— Кати, что стряслось?

— Дмитрий Константинович, может хоть Вам удастся образумить Катерину, — не удержалась от того, чтобы посетовать на очередную авантюру дочери Марта Петровна: княгиня всерьез уповала на молодого графа, поскольку более никого Катерина слушать бы не стала.

— Маменька, прошу Вас! — отмахнулась от нее княжна, тут же возвращая все свое внимание жениху: сжимая его пальцы в своих ладонях, она с надеждой заглянула Дмитрию в глаза. — Мне нужна твоя помощь.

Рассказ был настолько коротким и спутанным, что молодой граф Шувалов смог понять лишь то, что князь Алексей Петрович сейчас находится в Петропавловской крепости, а его семья приказом государя отправляется за пределы Российской Империи, и ни с одним из этих монарших решений его невеста смириться не желает. Сказать по правде, он и сам не был рад предстоящей разлуке, но идея Катерины с тайным ее пребыванием в Семёновском всё же вызвала с его стороны пусть и не активный, но протест: если об этом прознает Император, ничем хорошим такое своеволие для княжны не обернется. Только в зеленых глазах было столько мольбы, что Дмитрий, не желающий спорить с Катериной, сумел лишь единожды воспротивиться, уже после первой же попытки уговора сдавшись.

То, что она идет вопреки всем правилам этикета, не дозволявшим незамужней девице проживать в не отеческом доме, ничуть не волновало ее. Крепко обнимая маменьку, целуя сестер и принимая из рук брата маленькую икону, княжна не удержалась от слез: мысль об их расставании, пусть и хотелось верить, что недолгом, разрывала на части ее сердце. Повязывая на голове платок, она пыталась подбодрить Настасью, еще сильнее сжавшуюся от осознания неотвратимости исполнения ее роли: сейчас барышня исчезнет за высокими дверями, изукрашенными позолоченной резьбой, и вскоре прибудут жандармы, коих надлежит обмануть. И ежели что пойдет не так, не сдобровать и ей, и господам. Оборачиваясь в последний раз, чтобы отпечатать в своей памяти родные лица, Катерина невольно задержала дыхание, словно перед погружением в воду, и, подала руку Дмитрию, следуя за ним прочь из гостиной.

За спиной оставалось родовое поместье, а в домашней церкви теплилась свеча у иконы Николая Чудотворца, и казалось, будто святой одобрительно улыбается принятому княжной решению.

***

Российская Империя, Семёновское, год 1863, октябрь, 1.

У ворот графского имения крытая повозка остановилась спустя пару томительных часов, за которые Катерина ничуть не расслабилась. Напротив, тревожные мысли в ее голове множились без конца, и потому не сразу княжна смогла осознать, что поданную женихом руку следует принять, пока с его стороны не последовало неоправданное беспокойство. Неизвестный княжне слуга занялся извлечением саквояжей, и увлекаемая Дмитрием вперед по аллее Катерина попыталась хоть на миг позабыть о способах проникновения в камеру к папеньке: она отчаянно желала с ним увидеться и поговорить.

На контрасте с тишиной, встретившей ее по прибытии в Карабиху, жизнь, коей было наполнено поместье Шуваловых, показалась княжне чересчур кипучей. С кухни доносились ароматы пирогов, явно готовых податься к вечернему чаепитию, из-за дверей, ведущих в гостиную, лились звуки клавикордов: наверняка Елена вновь разучивала переписанные у кого-то ноты. Дмитрий предложил невесте отужинать с ним, поскольку с этими сборами у нее наверняка и маковой росинки во рту не было, но сославшаяся на усталость Катерина попросила сопроводить ее до гостевой спальни и предоставить возможность отдохнуть с дороги. Этикет от нее боле никаких действий сегодня не требовал: Елизавета Христофоровна все еще пребывала в Таганроге, а Константин Павлович пока не вернулся из Петербурга, куда утром уехал с докладом. Елена же простит подруге, что оная не заглянула в гостиную и не поздоровалась с ней. Единственное, о чем запамятовала уставшая княжна — инициативность младшей графини Шуваловой: прознав про то, что Катерина в поместье, она не преминула навестить гостью, хоть и Дмитрий просил сестру отложить все разговоры на утро.

— Кому возносить хвалу за твой ранний визит? — начисто игнорируя тот факт, что подруга уже устроилась в постели и отнюдь не ради чтения книги, Елена улыбнулась и притворила дверь. — С Алексея Михайловича сняли обвинения?

