Для Алфреда в этом примере главное очарование заключалось в том, что жил себе человек, никому не мешал, называл себя «Юрка», и никого не интересовало, откуда он родом, какова его родословная, есть ли у него паспорт. Его существование не беспокоило даже Пол-Пол (политическая полиция).
Будущее?
Коммунисты твердят, что в коллективном сознании — будущее человечества. Но как такое сознание может образоваться, когда на небольшом хуторе Сааре невозможно создать коллективное сознание, несмотря даже на религиозную основу жизни в доме? Как же это сделать во всем человечестве?
Ангелочек всегда утверждала назидательно, что хутор — общее состояние семьи. Братья же Алфреда видят в нем исключительно собственное будущее…
Осточертела такая жизнь! О ней не скажешь, чем она завершится. А Сула ждет опять освободителей… Трумэн. Создали атомную бомбу. Это значит, что и те, для кого она предназначена, в свою очередь, что-нибудь придумают. Черчилль где-то произносит заумные речи, а товарища Жданова награждают орденом Ленина за заслуги во внешней политике Советов. У островитян на этот счет свое мнение: товарища Жданова с его танками в стране у Моря помнят…
Земляника колдовала с картами. Душа ее от одной тревоги успокоилась: Эсмеральду выдворила. Шитьем заниматься — сколько можно! Да и не из чего. Свободного времени достаточно. Гадала, как обычно, на крестового короля, хотя Алфред шатен. Само собой, где крестовый король, там и дама червовая, хотя и сама она… трудно даже определить, какого цвета. Под крестового короля ложатся поперек две карты — его тайны. Они не располагают к веселым думам: пиковый туз острием сердечка вверх, и пиковая девятка острием среднего сердечка вниз — смерть!
Земляника смешивает карты, раскладывает по-новому: опять пиковый туз острым концом вниз, вместе с пиковым королем… Дом правосудия? Сбоку ложится пиковая десятка — тюрьма. Если бы сюда бубнового туза вместо десятки… Официальное письмо или повестка. Но нет бубнового туза. Перетасовывает карты. Волосы рыжие, а может, и русые, лезут в глаза, она откидывает их назад, лоб от напряжения в морщинах, И нижняя губа упрямо лезет на верхнюю. Раскладываете снова, и… что тут скажешь? Опять первая комбинация: пиковый туз острием вверх и пиковая девятка острием среднего сердечка вниз — смерть. Итак, тюрьма или… Вот и выбирай.
Алфред терпел зубную боль мужественно. Теперь уже и Земляника преисполнилась состраданием к нему. В тот день, когда Земляника захлопнула перед носом Эсмеральды в очередной раз дверь, а на одной из усадеб обнаружили во дворе обессилевшую лису и все старушки погнались за ней тоже из последних сил, в тот день, ощутив слабость, нервную напряженность, он не стерпел и сам себе выдернул этот проклятый зуб обыкновенными плоскогубцами. А к вечеру весь буквально посинел. И Земляника ему сказала:
— Что-то ты плохо выглядишь, весь синий…
Поднялась температура. На другое утро он бредил.
Зашла помочь соседская бабка. Но, кроме хороших советов, у бабки никаких лекарств.
— Раньше у людей жубы не болели, потому что люди в бане сперва парили пятки, а по утрам, когда умывались, вытираться начинали не с лица, а с рук, и картофелину носили в левом кармане жилета… Сичас што тут поможет, — прошамкала беззубая старуха задумчиво, — если поискать дерево, побитое молнией… щепою шоб колоть десну… Или колюшкой ежа? Где ж его тепериша найдешь?.. А нет ли палки, которой змею приконшили? Тогда лучше всего гвождем от гроба, а можно в жеркви кусок веревки от колокола… поджигать и дымом… или пожевать хлеб, погрыжанный крысой… Лушше всего, если подержать во рту палеш покойника…
Непригодность перечисленных лекарств показалась Землянике очевидной. Она не представляла себе Алфреда с пальцем покойника во рту… да и покойника, хотя время военное, взять негде.
— Смеяться грех! — обиделась бабка. — А вот если идти ношью на кладбище, оторвать шепочку от могильного креста, поковырять… Но утром шоб шепочку назад… Помогает.
Наконец беззубая бабка пошла домой, растормошила своего беззубого же старика, тот запряг в сани тоже почти беззубую кобылу и отправился в Кишмялягушки за стариком фельдшером. Осмотрев Алфреда, этот медицинский светила поставил диагноз: с левой стороны во рту отсутствует зуб мудрости — пустое место, но образовалась опухоль, которая, увеличиваясь, развивается вниз на шею, направляясь в сторону сердца.
