Поочередно она выдвинула ящики комода, верхний полностью опустошенный еще зимой, прочие не содержащие ничего мало-мальски интересного кроме хозяйственных книг и нескольких брусков мыла, завернутых в бумагу. Кажется, их кто-то привозил маменьке – по крайней мере, они выглядели скорее как подарки, нежели как простой запас для обыденных нужд. Скатерть на круглом столике в центре украсилась новыми дырами, которые наверняка прогрызли мыши – следы их пребывания можно было заметить даже в одном из углов комнатки. Пейзаж Нижнего парка на маленькой настенной картине в раме темного дерева уже почти не читался за большим слоем пыли и плотной паутиной.

Что она вообще надеялась найти? Указатель со стрелкой и точным местоположением старого князя? Глупость! Тот в поместье Голицыных бывал столь редко, что от него и вещей-то никаких здесь не осталось, а уж думать, что в тайной маменькиной комнатке можно найти что-то, принадлежавшее покойной Вере, было верхом безумия. И даже если бы так, вряд ли оно каким-то образом помогло бы делу.

Насколько Катерине было известно из рассказа Дмитрия, в свою очередь узнавшего это от цесаревича, Вера не покидала родового поместья в Бежецке, исключая тот фатальный для нее выезд в Петербург. Она даже не числилась в институте – молодую барышню ежедневно посещали учителя: баронесса Аракчеева решила, что дочери должны обучаться на дому. Идея закрытых пансионов ей слишком сильно претила, чтобы отдать хоть одну из девочек, особенно младшую, на несколько лет под чужую опеку и не иметь возможности видеться с ними.

Таким образом, если бы что-то и могло быть найдено, то не в имении Голицыных, никак не связанном с покойной невестой князя Остроженского. А если же искать в ином направлении – прочих его знакомствах… так Катерина не знала, за что именно зацепиться. О связях дядюшки ей мало было известно. Даже было бы точнее сказать, что совершенным образом ничего.

И отчего-то сейчас ей думалось, что даже маменька ни о чем не ведала: теперь, в свете новых обстоятельств, казалось, что старый князь не был откровенен даже с родной сестрой.

Ради любопытства она даже заглянула в хозяйственные книги, что выглядело абсолютно бессмысленным действом. Рассеяно пролистав две из них, вынутые наугад, со вздохом отложила – все не то. Зябко поежившись, с опаской посмотрела на догорающую свечу – от нее осталась едва ли пара дюймов, а значит, вскоре она рискует остаться совсем без света. Запасных же в комнатке найти не удалось – возможно, их здесь и не держали. В конце концов, замена свеч была обязанностью слуг, не имевших сюда доступа.

В последний раз дотронувшись до витой ручки секретера, Катерина опустила на него подсвечник. И, отворив дверцу, задула свечу.

Но прежде чем покинуть комнатку, зачем-то обернулась, чтобы скользнуть взглядом по облупившемуся рисунку противоположной стены и ошеломленно расширить глаза.

Порой, увидеть нечто, находящееся под носом, можно, лишь с расстояния в несколько десятков шагов.

***

Российская Империя, Царское Село, год 1864, май, 26.

Катерина надеялась, что сумеет избежать встреч с цесаревичем до самого его отъезда, и когда до неё дошла весть о сборах императорской четы на воды, она вознесла в молитвах благодарность Всевышнему за то, что пытка её окончится раньше времени. Однако, в последний день, предшествовавший этому событию, оказалось, что не все фрейлины будут сопровождать государыню. Вдобавок ко всему, в Бад-Киссенген отбывают только Император с Императрицей, младшие Великие князья Сергей и Павел, и Великая княжна Мария.

Это было даже страшнее – Большой Дворец оставался Николаю и его младшим братьям, которые вряд ли станут ему в чем-либо препятствовать. Надежда же на то, что цесаревич окажется слишком занят уроками и государственными делами, даже не смела появляться – она была тщетна.

