуалов. И в гей-среде до сих пор существует мнение о том, что яркий андрогинный образ артиста, его первые эпатажные шаги на сцене формируют у обывателя предвзятое мнение о российских гомосексуалах в целом. Это так называемое «умеренное» крыло предпочитает договариваться с властью и, как правило, использует такие соглашения в целях личного обогащения… Моисеев, как кажется некоторым, не оценил деятельности немногочисленных гей-лидеров по отмене 121-й статьи УК. «Этой статьи для меня никогда не существовало, потому что я всегда оставался свободным человеком и делал то, что хотел», – сказал артист журналисту и поэту Ярославу Могутину в дни отмены средневековых норм российского законодательства. И, действительно, один Моисеев сделал для социализации гомосексуальности в России гораздо больше, чем все вместе взятые гей-организации.
С начала 2000-х годов, когда консервативные круги стали активно использовать гомофобную риторику, концертная деятельность Бориса Моисеева находится под постоянным давлением реакционных кругов. С 2001 года его гастроли в российских городах проходят под усиливающийся шум религиозных фанатиков, делающих громкие заявления с требованием запретить «пропаганду гомосексуализма» и возобновить преследование гомосексуалов в России. Летом 2004 года Борис Моисеев обратился за разъяснениями к главе федерального агентства по культуре и кинематографии Михаилу Швыдкому. По словам певца, решения властей о запрете концертов, а также стихийные митинги, санкционированные местными администрациями, наносят не только ущерб имиджу артисту, но и направлены против общественности, нарушают статьи Конституции России и международной Конвенции о защите прав и свобод человека. После получасовой беседы Михаил Швыдкой заверил Бориса Моисеева, что будет лично контролировать ситуацию при подобных инцидентах. Однако скандалы не утихают по всей России.
Борис Моисеев тем временем продолжает активную концертную деятельность. Гомофобные акции не мешают аншлагу на его шоу. «Я верю, что принцип гомофобии в обществе пройдет, – говорит Моисеев, – но обострение этого заболевания не помешает появлению новых гениев, таких, как Рудольф Нуреев, например».
Творческие интересы Бориса Моисеева давно вышли за пределы эстрадного искусства. Он с увлечением снимается в кино, делает собственное шоу на телевидении, пишет книгу о своей жизни. Он хочет быть самим собой и как верующий человек надеется, что будет услышан не только поклонниками, которые понимают, о какой тайне – любви – он говорит своим творчеством. Но одновременно артист, взошедший на самый олимп российской эстрады, знает, что «люди, воспитанные в нашей стране, привыкли к унижению и террору над личностью…»
«Мне кажется, что, несмотря на отмену 121–й статьи, – говорит Моисеев в интервью газете «Известия» спустя десять лет после указа Бориса Ельцина, – дискриминация была, есть и будет. Я сам постоянно сталкиваюсь с кривыми взглядами, хотя я человек с такой толстой кожей, что «пробить» меня сложно. Но, к сожалению, люди гомосексуальной ориентации иногда не в силах постоять за себя, они всего и вся боятся: говорить, любить, стесняются своих чувств. Это их горе, и с этим ничего нельзя сделать до тех пор, пока общество будет смотреть на них как на прокаженных полулюдей».
«Революция выстрела лифчика». Сергей Зарубин и его Лора Колли (23 мая 1956)
В русской клубной культуре конца XX века нет более экстравагантной и запоминающейся травести, чем Лора Колли. Она «училась искусству любви на кривых улочках Шанхая и Гонконга, а шлифовала и оттачивала его в родовых поместьях близ Лондона и Суссекса». «Боже! – восклицает Лора. – Кто только не клялся мне в вечной любви! Альберт Эйнштейн целый час играл мне на скрипке и читал наизусть Шекспира, чтоб я согласилась стать его женой, и очень расстроился, когда я сказала «нет». «Don't worry Alby, – бросила я ему уходя, – все в мире относительно». На следующее утро из газет я узнала: он открыл теорию относительности…»
Действительно, в этом мире все относительно, но есть некоторые – с высоты человеческого века – незыблемые величины. В стремительно меняющемся клубном мире Москвы такой величиной стала травести Лора Колли, созданная силой творческого воображения заслуженного артиста России Сергея Зарубина.
Сергей Зарубин – донской казак, родился и вырос в Ростове-на-Дону. Его родители, отец – майор Советской армии и мама – ученый микробиолог, вопреки своим абсолютно нетеатральным профессиям когда-то мечтали быть актерами. Возможно, именно поэтому они с особой радостью воспринимали попытки лицедейства, которыми отмечено самое раннее детство Сергея. Тем более что окна их квартиры выходили прямо на ростовский театр оперетты. «Но даже если бы не было этих внешних примет, – рассказывает Сергей Зарубин, – я уверен, что все равно стал бы актером. Мое актерство, как мне кажется, точно предопределено – это словно некая реинкарнация…»
Впрочем, ни оперетта, ни драматический театр не произвели на юного Сергея такого впечатления, как «Лебединое озеро» Чайковского и «Болеро» Равеля в театре Ташкента, на родине матери – «это был театр на все сто процентов». Единственное, что поразило подростка в драматическом театре – это способность перевоплощения: оказалось, что одного из отъявленных хулиганов на сцене тюза представляла женщина.
После школы Зарубин сразу попал в театр юного зрителя… – рабочим сцены. Это стало продолжение школы – он узнал театр изнутри…
Первая попытка поступить в Ленинградский государственный институт театра, музыки и кинематографии закончилась провалом, и Сергей выбрал один из факультетов Ростовского педагогического института. В начале 1970-х было модно объединять специальности, Зарубин стал студентом отделения истории и английского языка. Вторая попытка штурма ленинградской актерской альма-матер, осуществленная спустя два года, увенчалась успехом. А последующая служба в армии стала для Зарубина настоящей практикой. В ансамбле внутренних войск была собрана мощная команда специалистов всех направлений – балетмейстеры и музыканты с консерваторским образованием, актеры из лучших театральных вузов страны. «Мы делали программы, – вспоминает Сергей Зарубин, – в которых армейская тема была только в первой песне «Служу во внутренних войсках», а дальше начиналась настоящая эстрада высокого уровня».
Именно там, в Ансамбле песни и пляски внутренних войск СССР, впервые вышла на сцену Лора Колли. А если быть точнее, премьера клубной дивы состоялась еще на институтских театральных подмостках. Тогда Сергей Зарубин сделал эксцентричную пародию на цыганку, в чертах которой уже угадывалась будущая Лора, с ног сшибающая клубную публику. К тому же, она – цыганка, представленная Зарубиным, – пела, а Лора клубный народ все-таки щадит, а потому злоупотребляет все больше разговорным жанром. Так вот, в ансамбле внутреннего значения цыганка стала центром «развернутой вокально-хореографической картины», которая была представлена сначала собратьям по оружию из ГДР, а потом по многим советским зонам. Зэки, в отличие от начальства, наблюдали за выступлением резвой цыганочки с тюремных крыш и передавали ей трогательные письма и подарки, не подозревая, что жгучая красавица – всего лишь образ, мастерски созданный актером Сергеем Зарубиным.
