– Все-таки хочется динамики. Чтобы он головы рубил Змею Горынычу.
– Вот! Это идея!
– А что скажут зеленые? (Шутка.)
– А не страшно Горыныча? Ведь он герой анекдотов…
– Илья Муромец – тоже герой.
– Лапидарности, больше лапидарности! Без излишеств.
– Пусть одну голову отрубает.
– А что, если не сам богатырь, а только его рука – с мечом…
– И рубит голову?…
– Что-нибудь вроде.
– Турция какая-то…
– Нет, не сабля, а меч, меч…
– Просто меч и отрубленная голова. Без руки.
– А сам-то где?
– Пошел отрубать другие.
– А меч оставил?
– Давайте без головы. Просто меч, а на нем девиз.
– Сочиняем девиз.
– Не надо девиз. Пишем название блока: «Справедливость и сила».
– Хорошо: «Справедливость и сила».
– Слушайте, кто-нибудь пил водку «Богатырскую»? Там на этикетке знаете что? Думаете, богаты рь? Ничего подробного! Композитор Бородин! На фоне нот! По-моему, очень тонкий ход.
– Это из другой оперы. Нам не нужен тонкий ход, нам нужен грубый ход.
– Рита, возьми на заметку. «Богатырскую симфонию» надо обязательно раздобыть где-нибудь. Пригодится.
– Ну так сколько голов, я не понял?
– Вариант с головой, вариант без головы и вариант с двумя головами, я имею в виду с отрубленной головой и головой самого богатыря, в шлеме.
– Все ли поймут, с кем он борется?
– Как это с кем…
– Наверное, с мафией.
– Нет, мы для себя должны точно решить, иначе не поймут другие.
– Не только с мафией. Со всеми, кто мешает жить.
– Жить по-человечески!
– Я думаю, на данном этапе уточнять не обязательно. Он просто борец, у него бойцовский характер. Фамилия обязывает. Богатырев. Богатырь. Тут важно не с кем он борется, а во имя чего. Во имя интересов своих избирателей.
– Тем не менее, Георгий Михайлыч, составь список, пожалуйста, – против чего Богатырев борется. Должен быть у каждого под рукой, может в любой момент пригодиться. И за что.
– За правду.
– За правду. За справедливость. За… за равноправие между полами…
Филимонов отмечал в блокноте удовлетворенно.
– Хорошо. Работа на образ богатыря. Это забито. Сила, решительность, защита обездоленных, справедливость… Забит богатырь? – спросил Филимонов.
– Забит, забит, – согласились присутствующие.
– Второе направление – новизна. Никто не знает Богатырева, обратим это в плюс. Новое время – новые люди. Верить нельзя никому. Все по уши в дерьме. Он чист. Он один не запачкался. Третье. Косолапов предлагает: порядочность. – Филимонов посмотрел на Тетюрина. – Ну, Витя, дерзай.
– Поконкретнее можно?
– Текст! От тебя требуются стильные тексты!
– Помню, в Красноярске, – сказал Борис Валерьянович, повернувшись на стуле к Тетюрину, – мы удачно отрабатывали понятие пробитократия. Вы, конечно, знаете, что такое пробитократия?
Тетюрин, к своему стыду, не знал почему-то.
– Власть порядочных, – сказал Борис Валерьянович. – Покумекайте. Может быть, пригодится.
Собрание еще долго обсуждало порядочность Богатырева. Порядочность одобряли. С оригинальной классификацией всевозможных порядочностей знакомил коллег Борис Валерьянович Кукин, он еще в Красноярске разработал теорию. Тетюрин больше не слушал ученого мужа, Тетюрин думал о пробитократии – вот какое зерно упало на благодатную почву, – дымоход вдохновения расчищался в Тетюрине, идея порядочного Богатырева обретала черты высокой утопии. Нельзя прожигать жизнь, надо работать, работать, работать, работать! Спать он ляжет нескоро, ведь он выспался. Наконец-то Тетюрин устроен. № 432, сносный вполне, пускай и не президентский люкс, принадлежит законно Тетюрину. Через двадцать минут он получит аванс – 150 баксов, а также пачку бумаги, ручку и карандаш, коробку скрепок и набор фломастеров. Договор, который подпишет Тетюрин, будет темен, замысловат и богат общими фразами; лишь два пункта отличаются вразумительностью: нельзя выводить из строя компьютеры и нельзя разглашать служебные тайны.