— Увы, — отрицательный кивок подкрепил короткий ответ, — государь велел нам покинуть Россию.

— Когда?

— Сегодня. Я сбежала.

— Что ты задумала? — сей вопрос, казалось, Катерина за прошедший день услышала бесчисленное количество раз. И несмотря на то — ответ дать не могла.

— Мне бы очень хотелось в красках расписать тебе старательно составленный план действий, но я совершенно запуталась, Эллен, — растерянно покачала головой княжна, рассматривая икону, полученную от брата на прощанье.

— Ты не государственная преступница, но ежели Император узнает, что его приказа ослушались…

— Я уповаю на его милость и защиту цесаревича: мне нужна лишь одна аудиенция и встреча с папенькой. После я готова покинуть Россию.

В спальне повисло молчание, не нарушаемое даже шумом дыхания: казалось, само время замедлило свой бег, и теперь каждая секунда превратилась в бесконечность. Катерина осторожно выводила линии на раме, в которую была заключена икона, Елена — смотрела перед собой и пыталась решить, как ей помочь подруге. О том, чтобы отправить ее обратно, не шло и речи.

— Подожди немного, — мягко заговорила младшая графиня Шувалова, — пусть гнев государя утихнет. Александр Николаевич справедлив и великодушен: мне думается, ты сможешь побеседовать с ним и добиться свидания с папенькой.

— А что, если папеньку казнят, пока я буду медлить? — тогда все попытки княжны оказались бы тщетны. И это было во стократ хуже возможного царского гнева.

Вновь накрывший спальню купол тишины давал возможность каждой из барышень погрузиться в свои раздумья. И пока одна из них старалась найти правильные слова для ответа на замерший в воздухе вопрос, другая уже твердо решила для себя, что не станет ждать.

Через несколько дней она так или иначе предстанет перед Императором.

***

Российская Империя, Санкт-Петербург, год 1863, октябрь, 9.

Петербург не зря когда-то стал столицей огромной Империи: свой громкий статус он оправдывал более чем полностью. Достаточно было одного взгляда на эти наполненные жизнью улицы, архитектурные сооружения, среди коих, бесспорно, выделялся Зимний Дворец, чтобы понять — именно здесь находилось сердце России. Горячее, непокорное и умеющее любить. Наверное, такое же, какое билось в груди княжны Голицыной, тайно покинувшей поместье Шуваловых в мундире брата, дабы удостоиться аудиенции у Императора. Катерина точно знала, что Елена предпримет попытку воспрепятствовать ее решению, особливо сейчас, когда она едва встала на ноги после лихорадки: волнения прошедших дней ослабили ее здоровье, и как бы ни старалась княжна сокрыть свое недомогание, на третьи сутки пришлось вызвать доктора. Как только недуг отступил, былые идеи тут же были воплощены в реальность, но из-за слуг, что с излишним рвением выполняли приказы Дмитрия, пришлось вновь пойти на переодевание. Сменить платье на достойное Дворца она намеревалась в петербургской квартире дядюшки Бориса Петровича, куда и держала сейчас путь.

Надвинув козырек посильнее, так, чтобы он почти полностью прикрыл невысокий лоб, Катерина свернула в узкий проулок, с улыбкой изучая каменную кладку под своими ногами. Настроение, как и стоило ожидать, улучшилось уже в момент, когда пейзаж за окном кареты сменился, и замелькали лица прохожих, коих после полудня становилось на улицах все больше. Воодушевленной княжне чудилось, что даже копыта лошади цокают куда более жизнерадостно, будто бы и животное счастливо вновь очутиться в столице. Безусловно, это было не более чем игрой воображения девушки, однако как нельзя лучше описывало ее почти эйфорическое состояние.

Катерина до сих пор не могла взять в толк, отчего папенька когда-то спешно покинул Петербург, уехав с едва прижившейся в столице маменькой, маленькими Ириной с Петром и годовалой Ольгой сначала в село Карабиха, где от дедушки Михаила осталась большая усадьба, а потом и вовсе в Карлсруэ, к не так давно вышедшей замуж тетушке Елизавете. Когда же Катерине исполнилось семь, Алексей Михайлович решил вернуться в Россию, правда, Петербургская квартира продолжила пустовать: князь отчего-то пожелал остаться в поместье.