Государыня не сдержала горькой улыбки, вызванной замечанием сына:

— Возможно, именно по этой причине мезальянсы в царских семьях не разрешены.

— К лучшему ли? — отведя взгляд в сторону, протянул цесаревич. — Быть может, если бы не этот брак, Вы стали бы счастливее с тем, кто не посмел бы завести связь на стороне от Вас.

— У меня есть Вы, Никса, и уже за одно это стоит благодарить Бога, — любовно коснувшись рукой волос сына, Мария Александровна вновь улыбнулась, но на сей раз — светло. Ни одного дня она не потратила на то, чтобы упрекнуть Всевышнего в своей судьбе, ни одного дня не пожалела о том, что стала невестой русского принца. Даже в моменты холодности супруга сердце ее продолжало испытывать лишь самые нежные чувства, пусть и разрывалось от боли.

Нет награды большей, чем любовь, и нет муки худшей, чем любовь.

***

Немногим позже, оставив мать, вынужденную вновь вернуться к супругу, дабы не вызвать сплетен об очередной размолвке императорской четы, Николай все же внял ее совету, по-своему: украв Катерину, сочиняющую причины одну другой интереснее, лишь бы не давать согласия на танец. Она не имела ничего против вальса, тем более что изрядно утомилась слушать, как фрейлины полощут чужое грязное белье, но слишком хорошо знала, как дворцовое общество воспримет ее танец с Наследником Престола. И противно ей было не столько осуждение, сколько полный превосходства взгляд Ланской, словно говорящей о том, что она знала — никому не устоять перед особой царской крови. Клеймо фаворитки не смыть, даже если сдирать кожу до крови: оно въестся, смешается с дыханием, останется навсегда, и даже после смерти ее будут помнить как монаршее увлечение. И это уже не говоря о том, что она была помолвлена, сейчас носила траур, и любое проявление интереса к постороннему мужчине — постыдно. Что бы она ни чувствовала, это стоило оставить внутри, куда не добраться ничьему взгляду.

И все же, настойчивости Его Высочества можно было спеть оду: ни один из отказов его не убедил настолько, чтобы даже на миг задуматься, что уж говорить о потере интереса к ее персоне. Едва слышно сообщая цесаревичу о его невероятном бараньем упрямстве, княжна покорно приняла предложенную руку, позволяя вывести себя в круг танцующих, надеясь, что один вальс не станет для нее роковым. Если бы только можно было надеть маску, ей стало бы значительно легче дышать и сохранять внешнее спокойствие, когда ладони то немели, то покрывались бисеринками пота, что удавалось скрыть лишь высокими перчатками. Стоило отдать должное ее учителю танцев — только благодаря его стараниям она сейчас не путалась в пышных атласных юбках, потому как ноги, совершенно ей не подчиняющиеся, все же выполняли нужные па с безукоризненной точностью.

— Бросьте свое стеснение, Катрин, — чуть склонив голову, чтобы эти слова слышала лишь его дама, в бледности почти сравнявшаяся с идеальной белизной воздушных кружев, обрамляющих линию декольте, усмехнулся Николай, — здесь слишком мало особ королевской крови, чтобы составить равные пары. Мадемуазель Мещерская уже второй раз танцует с Александром и ничуть не тревожится за это. Берите с нее пример.

Кажется, в глазах напротив промелькнул вызов, на что Катерина лишь сощурилась, сохраняя все ту же гордую посадку головы и прямой взгляд, направленный на кавалера. Если Наследник Престола стремился поддеть ее, ему это не удалось — она совершенно не стеснялась. Ее чувство было иного рода.

— Мадемуазель Мещерская грезит о роли фаворитки Вашего брата — она согласится даже вальсировать с ним весь вечер. Да и Его Высочество, как я могу судить, имеет интерес к ее особе.

— Хотите сказать, что желали бы видеть тот же интерес с моей стороны к Вам?

Благодаря Всевышнего за подаренную ей выдержку, что не позволила сбиться с такта, Катерина постаралась, чтобы легкая заминка, предшествующая новому шагу, укрылась от внимания цесаревича. Его взгляд и без того настораживал, не давая возможности сказать ясно, к чему весь этот разговор — только лишь обычный обмен короткими шпильками, или же стоит искать тайный смысл.

— Хочу сказать, что менее всего желаю примерить роль фаворитки, Ваше Высочество.

