— Что ищет кто здесь кого?

Догадавшись о смысле вопроса, Эдгар на этот раз по-эстонски объяснил, что является братом Алфреда Рихарда, которого всевышний призвал к себе.

— А, звал? — понял человек с «солнцем». И закончил свою мысль уже по-русски: — Пускай… Можно. Разрешается…

— Он скончался, он уже «там», — уточнял Эдгар терпеливо.

Человек с «солнцем» хмыкнул и привел Эдгара к каптерке. Слава Богу, хоть кладовщик оказался местным. Эдгару отдали одежду Алфреда, и выяснилось, что он верно догадался насчет нового костюма. Субъект с «солнцем» посмотрел на костюм с интересом, даже будто с удивлением спросил:

— В этом будете хоронить?

Эдгар смутился, растерялся, вспомнив рассказанное санитаром.

— Этот не подходит — серый. Надо черный.

Но где же Алфред?

— В погребе, — сказал человек с «солнцем».

— Они в помещении, что в конце подвала, — объяснил кладовщик и добавил: — Покойники.

Кладовщик вспомнил, что Алфреда только недавно искали люди из коричневого дома. А Алфред… Он сильно мучился, кричал, но к нему даже не подходили — все равно нечем было помочь из-за отсутствия лекарств.

В «погребе» покойники лежали рядами на полу. Эдгар узнал брата только благодаря отсутствию большого пальца на правой ноге. Лицо Алфреда наполовину залито кровью, наверное его рвало сукровицей перед кончиной; черная полоса от подбородка до левой стороны груди — след заражения крови.

Эдгар раздобыл ведро, воду, у кладовщика взял тряпку и вымыл лицо Алфреду. Потом отправился домой. Велел Аиде найти свою старую черную пару.

— Которая с замшевым воротником.

— Пиджак же весь в заплатках, — удивилась Аида.

— Кто их в гробу рассмотрит? — объяснил Эдгар разумно. — Хоронить полагается в черном.

Но как им быть с Вальве Земляникой? Надо ли ее отыскать и, если надо, — как? Аида считала, что было бы прилично, если, конечно, суметь как-нибудь это сделать. Потрудней оказалась задача известить население Сааре. Регулярного сообщения на Острове не существовало, население передвигалось кто на чем. Эдгару повезло: ему удалось дозвониться в сельсовет из исполкома города, где секретарствовала Мелинда.

За Алфредом приехал Юхан на старой Серой лошади. Он привез гроб, сделанный Хуго. К столярной работе Хуго никогда не проявлял интереса, но на гроб его умения хватило. Всех занимал вопрос: где Король? На похоронах Алфреда присутствие Его Величества обязательно.

Слух о смерти Алфреда обошел все усадьбы Звенинога, дошел и до хутора Нуки. В результате от Элмара и узнали про Дом Вороны в лесу Смолоспуска. Элмар сам вызвался показать дорогу. Но кому? Кому идти с ним во дворец Короля?

У всех, конечно, дел полно, а Юхан ни во что не вмешивался, сидел на табуретке рядом с гробом, смотрел на Алфреда, молчал. Никто не решался его потревожить, он был недосягаем в своем одиночестве. Манчи отправили в Карула — за Земляникой. Остался Хуго, но его не пустила Мелинда, заявившая авторитетно, что стоит ему немного промочить ноги, как тут же насморк; поскольку говорила она веско и все знали, что она права, — а Манчита по причине беременности обсуждению не подлежала, — пришлось самой Мелинде и отправиться в путь с Элмаром. А добираться до Дома Вороны им предстояло почти что вплавь…

В то самое утро, когда из Звенинога выехал Юхан за Алфредом, из дома Вагнеров вышли Лилиан с Иваном и отправились в отделение милиции на Замковой улице. В руках они несли котомки, у одного одеяло, у другой продукты. Лилиан была возмущена задержанием Короля и всю дорогу восклицала, что нет такого закона, чтобы арестовывали безвинного. Но кто когда-нибудь устанавливал законы для тех, кто сам их олицетворяет? В отделении они задержались недолго, вскоре вышли и побежали на улицу Новую к коричневому дому, здесь Иван остался на всякий случай ждать, Лилиан вошла в подъезд. Они и в этом доме пробыли недолго.

