- Бздун ты чертов, вот ты кто, - вне себя от ярости рявкнул Браен: казалось, что в эту минуту он сам превратился в "хозяина". - Теперь я просек, что ты затеял, Стертевант. Я тебя насквозь вижу, ты, дешевый очковтиратель... Ты ведь сохнешь по этому Сиднею Де Лейкс, что, нет что ли?... Поэтому ты и подослал меня к нему, чтобы это как будто ты сам был с ним, так? Давай говори как есть!.. Раз так, то можешь валить к нему, и пускай он тебя самого и трахает... а с меня хватит, слышишь, Рой Стертевант. Держишь меня за пешку дерьмовую, да еще и душишь за то, что я исполняю твои же приказы. Я этим сыт по горло, слышишь. Ненавидишь его? Хрен там. Ты по нему с ума сходишь. Он для тебя смысл всей жизни, ты, грязный и лживый сучара.

- И что с того? - яростно напустился Рой на своего взбунтовавшегося любовника. - Что с того?... Да, я его люблю уже много лет, это больше, чем любовь... Но еще я хочу его убить и избавиться от него, и я сделаю это, с твоей помощью или без. А теперь пошел прочь. Вон отсюда! Убирайся из моей жизни. Знать больше не хочу ни тебя, ни тебе подобных...

Однако у Браена МакФи было не больше шансов вычеркнуть Роя из своей жизни, чем у того избавиться или отречься от его мучительной одержимости Сиднеем Де Лейкс.

Однажды, незадолго до самоубийства, старик Роя нашел в комнате сына альбом, полностью посвященный Сиднею Де Лейкс: там были моментальные снимки, фотопортреты, и даже сделанные пером и тушью рисунки футбольного героя, начиная еще с той поры, когда он был маленьким мальчиком, и заканчивая последними месяцами до его ареста по обвинению в непредумышленном убийстве. Будь старик Стертевант жив, он увидел бы еще больше фотографий и рисунков, и прочел бы еще больше новых историй.

За несколько дней перед тем, как получить от Роя "распоряжение" отправиться на охоту, Бараен тоже случайно нашел в доме своего друга этот самый альбом. И заглянув в него, Браен ужаснулся настолько, как если бы выяснил, что на совести Роя уже имеется убийство.

"Он уже виновен в этом в сердце своем", - пробормотал Браен, наспех просматривая листы с фотографиями и памятными мелочами (Рой в это время отошел в уборную в дальнем конце участка, потому как туалет в доме засорился). Браен спешил просмотреть альбом как можно скорее, но собранные в нем воспоминания обладали какой-то колдовской силой и заставляли забыть о времени. Браен очнулся только когда рука Роя вырвала у него книгу. Однако в тот раз Рой ничего ему не сказал и не стал наказывать.

После их ссоры, Браен все равно не собирался уходить, даже притом что Рой доходчиво велел ему убираться подальше. Вместо этого, юноша примостился на раскладной стульчик, какие часто ставят на проповедях под открытым небом и на похоронах. Несколько секунд он посидел неподвижно, обхватив голову ладонями, а затем, выбросив вперед руки, словно хотел отшвырнуть их от себя подальше, воскликнул: "Ты сам знаешь, что не можешь взять и приказать мне, чтобы я убрался!"

- Хочешь остаться после всего что сегодня между нами произошло? - спросил Рой.

Он по-прежнему говорил хрипловато и с осторожностью, ведь Браен не просто чуть было не отправил его на тот свет, но еще, к немалому удивлению Роя, доказал, что может он и раб, но раб склочный и опасный, если перегнуть палку. Давить на него можно было лишь до известного предела, и на сегодня запас его терпения был исчерпан.

- Что бы между нами не произошло, ты мой, Браен, - Рой встал возле раскладного стульчика, на котором устроился юноша .

- Правда? - тот поднял лицо к своему мучителю, - тогда знай, что я здесь и всегда буду рядом, Рой.

С этими словами, Браен бросился в объятия своего "хозяина", и Рой прижал его к себе с самым искренним чувством, целуя его волосы, цвета - как ему нравилось сравнивать - красного дерева, и любовно гладя его густые, мягкие брови.

- Ты наверняка успел собрать про меня много разного материала? - насмешливо спросил Рой.

- В смысле? - обиделся Браен, испуганно высвободившись из объятий точильщика ножниц.

- Ну, всякие памятные штуки, как у меня про Сиднея Де Лейкс .

