Отец Геныча на похоронах не присутствовал – служилый человек старательно тянул лямку в Восточной Германии. Генкин папаша попал туда прямо из надоевшего хуже горького турнепса Станислава: на неметчине ещё не успел выветриться крепкий русский дух бравого сапера Василия, а он уже снова тут как тут! «Товарищ Жюков» пригнал из Фрицландии целый пульмановский вагон всякого добра для удовлетворения собственных материальных потребностей и материальных потребностей своих родственников, в том числе, по утверждению русской службы Би-Би-Си, более тысячи (!) женских платьев – следователь замучился пыль глотать считавши.
Василий Крупников был мелкой сошкой из вдоль и поперёк перепахивающих Германию оккупантов, но и ему кое-что перепало. Отец несколько раз приезжал в краткосрочный отпуск, и каждый его приезд в Егорьевск становился событием – нечто вроде локальной выставки достижений народного хозяйства образованной в 1949-м году ГДР (не Грузинской Демократической Республики, как ошибочно могут истолковать эту аббревиатуру новые русские, а Германской Демократической Республики). Не зря же сапёр Крупников ползал на вечно голодном брюхе по минным полям Второй Мировой – теперь настал и его черед подхарчиться. Вагон не вагон – но свою маленькую тележку барахла Василий Крупников таки отхватил. Всё что попадало под руку, он складировал в огромные, немецкого же производства, кофры – самоценные произведения искусства умеющего красиво жить народа, отличающегося аккуратностью, дисциплинированностью, педантичностью и многими другими хорошими качествами. Изготовленные из высококачественной немецкой фибры чемоданы, габаритами не уступающие пульмановскому вагону, имели не поддающиеся вандалистской грубой силе неотрывающиеся ручки, не заклинивающие и не ломающиеся замки и выстроганные из настоящего бука наружные рёбра жесткости. В таком чемодане легко размещался сам пятилетний Геныч вместе с закадычным дружком Воликом.
Гостинцы распределялись в чемодане слоями – та ещё геология меркантильности и вещизма. Нижний слой составляли тяжёлые предметы, например, буковые планшеты с набором столярных или слесарных инструментов, ткани драп, бостон и диагональ в отрезах, коврики, накидки, покрывала и скатерти; в среднем слое располагались носильные вещи – мужские костюмы, женские платья, детская одежда и обувь, а также различная мелочёвка типа дорожных несессеров, кашне, перчаток, пульверизаторов, летних спортивных маек и т.д. Ну а поверх всего этого богатства Василий Крупников обычно укладывал шоколадные наборы и конфеты в коробках и просто обильной россыпью – дегустируя монбланы и эвересты сладостей, Геныч подложил себе большую свинью: начиная с пятого класса он постоянно мучился зубами.
Мощные инъекции германского ширпотреба на фоне удручающего отечественного ширпотребовского «авитаминоза» заметно повысили материальное благосостояние семьи. Благотворность интенсивных вливаний, их положительные последствия прослеживались и через многие годы после жирного для Геныча начала пятидесятых. Как известно, некоторые вещи могут преданно служить человеку десятилетиями и даже веками – особенно немецкие. Столярные и слесарные инструменты, настенные коврики, покрывала, дорожные несессеры продолжают исправно выполнять свои немудрёные функции. Даже прекрасный столовый сервиз фирмы “Oscar Schlegelmilch” («Оскар Шлегельмильх») понес всего лишь незначительные боевые потери – в основном в «женском батальоне» чашек весьма тонкой работы. А уж разнообразнейшая мелочёвка и всякого рода безделушки, которые Василий Крупников загружал в бездонные, как бочки Данаид, чемоданы навалом, до недавнего времени всё ещё нет-нет да и продолжали всплывать из многолетних напластований квартирного хлама, несмотря на неоднократные переезды, при которых обычно теряются вещи.
Иногда такое маленькое повторное открытие становилось настоящим сюрпризом и даже оказывало ощутимое влияние на ход Генкиной жизни. Самой интересной находкой на палеонтологическом раскопе истлевающего немецкого добра стал, как ни странно, пенальчик с засохшей губной помадой. Помада называлась “Rote Kuss” – «Красный поцелуйчик». В школе Геныч учил немецкий, но язык ему не нравился, и он переключился на английский. Словари обоих языков находилсь под рукой, и он без труда перетолмачил игривое, кокетливое название – его всегда интересовали много чего могущие поведать лэйблы, надписи и этикетки. «Красный поцелуйчик» так «Красный поцелуйчик» – в конце концов, в шестидесятых или семидесятых годах ХХ-го века в Советском Союзе выпускались конфеты «Чапаев», правда, без Пустоты. «Красный поцелуйчик» вызывал гораздо меньше ассоциаций, нежели знаменитый герой гражданской войны. Геныч поместил раритетный тюбик в коробочку с аналогичным хламом – никакой реальной пользы извлечь из находки не удалось.
