- Помочь?
Небольшая рыжая сумка, сползшая с плеча на колени, была почти невесомой, ее хозяйка не любила таскать тяжелые вещи:
- Нет-нет, спасибо...
И бросила сумку на пол.
- Туристка? - старичок явно не давал сосредоточиться на мыслях, которые сверлили ее мозг.
- Нет, в командировку...
- Вижу, впервые... А я бываю здесь часто. И каждый раз нахожу в этом городе что-то новое... Так трудно его познать за один раз... Удивительное место... Магическое... Да-с... А какие люди прославили его! Декарт, Спиноза, Эразм Роттердамский... Советую обязательно сходить в музеи Рембрандта и Ван Гога. А какой чудный здесь Королевский оркестр! И - балет, балет! Нидерландский балет - один из лучших в Европе! А опера? О, вам повезло! Сейчас здесь на гастролях немецкий театр.
Расслабившись, Катя почувствовала усталость, затягивающую в тяжелый панцирь. Так хотелось тишины, но старичок не останавливался и вел себя как на трибуне, где начал пусть и интересную, но очень длинную лекцию. И тогда она решила отделаться от навязчивого собеседника самым простым способом: закрыла глаза, отгораживаясь от него ресницами, как портьерой.
Перед глазами исчезли предметы, которые до этого наблюдала: гладкую лысину на макушке сидящего впереди мужчины, кармашек с глянцевыми журналами под столиком, и главное - иллюминатор, манивший всего несколько секунд назад... А потом Катя... полетела в темноту как в бездонную пропасть. Кромешный мрак оглушил ее полной тишиной, как будто кто-то накинул на голову плотное черное покрывало. Но вот тишину прорезали нежные звуки колокольчиков, мелодично зазвеневших на разные голоса. Их переливы так напоминали "музыку ветра", что висит перед входом в Катин офис...
Мелодия заструилась, как легкие волны шелка, недавно привезенного ей из Китая. Но вот рядом с нежной тканью стремительно развернули отрез из мягкой черной кожи - вступили в игру легкие ударники, разноголосые барабаны и барабанчики. А это - плотный гипюр, затянувший в тесный корсет, да так, что стеснило в груди: наполняя пространство щемящими звуками, начала свою партию старинная флейта...
Кате показалось, что накинутое на нее черное покрывало превратилось в бархатный театральный занавес, и прямо на нем началось странное представление. Первой вышла ярко-красная маска со зловеще ощерившейся пастью полузверя-получеловека. И трудно было определить, кто это: лев, тигр или... корова. На плечах маски развевался светлый плащ, а из-под него выглядывали окрашенные в золото крылья и длинный хвост, увешенный маленькими колокольчиками.
На второй, уже зеленой, маске, огромная щель вместо рта зияла пустотой, и только длинные клыки светились матовым оттенком. Крючкообразный нос под стать огромным круглым глазам, выпученным не то от боли, не то - от страха. Такие же "горящие" глаза стреляли электрическими импульсами с третьей маски. Видимо, чтобы не сразить всех наповал, глазницы оказались чуть прикрытыми длинными растрепанными волосами, похожими на застарелую мочалку. Рот этой маски был набит желтыми, видимо, гнилыми, зубами, а под ней... висели две огромные женские груди... Как два безжизненных мешка, они синхронно двигались по занавесу вслед за "мочалкой".
Но самой удивительной казалась маска с зеленым, вытянутым до устрашающих размеров, птичьим клювом, из которого торчал узкий змеиный язычок. Из-под ярко-зеленого птичьего оперения смотрели на Катю... совершенно "человеческие" глаза-молнии.
Маски медленно проплыли перед занавесом, демонстрируя себя во всей красе, а потом уступили место своим теням, но с очертаниями всего туловища. Тени монстров, как заведенные, размахивали руками и дрыгали ногами, набрасывались друг на друга, пытаясь уложить соперника в потасовке. Никто из них не хотел сдаваться! Но вот, наконец, тень первой маски, той, что с золотыми крыльями, вонзила свой кинжал в одну из грудей "мочалки". Тень демоницы, слабея от полученной раны, схватилась за рукоятку кинжала и качнулась в сторону.