- А-а, ты про это. Каждый, наверное, хранит какие-то фотографии и сувениры из прошлого.

- Возможно, если они связаны с его семьей, но до меня еще никто не собирал так много, как ты их называешь сувениров, на память о другом мужчине. Нет, не было еще на свете человека, который бы так восхвалял, чтил и дорожил воспоминаниями о том, кто его так презирал... вот почему я собираюсь убить Сиднея.

- Нет, Рой. Не надо. Пускай живет. Давай лучше уедем с тобой куда-нибудь вдвоем.

- Уезжать из-за этого жалкого никчемного заправщика? Ты мне вообще друг или нет, Браен МакФи?

- Ладно, не будем больше об этом. Ты все равно ничего не хочешь слушать... Но почему тебе мало одной моей любви? - Браен повысил голос и его золотисто-каштановые глаза блеснули подобно кусочкам ценного полированного мрамора. - Почему мои чувства для тебя второстепенны? Выброси ты этого Де Лейкса из головы. Да что с тобой творится?

- Откуда я, черт возьми, знаю? Все равно уже ничего не изменишь. И потом, в отличие от тебя, я не из хорошей семьи, и у меня не было ни богатого дедули, ни и всяких там дядей в Ки-Уэст и всего этого... Я знаю только то, что чувствую, а чувствую я - что его надо убить за все страдания, что он мне причинил.

Последние слова Рой произнес высоким голосом под стать крещендо, которое в экстазе выдал Браен, так что они оба вторили один другому, напоминая двух певцов, исполняющих какую-нибудь редкую ораторию.

- А может, мне просто сходить к нему, Рой, и объяснить что ты чувствуешь? - Осторожно поинтересовался Браен. - Глядишь, он извинится за то, как поступил на выпускном.

- Я уже тебе говорил, извиняться поздно! - Рой отвернулся от Браена, чтобы не показывать навернувшиеся на глаза слезы. - Просто постарайся сойтись с ним как можно ближе, ладно? Это все, о чем я тебя прошу. Не бог весть какая просьба.

- В каком смысле, Рой!... Не хочу я с ним близко сходиться. Да и на каком основании?... У нас с ним ничего общего. Просто я ему дал разок-другой у родника, ну и еще потом, но на одном этом близко не сойдешься...

- Но со мной-то ты стал близок, Браен.

- Да, это верно,- покачал головой Браен.

- Вот и обведи его вокруг пальца... Это все, что от тебя требуется. Пусть он будет у тебя на крючке.

- Навряд ли у него ко мне что-то серьезное. Ему просто нравится со мной перепихнуться. Не более того... Ну и еще он говорил, что у меня зад - глаз не оторвать, - сообщил Браен, покраснев как свекла.

- Ну вот, а ты мне плетешь, что у него ничего к тебе нет, мелкий лживый педик... Сам все отлично знаешь! Когда он на тебя не на шутку западет, он в наших руках...

- Ох Рой, зачем нам в такое ввязываться... Знал бы ты, как это меня пугает.

Рой взял лицо Браена ладонями и прильнул губами к его губам. Он поцеловал его торжественно, как верующие порой целуют в церкви гипсовую статую любимого святого.

- Пусть он заплатит за все, что он заставил меня выстрадать, милый. Стань для него мной, как ты сам недавно сказал - я ведь взбесился от твоих слов, потому что это чистая правда. Будь для него мной, слышишь. Добейся, чтобы он к тебе привязался всем сердцем, чтобы захотел тебя до одури, а потом сделай ему побольней. Пускай он поймет, каково пришлось мне, малыш.

Браен растаял от жара поцелуев и ласк Роя.

В ту ночь Рой как любовник был подобен виртуозному скрипачу, а Браен - во всем ему покорной, неповторимо звучащей скрипке, которую мастер кропотливо изготовил специально для него, чтобы он с высочайшим искусством отыграл концерт той единственной ночи, ибо даже без конца покрывая поцелуями тело Браена, охваченное любовным пылом, Рой знал, что он ни секунды не сомневаясь пустит его в расход ради своей ненависти к Сиднею. Рой любил Браена безумно, но еще сильнее он ненавидел Сиднея Де Лейкс. Как он сам сказал, он не знал, откуда берется эта ненависть, но понимал, что он был душой и телом подчинен этому темному чувству, равно как и жажде заставить своего врага заплатить за все. И Браен был именно тем, кому предстояло стать средством расплаты.