На террасе вместе с Цветовым сидели супруги Синицыны. Увидев шествие под «белым флагом», все заулыбались и замахали руками.

– Вы ко мне? – Святослав встал из-за стола. – Милости прошу, проходите.

– Клевый мужик, ну просто… Мужик-мужик! – прошептала Ида, разглядывая Цветова.

– Козырь, – непроизвольно вырвалось у Зиночки словцо из далёкого детства…

До второго класса Зиночка с родителями жила в солнечном степном городе, далеко-далеко от столицы Советской родины. Они жили в двухэтажном кирпичном доме, построенном немецкими военнопленными в конце сороковых.

На первом этаже, через стенку с ними, жил Дядя Толя Плачента. Его так все и называли, ни Толик, ни Анатолий Иванович, что, на первый взгляд, куда проще. Для всех он был исключительно Дядя Толя Плачента. Никогда в жизни Зина больше не встречала такой чудной фамилии.

По вечерам Дядя Толя Плачента любил сидеть на скамейке около подъезда, курить папиросы и щёлкать «семки». Выходя на улицу, он всегда снимал с лестничных перил жестяную банку из-под тушёнки, которая крепилась к перилам посредством загнутой и не до конца скрученной крышки – она использовалась в качестве пепельницы выходившими покурить соседями. Банку ставил на скамейку рядом с собой, тушил в неё курево или ссыпал туда шелуху подсолнечника, предварительно накопленную в кулаке.

Он был худ и жилист, словно сушёный гриб. Всегда ходил в серых бесформенных брюках и светлой майке-«алкашке». На голове – неизменная кепочка по блатному, сдвинутая на затылок.

Поза – в которой он нёс свой ежевечерний караул, восседая на скамейке – тоже была неизменной: ссутулив костлявую спину, он покачивал перекинутой через колено ногой, обутой в коричневый тапок со стоптанной пяткой.

Одни говорили про него, что – фронтовик, другие – что сидел в тюрьме…

Зинка даже помнила блёклые наколки на плечах и пальцах.

Знали, что попивает, что живёт один и не дебоширит. Говорили много чего, однако ценили за золотые руки слесаря-умельца, и привычку раздавать меткие, но далеко не лестные прозвища.

Вот Зинка – за её малый рост и чрезмерную подвижность – с лёгкой руки соседа величалась «Крохопулей»; полная и высокая Белла Петровна, участковый педиатр – «Эскулапихой»; тётка Лидочка из соседнего подъезда, постоянно дающая в долг жильцам всего дома – «Старушкой-процентщицей». Но самыми невероятными прозвищами наделялись многочисленные ухажёры Майки Грошевой, продавщицы из овощного.

– Эй, Грошиха, – сипло окликивал Майку Дядя Толя Плачента. – Это что за «Щенок бульварный» – или «Фуфел распальцованный», или «Гимназист», или «Вано-Мимино», или ещё что-то в этом роде – к тебе вчера на пансион напрашивался?

Майка фыркала и убегала, обижаться на соседа не было никакого резона – кто потом придёт протекший кран чинить?..

И только один раз…

Зинка хорошо помнила этот раз, так как сидела рядом на скамеечке…

Майка шла домой под ручку с красивым статным мужчиной в форме.

Поравнявшись со скамейкой, мужик поздоровался и закурил. Ему очень шло курить, на него, вообще, хотелось смотреть во все глаза, попадая во власть скрытой в нём силы. При внешней демократичности манер понималось, что он совсем не прост, этот красавец с ямочкой на подбородке и глазами цвета майского мёда. Он перебросился с соседом парой нечего не значивших фраз и в сопровождении Майки скрылся в подъезде.

– Наконец-то подфартило Грошихе. Этот – Козырь настоящий! – задумчиво произнёс дядя Толя Плачента, посмотрев на Зинку. – Козырь, по всему видать, да ещё и с куражом…

Из воспоминаний детства в действительность её вернул красивый голос Святослава Цветова:

– Дамы, прошу, присоединяйтесь.

Внешностью Цветов завидно отличался от рыхлого Синицына, который был моложе его лет на десять.

Невысокого роста, с пронзительными – как у затаившегося хищника – зелёными глазами, с лёгкой пружинистой походкой, со смуглым мускулистым телом – он скорее походил на акробата, чем на фокусника, стоящего на арене в смокинге и бабочке.

