Сильный пинок поддых выбил остатки воздуха из легких и Левченко скрючился в позу эмбриона, жадно хватая воздух ртом, как выброшенная на берег рыба.

— Встать, мразь! — еще один сильный удар и Степан отлетел к стене, сильно ударившись об неё головой. — Ну, что сука майдановская вот ты и допрыгался!

Еще один удар… но на этот раз Левченко был готов. Ботинок с мягким шлепком влетел в живот Степана, заставив тело согнуться пополам. Сжавшись намного больше, чем от удара, Левченко обхватил ногу бьющего руками и резко перекувыркнулся на другой бок. В зажатой намертво ноге что-то хрустнуло и дикий крик боли резанул по ушам.

Левченко схватился за одежду поверженного врага и как настоящий удав подтянул его к себе. Руки сомкнулись на горле дико орущего мужчины… и Степан вновь провалился в забытье — сильный удар в голову подействовал лучше всякого снотворного.

Очнулся Степан от ощущения холода. Зубы стучали друг об друга, выбивая незамысловатый ритм. Левченко полулежал в луже воды, прислоненный к стене. Из одежды на нем были только трусы и один носок… ну и нательный крестик. Носок и трусы уже схватились ледяной корочкой.

— Подпиши «чистуху», что это ты пожег милиционеров в автобусе и мы тебя отпустим, — раздался визгливый голос, где-то там в высоте. — Мы и так знаем, что это ты и твоя команда сделали. Подпиши!

Голос вещал где-то там высоко. Левченко не видел, кто говорил, у него пред глазами все плыло и взгляд удавалось задержать только на ботинках, стоявшего над ним человека.

— Подпиши, иначе мы тебя расстреляем! Сам понимаешь, что в таком состоянии тебя никто не вернет в камеру. Выход только один — подписать чистосердечное признание! Подпишешь?!

— Стреляйте, — едва слышно прошипел Степан, выплюнув при этом кровавые сгустки. — Кишка тонка стрелять!

— Что ты сказал?! — обладать визглявого голоса, аж припрыгнул от возмущения. — Кишка тонка стрелять?! Ты хоть понимаешь, что за то, что ты сделал тебя не то, что расстрелять, тебя на части разорвать надо!

— Иди на фуй, — коротко ответил Удав и закрыл глаза. Смерти он не боялся… смерть не самое страшное, что может произойти в жизни человека.

— Ну, подпишешь «чистуху» или нет? — холодный кусок металла прикоснулся ко лбу. — Отвечай.

Левченко ничего не ответил, лишь сплюнул на пол сгустки крови. Он действительно не боялся смерти. Устал бояться. Человек всю жизнь чего-то боится. Пока маленький боишься родителей и взрослых, когда становишься взрослее, то начинаешь бояться сверстников и наделенных властью людей. И всю жизнь человек боится… боится наказания. А венцом страха быть наказанным, является боязнь смерти. Переставший бояться собственной смерти, становиться бессмертным!

— Хватит! Приведите его в порядок и через час, чтобы он был готов к разговору, — раздался повелительный голос, откуда-то сверху.

Холодный металл пистолетного ствола исчез, а еще через пару минут Удава подхватили под руки и вынесли из комнаты.

Вначале ему сделали несколько уколов, от которых по телу прокатилась горячая волна, потом несколько женщин в белых халатах помыли его как маленького и одели в спортивный костюм, а в завершении — Левченко минут тридцать провел в стоматологическом кресле. По внутренним ощущениям на все эти экзекуции ушло никак не меньше трех — четырех часов.

После посещения стоматолога, Удава отвели в комнату, где из мебели был только стол и два стула.

— Ну, что, как вы себя чувствуете? — раздался вежливый голос над ухом.

Левченко вздрогнул и проснулся. Степан сам не заметил, как задремал, привалившись головой на скрещенные руки.

— Терпимо.

— А вы я посмотрю немногословный. Что ничего не будете спрашивать?

Левченко скривил безразличную физиономию и равнодушно пожал плечами. Сидевший напротив него мужчина был неуловимо знаком. Как будто он его где-то уже видел. Невысокий, худощавый, волосы коротко острижены, глаза серые, взгляд цепкий… и такой колючий. Глаза? Точно! Где-то Степан уже видел эти глаза… но вот где? Почему-то именно глаза показались Удаву знакомыми. Странно. Про себя Степан окрестил визитера — сероглазым.