Однако спустя всего несколько дней громом грянула эфирная сенсация. Геныч слушал русскоязычную «Немецкую волну» и не верил своим ушам. Бодрый ироничный голос радиожурналиста во всех пикантных подробностях живописал историю появления на рынке косметики помады «Красный поцелуйчик». Оказывается, помаду производили не в ГДР, а в ФРГ – Василий Крупников в неведении или, напротив, в очень большом ведении прикупил контрабандный товар. В послевоенной неразберихе и последовавшей вскорости экономической реформе канцлера Людвига Эрхарда ежедневно рождались и умирали, не достигнув половозрелого возраста, сотни сомнительных фирм и фирмочек. Одна такая бабочка-однодневка варила дешёвую губную помаду – в эпоху всеобщего товарного дефицита, имевшего место быть в разрушенной союзниками Германии, немецкий народ хватал всё подряд – в точности как русские в России. Для придания губной помаде особого цветового оттенка и повышенной стойкости ушлые фирмачи разработали ну просто охренительное ноу-хау, достойное Книги Рекордов Гиннесса. В качестве одного из компонентов «странного варева» они стали использовать кровь, выдавливаемую из паразитирующих на людях блох – то есть, попросту говоря, человеческую кровушку. Дабы бесперебойно получать уникальное сырьё, компаньоны открыли ночлежный дом. Блошек, насосавшихся крови бомжей и люмпенов, они собирали с помощью самопально модернизированного пылесоса – дальнейшее было делом отличной немецкой техники. Германские умельцы-левши придумали своему гнусному суперэрзацу броское название – и «Красный поцелуйчик» начал пользоваться у обнищавших в результате войны немецких фройляйн и фрау поистине бешеным успехом: в основном из-за дешевизны.
Геныч дослушал передачу до конца и, всё ещё не веря ушам, записал сообщённую радиожурналистом дату и время повтора. Передачи «Немецкой волны», как и русской службы Би-Би-Си, повторялись по причине постоянного глушения по многу раз, и Геныч вдосталь насладился беспримерной историей происхождения «Красного поцелуйчика».
Потом он достал из коробки провалявшуюся в бездействии губную помаду, внимательно посмотрел на тюбик – так смотрят на указательный палец в намерении высосать из него какой-нибудь психоделический фантазм – и накатал смешную и ядовитую повесть «Коктейль-бар «Ёрш-изба». Издательства «Икс-Мо» и «АЗТ» не оценили нестандартного юмора, и четырехсотпятидесятистраничный опус тяжело улёгся на стенающую под грузом неизданных книг полку книжного шкафа – в непосредственной близости от краснеющего за своё пролетарско-плебейско-блошиное происхождение «Красного поцелуйчика».
Пятилетний юбилей Геныч отмечал в Егорьевске. Огромный как Баальбекская платформа стол был накрыт в той самой комнате с «французскими» окнами. Генка до сих пор помнил отдельные пункты тогдашнего меню: блинчики с красной икрой, большой самодельный торт и, конечно, мороженое – в избытке. Последнее было как нельзя кстати: по знаку зодиака Геныч – Рак, и на день его рождения обыкновенно стоит одуряющая жара.
В праздничной трапезе принимали участие двое наиболее близких приятелей виновника торжества: Волик Кочнов и Алешенька Завьялов. Остальные, не допущенные к «царскому» столу пацаны в нетерпеливом ожидании подношений кучковались у парадного входа под окнами залы. Чтобы не обижать «мальчишек радостный народ», который не разместился бы даже за апокалиптическим дедушкиным столом, мать Геныча щедро одарила пацанов конфетами, в том числе и без обёрток. По июльской жарище малышня бегала босиком и в одних лишь трусах. Положить гостинцы было некуда, и не лишённый выдумки Геныч нашёл выход из затруднительного положения. Комичная картина наделения дворовых ребятишек гостинцами частенько встаёт перед его близорукими, изрядно потускневшими с той далёкой поры глазами: набившиеся в тамбур парадного подъезда пацаны снимают с себя семейного покроя трусишки, представая совсем голенькими, и смеющаяся мать Геныча Ольга Ефимовна пригоршнями насыпает в импровизированные хлопчато-бумажные «фунтики» липкий от июльского зноя ландрин – монпансье леденцовое. Наверное, это было счастье – очень редкие его мгновения.
