Сверяясь с адресом, что был зажат в левой руке, она разглядывала невысокие одно-и двух-этажные строения, когда-то принадлежавшие зажиточным дворянам, а теперь отданные на милость разрухе и холодному апрельскому ветру, что заставлял стекла дребезжать под резкими порывами. Один из таких все же сумел сдернуть гладкую темную ткань, обнажая светлые, когда-то золотистые, а теперь словно бы тронутые пылью времени, волосы, убранные в тугой низкий пучок. Опасливо набросив капюшон обратно, словно бы по одной лишь прическе ее мог здесь кто-то узнать (да и кому бы это делать кроме невесть как забредшей сюда полосатой кошки с оборванным ухом), женщина ускорила шаг: нужный дом все же был обнаружен.

Ее уже ждали. Несмотря на то, что ни в одном окне не было и намека на свет, дверь с легкостью поддалась, принимая уже давно потерявшую свою аристократическую стать фигурку в цепкие объятия мрака. Почти наугад продвигаясь по коридору и вздрагивая каждый раз, когда очередная половица под ногой издавала старческий скрип, она наконец заметила, как тени стали прозрачнее, и уже даже удавалось разглядеть рельеф на стенах и трещины вдоль него.

Источник света был найден в одной из дальних комнат, по всей видимости, служившей спальней: на большой постели покоились останки поеденного мышами покрывала, похоже, когда-то богато расшитого, рукомойник в углу затянулся паутиной, но все еще старательно ловил пузатым боком блики свечи, зажженной в витом подсвечнике из темного металла. Пламя подрагивало, заставляя тени на худощавом лице стоящего у окна мужчины танцевать без остановки.

— Что ж, вы доказали свою храбрость, — усмехнулся тот вместо приветствия. Женщина едва заметно поморщилась в ответ на этот жест.

— А он, похоже, свою трусость? — непрозрачно намекая на то, что главный виновник ее присутствия здесь вместо себя прислал неизвестного человека, женщина отошла на пару шагов. Усмешка на губах ее собеседника стала чуть ярче.

— Вижу, вы не слишком к нему расположены?

— Не думаю, что это вашего ума дело, милейший.

Мужчина хрипло рассмеялся, его собеседница только поджала губы — ей совершенно не хотелось затягивать и без того нежеланную беседу с каким-то мальчишкой, который, похоже, считает себя вправе быть с ней на равных.

— У него еще были распоряжения на мой счет, или же я могу быть свободна?

— С его слов, вы любили опасные игры, мадам. Неужто переменились?

Никак не отреагировав на этот выпад — а сколь же сильно хотелось научить зарвавшегося юнца вежливости! — женщина бросила в его сторону выжидающий взгляд. Тот, не теряя веселья, хмыкнул, но, похоже, решил не утруждать себя дальнейшим сарказмом, поскольку скользнул ладонью за пазуху и вытянул оттуда какую-то вещь, завернутую в тряпицу.

— Ваш долг еще не оплачен. Но это, — он протянул неизвестный предмет, — уменьшит его вполовину. Если все пройдет хорошо, нам предстоит последняя встреча.

— С вами? А что до него?

Мужчина картинно развел руками, всем своим видом демонстрируя полную беспомощность в отношении последнего вопроса. Узкие, по-лисьи приподнятые глазки насмешливо блеснули.

У нее не было абсолютно никакой уверенности в исполнении данного обещания. В том, что долг и вправду будет забыт. В том, что это последнее задание и последняя ниточка с прошлым. Но выбора у нее тоже не было.

Выбирая сильного покровителя, стоило помнить — он в любой момент может потребовать плату за свою помощь.

***

— Я опасаюсь за Вашу жизнь, Катрин, — после недолгого молчания изрек Николай; толстый том сочинений Шекспира в темно-зеленом переплете был зажат в его руках, но вряд ли цесаревич действительно понимал, какую именно книгу взял со стеллажа.

— Вы всерьез полагаете, что кто-то против моего возвращения ко Двору?