Часть фрейлин была отправлена собираться к отъезду, прочие же счастливо выдохнули, предвидя недолгую свободу от обязанностей. Катерина, находящаяся в числе последних, радости не изъявляла, но и упрашивать государыню дать ей разрешение на сопровождение не стала, поскольку ранее уже просила о возможности остаться, дабы подготовиться к свадьбе. Подобные перемены решения вызвали бы лишние подозрения, поэтому приходилось старательно делать вид, что грозящийся опустеть Двор никоим образом её не заботит. Возможно, она могла бы даже уехать в Семёновское, но что ей делать там, когда Дмитрий по поручению государя находился где-то в Вятской губернии и должен был вернуться только к середине июня? Изо дня в день обсуждать французские романы с Эллен или путешествовать с Елизаветой Христофоровной с одного званого обеда на другой? Увы, все это мало её прельщало. И при прочих равных, возможно, даже вызывало меньший интерес, нежели возможность насладиться прелестью царскосельских парков.

По всей видимости, тоску ей скрыть удавалось из рук вон плохо – Сашенька Жуковская, отделившаяся от кружка фрейлин, занятых сборами Императрицы, затеяла игру в салочки с присутствующими здесь же младшими Великими князьями – семилетним Сергеем, выглядящим не по годам серьезным, и четырнадцатилетним Алексеем, часто навещающим мать и пользующимся вниманием молоденьких придворных дам. И в эту забаву Сашенька не преминула вовлечь и Катерину, задумчиво перебирающую книги, в ответ на вялое сопротивление бросив, что несколько минут погоды не сделают. Тем более что находящаяся в своем будуаре Императрица за ходом работ не следила. К веселью минутой позднее присоединилась и молоденькая Гагарина, вступившая в должность фрейлины месяцем ранее, и очаровательная Кавелина, дочь попечителя Императора, благодаря которому когда-то в Дармштадте и состоялась первая встреча монаршей четы. Не удалось увильнуть от игры даже паре фрейлин, обычно избегающих подобного «глупого баловства»: то ли виной тому была обезоруживающая улыбка Алексея Александровича, то ли громкий веселый смех, заполнивший гостиную государыни.

Катерина сама не заметила, как тоже поддалась общему настрою, позволив себе улыбнуться, перебегая дорогу mademoiselle Кавелиной, погнавшейся за Сергеем Александровичем, тем самым принимая огонь на себя. Не то чтобы её так уж увлекла игра, но не признать некоторого очарования такой минутной шалости было сложно. Уворачиваясь от рук водящей фрейлины, она резко отступила к дверям, чтобы попасться совершенно в другие руки. И, развернувшись, тут же отпрянуть, словно одно лишь прикосновение было смертельным.

Даже сквозь плотный фай платья касание оставило тлеющие ожоги на бледной коже.

Спешно склоняясь в книксене, зная, что за ней это действие повторили и остальные фрейлины, Катерина не смела поднять головы, даже когда выпрямилась. Мелькнула было мысль покинуть гостиную, но её обязанности еще не были окончены.

– Вы вновь избегаете уроков? – с явным упреком обратился вошедший цесаревич к братьям, действительно сбежавшим от своих наставников – они явно пользовались атмосферой легкой суматохи во дворце, зная, что сегодня маленькая шалость может сойти им с рук.

– Мы играли с mademoiselles в салки, – совершенно серьезно возразил Алексей, словно бы это могло стать весомым оправданием. – Не желаете присоединиться?

– Увы, – развел руками Николай, краем глаза отметив, как Катерина вернулась к книгам, – я здесь по делу.

– Вы совершенно не умеете веселиться, – последовало обиженное заявление, на которое цесаревич только покаянно кивнул. Хотя выдать шутливое предложение это ему не помешало:

– Можем поменяться местами: с радостью забуду о своих обязанностях. Хотя Вашу роль дамского угодника принимать, – он изобразил крайнюю степень задумчивости, – нет, пожалуй.

– Ваша невеста зачахнет от тоски рядом с Вами, – бросил Алексей, возвращаясь к игре и требуя того же от придворных дам.

Катерина, получившая возможность ускользнуть от всеобщего веселья, вопреки всему тоже присоединилась: пристальный взгляд Николая, подаренный ей, заставлял подумать о вероятном разговоре, который бы возник, вздумай она оказаться незанятой. При прочих равных салочки казались куда менее сложными.