- Лиза, а ты все еще здесь? - молодой моряк, видимо, знал ее и не раз видел именно на этом месте. - Нет, о твоем Годфри ничего не слышно...

Потом спустили со стапеля новое судно - "Петр и Павел". Для приезжих из Московии оно стало первым, строительство которого довелось не просто наблюдать со стороны, но и выполнять самим. Так что каждая деревянная балка, каждая деталь этого красавца хранила тепло их мозолистых ладоней. Стофутовая махина гордо прошествовала вниз и коснулась поверхности залива. Изумленные зеваки не сводили с корабля глаз: немало наслышав о чудных чужеземцах, они с трудом воспринимали настолько серьезный результат их причуд.

В этот день даже солнце светило по-особенному, несмотря на то, что шел уже последний месяц осени. Оно играло своими лучами, гоняя их по новой, еще не затоптанной грязью и кровью, палубе, а потом выпустило их на спокойные волны Северного моря - мягкого и теплого в эту пору.

Трудно представить, что всего девять недель назад красавец по имени "Петр и Павел" вообще не существовал. И вот он - острогрудый, с высокими мачтами и свежими парусами, с уютными каютами, мостиком для капитана, и даже - с пушками на случай пиратских налетов или же, напротив - празднования победы. В походном журнале появилась первая запись о том, что готовый корабль спущен на воду шестнадцатого ноября, в присутствии послов Великого посольства из Московии.

Был вечер, и они сидели за столом в доме канатного мастера, где поселил их Николас Витсен. Это жилище коренным образом отличалось от старого саардамского домика-лилипута и представляло собой добротное деревянное строение. Главное - окна, а через них открывался вид на другие постройки, убегающие ровными длинными рядами в сторону залива. С утра, когда солнце поднимается из глубины синих волн и начинает раскрашивать яркими брызгами тусклое небо, оно становится необычайно красивым: нежные краски - от розового до ярко-оранжевого - медленно выползают полукругом от линии горизонта. А вечером, вот как сейчас, можно любоваться закатом только во дворе - из окон его не видно.

- Какие там в Лейдене диковины! - царь Петр с восхищением рассказывал своим спутникам о поездке в этот небольшой голландский городок. - Чего там только нет! И египетские мумии, и норвежская хижина, и даже храм из Тафиса, коему уже семнадцать веков! А какие идолы из Африки! И чучела! Мартышек, ящеров и даже... крокодила. Я уж не говорю про мельницы - их там десятки... Такого собрания древностей[160] я еще нигде не видел. Да, надо будет написать нашим, чтобы наловили в московских прудах и выслали сюда лягушек да змей, жуков разных...

- Живыми? - переспросил его Гаврила Кобылин.

- Нет, их нужно в крепкой браге держать...

А потом Петр Великий с чувством сожаления покачал головой:

- Эх, как же я вчера там опростоволосился! За весь русский народ... Стою в этом собрании древностей и смотрю на картину одного лейденского художника, Рембрандт его фамилия. Удивительно! Мы дали название фрегату "Петр и Павел" в честь святых апостолов, а он посвятил им несколько картин. Видно, тоже почитал святых... И вот я только начал разглядывать одну картину, как заприметил рядом с ней... Что, думаете, может стоять возле такой картины? Не знаете! Наши лапти!

- Да неужели? - не на шутку удивился Меншиков.

- Вот-вот... Смотрю, вроде, хорошие лапти, из липового лыка[161], прочные - подошва подплетена лозой. И написано: "Обувь из Московии". А этот... важный англицкий вельможа из замка Лоо Оранских, так громко сказал, что все услышали: "У них даже царь ходит в такой обуви!"

- Да ну? Так и сказал?

- Кажись, Алексашка, на меня посмотрел. Правда, я уже отвернулся от него, а сам хотел сквозь землю провалиться... А думаю я сейчас вот о чем. Придет день, снимем лапти и будем... монеты чеканить...

- Неужто? - Меншиков удивился еще больше. - Для себя или для... Голландии?

- Может, и для нее, а может, откажем ей в такой почести. Николас Витсен сказал, что их Ост-Индская компания чеканит монеты... А мы ведь - не компания, а государство! Так что тоже будем деньги выпускать! И не только себе, но и странам заморским - вот мое царское слово!