Николай намеревался было что-то сказать, но их диалог, не должный развиваться во время танца, был прерван адьютантом Его Величества, осмелившимся обратиться к Наследнику Престола во время вальса. Если бы не срочный приказ Императора, с которым явился его посыльный, враз помрачневший цесаревич напомнил бы о недопустимости подобных действий офицеру. Откланявшись даме, которую был вынужден оставить, едва выведя из круга танцующих, он на мгновение задержал взгляд на ее лице, где проскользнуло беспокойство — вряд ли государь просто так вызвал сына со всей срочностью, — и проследовал за посыльным.

Оставшаяся в одиночестве Катерина сделала еще несколько глубоких вдохов и выдохов, чтобы выровнять сбившееся в танце дыхание, и раскрыла кружевной веер, до сего момента висевший на запястье и не соскальзывающий с оного лишь потому, что в той же руке был зажат подол платья. Взгляд не желал сходить с вытянутой в струнку фигуры цесаревича, приблизившегося к императорской чете: бессмысленно было напрягать слух или пытаться прочесть по губам, тем более что Николай стоял спиной к ней, да и заслонял лицо Александра Николаевича, но все равно ее будто облекли в камень, не позволяя изменить положения. Что, если всему виной этот танец, поспособствовавший появлению подозрений у Императора? Однако погрузиться в эти мысли ей не дали — неизвестный офицер, вполне возможно, что из свиты Его Величества, предложил продолжить вальс, и все еще недоумевающая касаемо причины срочного разговора Его Высочества с государем Катерина как-то потеряно кивнула, давая свое согласие.

Кладя ладонь на плечо новому кавалеру, княжна с трудом заставила себя перевести взгляд на него. Мимо проплывали пары в роскошных туалетах, сливались воедино зажженные свечи в огромных позолоченных многоярусных хрустальных люстрах, а в голове тот же безумный вихрь закручивали тягостные мысли. И ни красоты живых цветов на фоне белого искусственного мрамора, ни изысканности гризайльной живописи, сдержано расписавшей потолок, ни величия монументальных колонн коринфского ордера с лепниной на антаблементе — почти единственной детали, задающей торжественный тон сдержанному интерьеру, она не замечала.

Впрочем, не одна лишь Катерина была задумчива: Николай, представший перед родителями (хоть и вызвал его к себе только отец, а мать лишь сопровождала супруга, как и полагалось), тоже с трудом вникал в адресованные ему фразы. Вопреки предположениям княжны, разговор никоим образом не касался интереса Наследника Престола к фрейлине Ея Величества, хоть и это не укрылось от императорской четы. Дела государственной важности не отпускали Императора даже сейчас, и именно они потребовали срочной беседы с сыном. И в первую очередь виной тому стал внезапный донос из Москвы, адресованный лично Наследнику Престола и потребовавший от него временно удалиться из заполненного гостями зала. А стоило ему вернуться спустя четверть часа, как его вниманием пожелал завладеть статс-секретарь Милютин, в очередной раз напоминающий о своем предложении по наделению польских крестьян землей. Именно он сейчас и стоял подле императорской четы, и с легкой руки цесаревича надеялся ускорить подписание и обнародование Высочайшего указа, а также возвращение к Крестьянской реформе. Не сказать что бы Николай считал, что это не способно подождать хотя бы до завтрашнего дня (все же, торжественный прием ему не виделся местом решения государственных вопросов), но открыто выражать недовольство не осмелился, тем более что это выставило бы его в неверном свете. Если уж Император решил, что после побеседовать никак нельзя, так тому и быть.

Милютин откланялся лишь спустя несколько минут, добившись своего и окончательно перемешав все мысли в голове Наследника Престола, вполне сознательно и четко дающего ответы и участвующего в беседе, но продолжающего следить за Катериной. Мария Александровна с понимающей улыбкой лишь бросила короткий взгляд на сына — ничего предосудительного в этом она не видела, предпочитая дать тому возможность самостоятельно разобраться с этим до того, как Дворцу будет представлена официальная невеста. Государь же, от которого отсутствующее состояние сына также не укрылось, заметив, что цесаревич не сводит глаз с небезызвестной фрейлины, вновь кружащейся в последних тактах вальса, и явно намеревается украсть барышню у всех возможных её кавалеров, подошел к нему со спины.