– Чай, кофе или что-нибудь покрепче? – поинтересовался он низким голосом с приятной хрипотцой.

– Просто водички – попросила Зина, глядя в сторону нескольких пузатеньких бутылочек минералки, стоящих на столе.

– И мне, – присоседилась Ида.

– Стакан? – спросил Святослав.

– Без стакана, можно?

– Пожалуйста, – ответил он и подал девушкам по бутылке воды, предварительно открутив пробки и метко, почти не целясь, одну за другой отправил их в мусорную корзину.

Девушки разместились на плетёном диванчике.

Юрик сидел на стуле, развалившись и вытянув ноги. В руке – банка с пивом, на носу – тёмные очки. В знак приветствия он только поднял вверх ладонь правой руки. А Леночка, листавшая журнал, отложила чтиво и, перегнувшись через столик, поцеловала Зиночку и Иду.

– Чему посвящён флэшмоб? – спросила Леночка, с улыбкой разглядывая «белый флаг», который Ида аккуратно прислонила к стене.

– Сейчас узнаешь, – прошептала в ответ «байкерша».

– Мы вам, наверное, помешали беседовать? – отпив воды, извиняющимся голосом произнесла Зинаида.

– Да как вам сказать… С моей точки зрения, вы появились в самый подходящий момент. А то я уже не знал, как отбиваться от предложения великого художника… – последние два слова он произнёс с явной иронией. – Написать мой портрет. Говорит: «С места не сойду, пока не получу согласия!».

Юрий с недовольным выражением воспалено-красных глаз посмотрел на шутника поверх очков.

– А я ему предлагаю со мной в карты сыграть. Говорю, что давай партейку в «штосс», как бывалоча в туманном Альбионе. Накажешь старика, и воля твоя – буду оставшийся месяц тебе позировать.

– Так вы давно знакомы? – встряла Ида.

– Да лет десять, как пересекаемся по свету, – неопределённо ответил Синицын.

С этими словами он взял лежащую на столе колоду карт и, явно рисуясь перед девушками, пару раз небрежно сделал короткую «пружинку», пролистав карты.

«Интересно… Здесь Юрик ведёт себя совсем по-другому…», – подумала Зина.

– Ух, ты! Мне так нравится, когда всякие такие штучки с картами делать умеют, – восхитилась Ида.

Сочтя момент как нельзя подходящим, Зинаида решила действовать «с места в карьер».

– Святослав, Первого мая в клубе Озёрного будет торжественное собрание, и мы от лица всего местного населения очень просим от вас хотя бы коротенькое выступление, буквально, два-три номера. Все уже знают, что вы тут отдыхаете. Пожалуйста, не откажите! – выпалила она на одном дыхании и комично зажмурила глаза, втянув голову в плечи.

А Ида взяла в руки импровизированное знамя и помахала им над головой.

– Сдаёмся и рассчитываем на вашу благосклонность, – фальцетом поддержала она. – Мы, парламентёры общественности села Озёрное…

– Ну, Казимирыч, ну хитрый лис… – ухмыльнулся Цветов. – Не мытьём, так катаньем. Ладно, как таким красавицам откажешь, – он забрал «знамя» из рук девушки. – Сдаюсь, сдаюсь!

Все засмеялись.

– Эй, кардист, хват ослабь! – обратился Цветов к Юрику, продолжавшему мучить колоду. – Хват средним пальцем ослабь, говорю… Карты разлетаться.

Но было поздно – колода перестала повиноваться Синицыну, и гибкие лощёные карты с шумом разлетелись в разные стороны.

Ида подскочила с места и, быстро собрав колоду, протянула её Цветову.

– Пожалуйста, покажите как надо, только помедленнее. Я обожаю, когда такие штуки делают!

– «Штуки» – называются флориши, мадемуазель.

Цветов потянулся к столу, взял портсигар и достал сигару.

– С вашего позволения, дамы…

Облачко вкусного сизого дыма было подхвачено весенним ветерком и растворилось в воздухе.

– Мне нравится запах хорошего табака, – грустно сказала Зиночка. – Бабушка и дед всю войну прошли, до самой смерти курили.