– Ладно богатырем… Но свадьба!.. Какая свадьба, Настя? зачем?

– А зачем люди женятся, Леня?

– Ты это серьезно?… И ты туда же?… И ты?… ты?…

Богатырев вскочил с места, заходил по комнате, раздраженно поймал муху в воздухе, разжал кулак: мухи не было – не поймал.

– «Зачем женятся»!.. Если люди и женятся зачем, то меня, как понимаешь, совсем не за этим!.. (Афоризмы ему не всегда удавались.)

Несоева с трудом сдержала улыбку.

– Тебя не устраивает, что брак будет фиктивным?… что будет спектакль?

– Меня ничего не устраивает! – взвизгнул Богатырев.

– Не знаю, – пожала плечами Несоева, – на твоем бы месте я обязательно женилась…

– Так и женись!

– На своем, извини, месте могу выйти только замуж! – А про себя подумала: один: ноль, репетиция теледебатов, тренируемся на своих.

– Ему бы массовиком-затейником работать, – ворчал Богатырев. – Весь город буквы переставляет. Научил, надоумил. Конкурсы, видите ли, придумывает. Да я и не знал, что такое анаграмма… столько лет прожил!..

– Не скрипи, Леня. Скрипишь, как не знаю кто.

– Нет, все, все, зайди в общий отдел, все буквы переставляют!..

– Значит, так надо, – сказала Несоева. – Видишь, он умеет увлечь народ.

– Да ведь нас пиарить надо, нас!.. а он буквы пиарит! Не людей, а буквы! Понимаешь?

– Без буквы нет имени, – сказала Несоева.

– Это он тебя научил? А у тебя нет ощущения, что он приехал сюда лишь оттянуться, нет?

– Нет, я ему доверяю.

– Он проходит курс процедур в «Притоках». Он на нашей воде подлечиться решил.

– Так и что из того? – спросила Несоева.

– На нашем здоровье с тобой!

– Брось!

– Ну, на моем точно! – сказал Леонид Станиславович. – Шутилин начал, Каркар начал, все уже начали, одни мы не мычим не телимся!..

– Я так понимаю, Леня, у нас будет контрответ, я разговаривала с Косолаповым. Он абсолютно спокоен, уверен, и я ему доверяю. Вот увидишь, он так повернет, что Каркар будет работать на нас. О чем говорим? Пусть профессионалы занимаются нами. Ты разве что-нибудь в этом понимаешь?

– Да он просто над нами смеется.

– Леня, ты предубежден против Косолапова.

– А какого лешего из меня богатыря лепить понадобилось? – бухтел Богатырев, блуждая по кабинету.

– Всем недоволен. Вот былину о себе в газете прочтешь, еще как понравится!

Леонид Станиславович промолчал. Текст былины лежал у него в столе – предписывалось выучить наизусть.

Тетюрин входил во вкус.

Сочинение панегириков и пасквилей напоминало игру. Неслыханное удовольствие – одних восхвалять неумеренно, других жестоко мочить.

Пасквиль на Каркара придумался так легко, что Тетюрин даже не стал записывать. В лом искать ручку (которую потерял) или включать компьютер (который недавно выключил). Пусть в голове побродит-потушится. Не забудется до утра, подождет.

Ночь-однодневка, ты мотылек вечности; вместе летим на огонь скользящего окна повседневности.

Улыбнулся Тетюрин: чем нелепее текст, тем быстрее, тем легче он сочиняется. Труднее, когда с человечинкой – человеческий то есть.

Love story Богатырева на очереди. Первая встреча Богатырева со своей суженой – все идет к свадьбе. Тетюрин обязан изобрести ситуацию, смоделировать первую встречу с ней, по возможности универсального плана, потому как она на сегодняшний день пока что абстракция, претендентка не задана. В красивую, простую и трогательную воплотить историю. Чтобы эту историю прочитавший (будет опубликована) или услышавший (будет озвучена) непременно захотел пересказать ближнему, точнее, захотела бы непременно пересказать ближнему, потому что прочитавшая и услышавшая, что точнее, это женщины, женщины – на них весь расчет!.. Но и чтобы у черствых мужиков что-то там внутри тоже вот так шевельнулось – вот как должно.