Глава вторая
1
С первыми лучами солнца на широкий Троицкий проспект выезжает поливальная машина с красным бампером. На обеих сторонах приплюснутой цистерны броская надпись: «ЧЕСТЬ И ДОСТОИНСТВО». Мало кто в столь раннее время выходит из дома, а потому и под обаяние пропаганды «честодонтов» попадают немногие: дворники, деловито размахивающие метлами, да стрелки вневедомственной охраны, спешащие сменить отдежуривших ночь товарищей.
Вот и Тетюрин, перепутавший день с ночью, оживил собою безлюдную в этот час местность; обойдя выдвинутое, как ящик стола, здание Администрации, он повернул в городской парк. Он гулял перед сном после праведных ночных трудов, жадно вдыхал холодный утренний воздух. Он шел к реке – на звук пароходного гудка и на просвет между деревьями.
Тетюрин уже установил истину. Он уже знал, где он.
Имя городу было Т-ск.
Раньше город назывался иначе. Тетюрин знал как.
Он не знал только (забыл!) имя реки.
Волга? Ока? Днепр? Дон?
Он забыл географию.
2
Анастасия Степановна Несоева, член политсовета движения «Справедливость», кандидат от блока «Справедливость и сила», справедливая, сильная, стильная женщина средних лет, ехала на своем серебристом «форде» ни свет ни заря.
Путь ее лежал мимо Синего Дома. Очаровательный новодел, действительно синий, с участком земли, к нему относящимся, принадлежит, как знает любой в Т-ске, компании «Алекс». Один из бывших мужей Анастасии Степановны когда-то был совладельцем компании. Был да сплыл. Теперь «Алекс», по слухам, финансирует «Справедливость и силу». Отвечают ли слухи действительности, знает Несоева, но не скажет.
Она попросила помедленнее, водитель сбросил скорость. В левом крыле здания размещается, по юмористическому определению Несоевой, постоялый двор; Анастасия Степановна глядела на окна, нет ли света на третьем. На третьем не было, а у Никитича на первом был.
– Стой, – сказала водителю, – дай назад.
Водитель совершил нехитрый маневр.
Увидев из окна подъезжающий «форд», Никитич поспешил на входе встретить Несоеву.
– Здравия желаю, Анастасия Степановна!
– Рыбок кормишь? – спросила Несоева.
– В данный момент кофий пью, – рапортовал Никитич. – Милости просим.
– Я на секунду.
Не хотела с ним на лестнице разговаривать – вошла в комнату: Никитич и в самом деле кофе пил, орешки в шоколаде лежали на блюдечке. В комнате у него пахло рябиной.
– Спит? – спросила Несоева, показав пальцем наверх.
– Наш-то? А как же! Они поздно встают.
– Ни на что не жалуется? – спросила Несоева.
– Никак нет.
– Будешь ерничать – в лоб дам.
Взяла орешек, в рот положила.
Он служил охранником еще ее первому мужу. После того как в плечо пуля попала, стала сохнуть рука. Правая. Теперь Никитич работает аквариумистом. Здесь и живет. Аквариумов немного, всего четыре, включая его собственный. Он и помимо аквариумов следит за порядком, а также руководит кастеляншей.
– Может, ему что-нибудь надо? – продолжала допытываться Анастасия Степановна. – Ты не спрашивал?
– Надо будет – сами попросят.
Несоева дала в лоб. Не сильно.
– Да я что! Я их и не вижу почти что! – тем же тоном отвечал Никитич. – Тихие больно. Нет они там или есть?
Слыл хохмачом в молодости. И в зрелом возрасте все хохмил. Дохохмился. Несоева знала: если Никитичу сказать: «Я не барыня», – он воскликнет: «Вы круче барыни, Анастасия Степановна!»
– Подожди, – насторожилась Несоева. – Он там или нет?
– Сказали, что нет.
– Сказал, что нет? Кому сказал?
– Мне сказали, что нет.
– А сам, значит, есть?
– Сами есть.
– Ну смотри у меня, – Несоева вышла.
Никитич, стоя у окна, ждал, когда «форд» отъедет. Потом сел за стол.
Он знал, что Косолапов есть.
Он знал также, что некоторые считали, что Косолапова нет.