Аккуратные локоны спружинили, стоило Катерине стремительно перегнуться через деревянные перила и встретиться взглядом с Николаем. Почему-то сейчас утреннее происшествие ей воспринималось как случайность, пусть и трагичная: право, она не имела заклятых врагов, что желали бы ее смерти, и даже постоянные размолвки с фрейлиной Ланской вряд ли могли бы привести к подобному исходу. Племянница покойного государя, бесспорно, не питала к ней любви и всячески потворствовала распространению слухов о связи княжны с Наследником престола, однако мстила крайне мелочно: с нее бы сталось подпортить платье, запустить в спальню ужа (где только ей удалось его достать) или подменить флакончик с парфюмом, однако на убийство она бы не пошла.

Иные же свитские барышни… нет, отношения с некоторыми из них, пожалуй, были крайне холодными и натянутыми, но не удостаивались даже каких-либо действий в адрес друг друга.

— Или не самого возвращения, а восстановления на прежних правах. Посудите сами, Вы избежали заключения в Петропавловской крепости и даже не были отосланы за границу, Вас все так же радушно приняла государыня, Вам оставили жалованье. Тех, кто не осведомлен об истинной причине Вашего временного отлучения, это может не устраивать.

Рассыхающееся дерево ступеней скрипнуло, стоило Катерине сделать несколько шагов вниз.

— К слову, мне бы хотелось знать, кому я обязана свободой.

Николай, к чести своей, стойко выдержал пытливый взгляд; отложив так и не раскрытый томик, он отошел от стеллажа. Тема, к которой подвела их беседу княжна, могла привести к крайне несвоевременному разговору, и стоило любым способом его избежать сейчас.

— Я обещаю, что расскажу Вам все, но позже.

— К чему такая скрытность?

Ступеньки скрипнули вновь, шелест юбок вторил им.

— Это не моя тайна, Катрин. Но Вы можете быть покойны — Его Величество не имеет сомнений в Вашей невиновности.

— До следующего моего «проступка»?

Ей и вправду не оставалось ничего, кроме иронии. Увы, но поверить в то, что Император внезапно принял ее мотивы и безгрешность, причислив к лику святых и забыв обо всем, было практически невозможно. Она не сомневалась в великодушии государя и понимала, что он дал ей шанс, однако точно не отринул все подозрения.

— А в этом есть резон, — вдруг нахмурился цесаревич, делая несколько решительных шагов к не совсем понимающей, какие из ее слов натолкнули его на мысль, княжне. — Что, если Вас не собирались убивать?

— Что Вы хотите этим сказать, Ваше Высочество?

— Что, если целью неизвестного было именно Ваше положение при Дворе? Действительно, отношение Императора к Вам крайне нестабильно, и любая новая «провинность» способна стать роковой. Что, если неизвестный знал о Вашей нелюбви к профитролям, и о том, что к ним неравнодушна mademoiselle Жуковская? Все выглядело бы так, словно Вы избавились от неугодной Вам барышни, тем более намедни у Вас случилась ссора.

— Какой вздор, — массируя виски, выдохнула Катерина, — неужели можно и впрямь поверить, что я из-за сломанного веера стала бы?.. Нет, это абсурд.

— Как знать, — Николай остановился в паре шагов от нее, опираясь на перила, — Вы ведь не запамятовали о способности дворцовых сплетников из любой мелочи развить повод для кровной мести?

— И вправду. Но даже если так, стоило отправить от моего имени пирожные mademoiselle Ланской — о нашей с ней вражде весь Зимний осведомлен. Здесь бы ни у кого сомнений не возникло в мотивах.

Цесаревич хмыкнул, оценив верность суждений своей собеседницы, и задумчиво потер переносицу. Действительно, такая версия была крайне шаткой и могла сработать только в случае, если преступник вообще ничего не просчитал. Вот только если причина крылась в чем-то другом, ситуация становилась намного серьезнее и абсолютно ему не нравилась. Если кто-то и впрямь надеялся избавиться от Катерины, неудачным покушением все не завершится.

— Помните, Вы желали научиться стрелять? Я готов дать Вам несколько уроков.

Возможно, пришло время сменить роли. Тем более что именно она была барышней, которую надлежало защищать.

Комментарий к Глава вторая. И станет ночь длиннее дня

*Мари Мадлен де Лафайет, французская писательница, особую известность получившая после романа «Принцесса Клевская», который, собственно, и читала м-ль Жуковская.