А музыка не смолкала... Напротив, она стала еще громче и тревожнее. И эта тревога, как червь, буравила Катин мозг.
Человек-птица взмахнула крыльями и начала подниматься над другими масками, заслоняя их своим ярким оперением. Потом она повернула голову к Кате и перехватила ее изумленный взгляд. Маска смотрела ей прямо в глаза, и от этого пронзительного взгляда сковывало ужасом, словно ледяным панцирем, девичье сердце.
- А вы летите еще дальше? - спросила маска голосом интеллигентного старичка. - Или выходите в Амстердаме?
- А я тоже... лечу? - успела спросить Катя и открыла глаза.
Услужливый старичок внимательно смотрел на нее:
- Ну-ну... А самолет уже приземляется в Амстердаме...
- Надо же... Совсем вырубилась... - прошептала девушка, ошарашенная увиденным зрелищем - целым представлением. И, сделав паузу, словно раздумывая, все ли из сказанного ею слышал сосед, добавила:
- Извините, так устала на работе...
Старичок молча кивнул, а потом перевел разговор в другое русло:
- А мы и не познакомились. Герман Арнольдович, коллекционер...
Он порылся в нагрудном кармашке и достал визитку с красивым замысловатым вензелем.
- Катя. Художник-модельер...
- Неужели? - Старичок засуетился, проявляя интерес к своей соседке.
Самолет уже снижался, и пора было заканчивать разговор.
- Там номер телефона, если что - позвоните, - успел сказать Герман Арнольдович.
"Да уж, - подумала Катя, - с какой это стати..."
На душе было неспокойно - надо же, она не увидела амстердамских огней! А так мечтала...
В аэропорту Схипхол девушка присела на краешек кресла недалеко от выхода в город. Как хорошо лететь без багажа! Как хорошо не чувствовать себя привязанной собачонкой к своим баулам! Включила телефон и набрала амстердамский номер:
- Паула, ты где?
- Буду через пять минут, - ответила бархатным голосом ее подруга.
Пять минут - это пятнадцать, не меньше. И Катя достала из накладного кармана сумки глянцевый журнал, тот самый, с ее фотографией, правда, не на обложке - ну не модель же она, чтобы выпячивать грудь на "лице" номера! Но вот где-то внутри, почти в середине, есть тоже совсем неплохое ее фото под интервью "Дизайн одежды: сочетание несочетаемого". Журнал выпал из рук и заскользил по гладкой плитке в сторону огромного цветочного горшка, в котором красовались яркие сиреневые цветы, похожие на анютины глазки.
- Please take[46]... - молодой мужчина спортивного телосложения, с какой-то мальчишеской хваткой, уже держал журнал в руках.
- Thank you![47]
Их взгляды встретились, и что-то кольнуло у нее под ложечкой, как бывает после долгой разлуки если не с любимым человеком, то хотя бы - с другом. Незнакомец тоже удивленно вскинул брови и, не удержавшись, спросил :
- You live in this country?[48]
- No, I'm from Russia![49]
По его лицу пробежала тень разочарования. Видимо, ему очень хотелось, чтобы именно эта девушка была родом из Нидерландов.
- Извини, но ты так напоминаешь мне... - молодой человек замолчал.
Эх, если бы Катя услышала последнее слово - "бабушку"...
- Ты напоминаешь мне одну женщину, - сказал он уже по-русски. И, чтобы не разочаровать незнакомку, добавил:
- А если я приглашу тебя куда-нибудь? Завтра хочу посмотреть немецкую оперу. Ты как?
- Ты знаешь русский язык? - удивилась она, не ответив на приглашение.
- Да, я изучал его в университете. И был в вашей стране... Ну как, согласна?
Катя посмотрела на незнакомца внимательнее. Вполне приличный молодой человек, интеллигент, скорее всего, из служащих. И есть в нем что-то восточное... Глаза. Да, глаза... Они почти черные, как колодец, и разрез...
- Если только в оперу... - неуверенно пролепетала она, вспомнив совет Германа Арнольдовича. Тем более, что знала - Паула туда и под угрозой расстрела не пойдет, у нее другие интересы. Вот и получается, что можно принять приглашение первого встречного.