— А чего спрашивать? Вы меня поймали, выпотрошили. Не убили, значит, я вам зачем-то живой нужен.

— Ну, хоть какое-то предположение есть: где вы? кто я такой? что от вас хотят?

— Вам надо, вы и предполагайте. А, я устал и спать хочу.

— А не боитесь, что вы сейчас упускаете единственный шанс в своей жизни? Вдруг, я, как та золотая рыбка, которая исполняет любые желания, а вы мне грубите.

Рыбка?! Степан, аж вздрогнул от этих слов. Так говорила Варя. Точно так, слово в слово: «а вдруг я золотая рыбка». Глаза! У сидевшего напротив Левченко мужчины были глаза как у Вари. Вернее у Вари были глаза такие же, как у сидевшего напротив мужчины. Отец?! Вполне возможно. Тем более, что в квартире у Вари, Левченко видел несколько старых фотографий, где Варя была еще очень маленькой и её на руках держал мужчина очень сильно похожий на сидевшего напротив. Что там говорил Ёж, про отца Вари? Координатор?!

— Ну, хорошо, хотите услышать мои предположения? Слушайте: вы — один из «серых кардиналов» Майдана, координатор. Скорее всего, группа малолеток, которые действовали под моим началом, попали в поле вашего внимания, возможно, что несколько моих бойцов провернули какую-нибудь громкую акцию на стороне из-за чего вы и всполошились. Вы меня захватили и несколько дней «крутили» на предмет моего участия во всех этих событиях, ну и так, вообще… скорее всего «пробивали» мои старые связи, чтобы узнать чем я на самом деле «дышу». Если вы, лично пришли на встречу, значит, я прошел проверку, и вы сейчас будут меня вербовать на какую-нибудь «работу». Верно?

— В целом, да. Есть, конечно, кое-какие мелочи и детали, но в целом все так и есть. Странно. Мне говорили, что после всего, что вам пришлось пережить, вы несколько дней не сможете адекватно реагировать на окружающих. А вы за считанные минуты «прокачали» обстановку и сделали правильные выводы. Интересный вы объект. Уж больно у вас жизнь в последние месяцы насыщенная. Не находите?

— Жизнь, как жизнь, — равнодушно пожал плечами Левченко, — ни чем не хуже и не лучше, чем у сотен тысяч таких же как я.

— Не скажите, — возразил отец Вари. Теперь Левченко был на сто процентов уверен, что перед ним сидит именно отец Вари. — Вы первый человек, из тех кто мне повстречался за жизнь, способный вот так резко изменить свою судьбу. Всего пару месяцев, вы были никем: мелкий барыга, погрязший в долгах и неурядицах, а сейчас, вы — легендарный Змей, которого разыскивают за несколько громких акций.

— Ну, да пустим, что к этим самым акциям, ч никого отношения не имею, и почти все они произошли без моего ведома или являлись случайным стечением обстоятельств и не более того.

— Это я знаю, — благосклонно кивнул головой сероглазый. — И то, что вы никого исполкома не захватывали и не угрожали убить мэра, одного из провинциальных крымских городов, я тоже знаю. И про то, что вы автобус с беркутовцами не сжигали, я тоже знаю. Правда, следует уточнить, что вы нечто подобное планировали, но один из ваших подопечных решил перетянуть одеяло на себя, на чем, собственно говоря, и погорел. Как говориться: поспешишь, людей насмешишь. Кстати, вы в курсе, что вы — единственный, кто остался в живых из вашей группы. Даже та девочка, что была с вами в день вашего пленения и она тоже погибла. Кинулась на охрану и её застрелили.

Сероглазый впился глазами в лицо Степана, ожидая его реакции на только, что произнесенную новость.

Левченко скучающе закатил глаза вверх и притворно зевнул.

— Врете вы все! Варя — жива! Если бы с её головы упал бы хоть один волос, то я был бы давно трупом и кормил червей, где-нибудь в лесополосе близ Киева. Вы — отец Вари!

— Ха-ха! — рассмеялся сероглазый, хлопнув Левченко по плечу, — и все-таки, я в вас не разочаровался. Ну и на чем же, я погорел. Как догадались, что я её отец? Фото в квартире были?

— Нет. У вас глаза похожи и некоторые обороты речи один в один.