— Куда теперь? — спрашивала Лилиан недоуменно, когда вышла из коричневого дома с известием, что их друг оставлен на свободе. Именно «оставлен на свободе», без уточнения — где именно. То есть Лилиан сказали небрежно, что да, «этого» отпустили, не сказав, как это произошло. Тогда Иван вслух рассудил, что, поскольку Король у Лилиан не объявился, страшась, по-видимому, как обычно, старого Вагнера, он мог идти единственно в Дом Вороны. И потянул Иван девушку за собой. Вскоре они оказались на дороге, ведущей в сторону Святой церкви, лесного кладбища и леса Смолоспуска.

— Ты с кем больше… дружна? — задал Иван, запыхавшись от быстрой ходьбы, такой странный и непонятный вопрос. Тем не менее она ответила:

— Ну, когда ты у нас… помогаешь отцу, тогда… А сам ты с кем больше дружишь, с ним или со мной? — спросила прямо, без обиняков.

Иван смутился, стал заикаться, и голос пропал. У него не было таланта вранья, как у Короля, поэтому честно ответил:

— Когда я у… вас, — к нему хочется, он один… ему скучно. Но когда я с ним — к вам хочется.

Лилиан весело расхохоталась и сказала, что в таком случае им надо всем вместе жить, чтобы никто не скучал.

Навстречу дул сильный ветер, и двигаться в месиве талого снега стало нелегко.

Его Величество в это самое время трудился с непередаваемым удовольствием: заготовлял дрова. По колени в мокрой снежной каше он бродил в лесу вокруг Дома Вороны, выискивая сушняк; повалив, распилив, волоком тянул добычу к дому. Здесь распиливал на куски помельче, заносил внутрь и укладывая в кухне. Неестественно держать дрова в кухне, но данном хозяйстве кухня не была кухней в прямой смысле этого слова. Скорее подсобка, в которой хранились и вода и дрова.

Он конечно же никого не ждал. С Иваном, как уже раньше отмечено, они друг от друга независимы, каждый поступал, как хотел, находился там, где хотел, и Король не сомневался, что Иван находится теперь у Лилиан. Он, правда, не допускал мысли, что Иван на хутор Вороны больше не придет — придет, но позже, когда ему станет известно, что Король на свободе. Еще в глубине души он не исключал возможности, что и Алфреду однажды, может, понадобиться воспользоваться гостеприимством его Дома. Главное же ему нравилось быть хозяином, ему нравилось что-то делать в собственном хозяйстве.

Что касается Франца, тот сидел на столбе и словно следил за его делами с насмешливым выражением своей вороньей физиономии. Король к этому деревянному чудику относился с недоверием. Всякий раз, идя из леса, он ожидал увидеть, что его опять нет на столбе. Главное, чему он немало удивлялся: с появлением у него деревянной вороны перестала его преследовать живая.

Разделавшись с очередной порцией сушняка, Король садился во дворе на чурбан и с удовольствием обозревал свои владения. Он озабоченно изучал крышу дома, покрытую толстенным покровом снега. Его заботило: куда денется вода, когда снег на крыше растает? И Король удрученно чесал себя за ухом. Ему все чаще казалось, что этот дом он раньше где-то уже видел, хотя с Ангелочком они сюда не приходили, это точно.

Когда пришли Лилиан с Иваном, хозяин трудился недалеко от дома.

— Ворона заколдованная, — объяснил Иван своей подруге сущность Франца, который как будто даже показал им язык, а Иван не мог припомнить, сделал Элмар вороне язык или нет, — она даже в дом ходит, по мешкам шарит, ноги моет.

Лилиан удивленно таращила глаза на жизнь друзей в их сказочном лесном доме. Она и сама напоминала сказочного персонажа — изящная принцесса с длинными золотыми кудрями, украшенными, словно короной, небольшой желтого цвета вязаной шапочкой. Рядом с ней этот мужичок с ноготок, закуривший трубку, смотрелся странно и смешно. А то, что Иван курил, принцессу стало раздражать. Первое время она относилась к этому снисходительно, ее даже забавляло, когда старый Вагнер с Иваном — старый и малый — рядышком запаливали трубки. Но табачный дым настолько прокоптил белоснежные гардины в кухне, единственно, где им позволялось курить, что стало невыносимо. И стала она с ними воевать. Перебранки старого Вагнера с дочерью проходили обычно на немецком языке. Иван догадывался о предмете ссоры, и ему было неловко.