Глава 3. АЛЬБЕРТ И КАТАРИНА. В ОСТ-ИНДИЮ, НАВСТРЕЧУ СУДЬБЕ

Сентябрь 1697 года.

Ночь выдалась на удивление душной, хотя днем было свежо, когда корабль стоял в Капштадте. Скорее всего, там только что прошел дождь. Ну, а здесь - как перед дождем. Катарина стояла на палубе совсем близко к носу корабля и, опираясь на поручни, вглядывалась в ночное небо. Усыпанное звездами, оно казалось опрокинутой чашей, в которой плавают зажженные свечки. Совсем не такое, как в Европе, звезд как будто больше, а вот некоторые знакомые созвездия найти трудно.

- Не свались за борт, - пошутил он, так внезапно появившись за ее спиной.

- Альберт, не пугай меня, видишь, я считаю звезды... Кстати, помоги мне найти Большую Медведицу, что-то я ее не вижу.

- А здесь ее нет.

- Как нет? А я слышала о том, что по Полярной звезде моряки определяют, где находится юг.

- Правильно. Только это - в Северном полушарии. А мы с тобой давно уже ниже экватора, где не видно ни Полярной звезды, ни Большой Медведицы...

- А как тогда узнают стороны света?

- Для этого, вообще-то, есть компас...

- Компас - это диковина... А если у меня нет его, а я плыву на корабле посреди океана?

- Приглядись внимательно! Видишь маленькое-маленькое созвездие из четырех звезд? Это - Южный Крест. От него нужно мысленно провести линию вверх на расстояние, равное пяти таким крестам, и эта точка будет Южным полюсом небесной сферы. Направление на него и есть направление на Южный полюс.

- Он такой маленький... Этот крестик...

- Зато очень важный, ведь по нему можно даже определить южную широту места, где находишься. Высота Южного полюса над горизонтом и будет равна южной широте того места, откуда наблюдаешь эту картину...

- Неужели так просто?

- Просто, но очень важно! Моя воля - нарисовал бы Южный Крест на голландском флаге!

- На флаге?

- Да! Смотри, смотри, Катарина, на небе и луна перевернутая!

- Что-то не замечаю...

- Видишь, тоненький серп смотрит вправо, потому что убывает луна справа, а растет - слева, а у нас в Амстердаме - наоборот... Понаблюдай за ней каждый вечер и убедишься, что это так.

Наконец, подул свежий ветерок. Сейчас бы он с удовольствием поиграл ее длинными светлыми локонами, но широкая костяная заколка не позволяла их раздувать. Катарина сделала глубокий вдох, словно наслаждаясь последней порцией воздуха, и задержала на миг дыхание. Тонкая фигурка в длинном бордовом платье с корсажем, подчеркивающим невысокую грудь и прямую спину, замерла. Словно нарисованный, силуэт четко выделялся на фоне потемневшего неба.

- А сосчитать эти звезды невозможно...

Он нежно обнял ее за плечи и добавил:

- Как походят они на мелкие бриллианты, рассыпанные по синему бархату...

- Нет, на маленькие свечки, горящие на круглом листе кувшинки... А эти кувшинки плавают в темной воде...

- Не спорь со мной, - сказал он, - я очень хочу, чтобы это были бриллианты. Когда сколочу состояние в Батавии, куплю тебе самое дорогое ожерелье...

- Альберт... - Катарина дотронулась губами до его руки, которая лежала на ее плече. - Я выходила за тебя замуж не ради денег...

- Ну почему же? Мне было бы приятно, если бы моя красавица жена носила изысканные драгоценности...

- И куда б я в них пошла?

- Это в Амстердаме ты не любила выходить в свет, когда была девицей. А теперь ты - замужняя женщина... Скоро увидишь, как любят дамы носить в Батавии дорогие наряды и роскошные жемчуга... А есть там и балы, и приемы... Скучно не будет.

Острый нос корабля перерезал границу Атлантического и Индийского океанов. Морское судно повернуло налево, и потому Капштадт, а с ним и мыс Доброй Надежды, оставались уже не на севере, а на западе. До Батавии - совсем ничего, где-то треть пути, а то и меньше...