Когда пришел Сула, Алфред уже несколько дней валялся в жару, стонал и бредил. Землянике незачем было уточнять, как узнал Сула их место пребывания. Но Алфред его присутствия даже не осознал, он и саму Вальве уже не замечал.
Сула несколько раз приходил-уходил, и опять доставили из Кишмялягушки фельдшера. Тот рекомендовал не полагаться больше на божью милость, советовал отвезти Алфреда в больницу, даже согласился быть сопровождающим.
Что оставалось делать Земляничке?
Спросила у больного — тот даже не понял, что от него хотят. Если он и говорил, то с трудом, хрипел и единственно просил пить.
Сула словно чувствовал, что с Алфредом как-то решится, сидел за столом, ждал, молчал, отпивая самогон из полевой походной фляжки. Наконец и он сказал Землянике:
— Отвези, конечно. Что ему сделают? Такому…
Земляника стала одевать-готовить Алфреда в больницу. Эсмеральду наконец тоже допустили и с ее помощью натянули на Алфреда его «хороший» костюм, словно на праздник наряжали.
Сула в это время шептал Вальве свои поучения относительно того, как ей надобно вести себя в городе, что отвечать в случае чего на вопросы казенных людей. Главная идея в его поучениях выражалась в том, что ни Алфред, ни сама Земляника — упаси Боже! — о существовании Сула и знать не знают.
Ехали беззубый старик, фельдшер и Вальве, между ними полулежа завернутый в одеяла Алфред.
Погода стояла тихая, ясная. В путь отправились рано утром, когда звезды еще украшали небо, дорога проходила через уже знакомый лес Смотригора, через облаченные в белоснежные одежды сосняки, их сопровождали по всему пути бесчисленные тени — целый мир, а вороны молчали, не каркали ввиду непонятной таинственности, исходившей от экипажа.
Вальве смотрела на кобылу, из ноздрей животного с храпом вырывалось жаркое дыхание, превращавшееся в пар. Вальве хотелось о чем-нибудь думать — ни думалось. Перед глазами карты: казенный дом… Повестка… Но и пиковый туз острием сердечка вверх и пиковая девятка острием сердечка вниз…
Наверно, розвальни с Алфредом не успели добраться до леса Смотригора, как к воротам Куриного Носа подошли Король с Иваном. Держа с двух концов за веревки, они несли упаковку, завернутую в мешковину. Дом в утренней тиши с темными окнами стоял молчаливый. Ребята постучали сначала в дверь, потом Король обошел окна. Они удивились странной тишине, в доме не ощущалось признаков жизни.
«Куда же они подевались?» — вопрошал себя Король. Ему стало тревожно в предчувствии беды. Может, энкаведешники накрыли…
Дверь была заперта, но Король знал способ проникнуть в дом через ригу. Скоро он оказался внутри, открыл незаклеенное окно, втащил упаковку. Залез и Иван. Они понесли свою ношу в жилое помещение, где кровать Вальве и Алфреда, здесь подняли на стол, развязали и сняли мешковину. В ней оказался аккордеон «Вельтмейстер» в футляре. Когда Король открыл футляр и засверкали серебристой радугой клавиши — засияла музыка!
Заря выдалась красивой. Солнце, вышедшее вдруг из-за вершин елей, озолотило белоснежное пастбище, кустарники, дома, пристройки, а маленькая, уже не замерзающая, тихая речушка отражала в зеркале воды кусты можжевельника на берегу.
Солнечные зайчики весело играли на перламутровых клавишах «Вельтмейстера»; те же, кто этот красивый инструмент сюда доставил, рыскали по дому в поисках чего-нибудь съедобного. Нашли соленые огурцы, хлеб, молоко — достаточно. Позавтракали. А дальше что? Оставаться здесь?
А как им хотелось увидеть и пережить вместе с Алфредом и удивление и радость! Конечно, предстояло бы рассказать легенду о приобретении «Вельтмейстера»… Но ведь и вправду, там, где аккордеон никому не нужен, они обязаны за него работать по хозяйству, батрачить, выполнять каторжную работу, поскольку там-то работники как раз очень нужны. «Вельтмейстер» — не нужен, работники — нужны. Разве нелогично? И совсем нелогично, что где-то, куда даже свет не доберется, валяется инструмент, способный вызвать радость и любовь. Король не сомневался: аккордеон вселил бы в Алфреда прежнюю жизнеспособность, словно сгоревшую в доме у реки вместе со старым инструментом.