Все-таки ближе к ночи он подустал. Реальный Богатырев не оставлял никаких зацепок.

Тетюрин бухнулся на кровать в одежде – от Катьки ему бы влетело за это. Мысленно он услышал ее резкий голос: «А ну кыш!» Но мысленному голосу Тетюрин не подчинился.

Плакатное изображение Богатырева висело на стене. В расчете на вдохновение Тетюрин пялился на малосимпатичное лицо Леонида Станиславовича. Не вдохновляло.

Интересно, икается ли ему сейчас? Чувствует ли г-н Богатырев, что готовятся ему, грешным делом, корректировать пути провидения? Что-то все-таки есть в этом от колдовства – часть себя спроецировать на другого.

Часть… Доля… Жребий…

А поскольку не вдохновлял Богатырев Тетюрина, то и Тетюрин, глядя на Богатырева, думал уже не о Богатыреве, а сам о себе – о своей части, о своей доле, о своем жребии.

По части уличных приставаний, самовыраженческих стандартных инициатив и соответствующих репрезентаций сам-то он, строго говоря, не был мастером. Он уважал значение начальных условий, задаваемых обстоятельствами, более полагаясь на подарки судьбы, чем на вменяемость своих жестов.

Хорошо: знакомство как жанр. Тетюрин и Катя.

Фабула, она, коль скоро речь зашла об их конкретном знакомстве, не отличалась в данном конкретном случае оригинальностью. Нет, сказать, что эстетическое чувство Тетюрина как персонажа было оскорблено ходульностью сюжета, конечно, нельзя, однако кое-чему он все-таки изумлялся. Не как персонаж, а как зритель собственной драмы.

Ну ведь очень банально, нарочито банально. Через собаку. Причем с крайне банальным именем – Тим.

Пропала – нашлась. И не свою потерял Тетюрин, а собаку сестры; нашла девушка Катя.

Некоторую неповторимость целому, как им и следует, придавали детали – Тетюрин вспоминает: вы всем дверь открываете не спрашивая? – а она говорит, я же знала, что вы; и что был коридор и много дверей, и шла соседка-старушка, в халате, как тень, двумя руками держась за тарелку, перегороди ей дорогу Тетюрин – прошла бы сквозь него; а на столике около телефона лежали «Основы клинической симптоматологии», и он сразу догадался, где она учится… А когда он взял на руки Тима, зазвонил в комнате Кати будильник, о чем они потом часто вспоминали, потому что будильник должен был звонить, по идее, в семь утра, а не вечера…

А когда он ехал к ней в маршрутном такси (тоже ведь предзнаменование), на город неожиданно обрушился шквальный ветер, не имевший отношения к делу, – листья, пыль, мусор, бумажки, от всего этого небо стало серо-коричнево-пестрым, к лобовому стеклу прилип рваный полиэтиленовый мешок, микроавтобус остановился на Большом проспекте, а длилось безобразие минут десять, не больше, потом уже у нее во дворе, когда солнце сияло и на небе ни тучки, он в числе прочих зевак лицезрел нерукотворную инсталляцию: увесистый сук ветхого тополя, килограммов на сто, а под ним покореженный капот нервно пиликающей «тойоты», кому-то не повезло. Катя, почесывая Тима за ухом, рассказывала, как он испугался, когда распахнулось окно, ворвался ветер, записки… У нее были крупные губы, грустные, как и глаза. Тетюрин слушал рассеянно. «Записки?» – представил листы бумаги, летающие по квартире: чьи? Нет, «записки» она не говорила, он убежал «за миски» – забился в угол, за миски. Их было две, пластмассовые – одна для воды, синяя, другая для пищи, красная. И круглое, смуглое от загара лицо. «Хороший, хороший», – гладила Катя. Уж очень странное лето. Парниковый эффект. Смена климата. Август – кошмар.

Два года назад. И два дня, если точно.

Два года тому назад – начнем повыше – сестра Тетюрина по имени Лена уехала в Кинешму к больному бывшему мужу; сестрин брат Виктор Тетюрин поселился в ее мастерской на Васильевском острове, он перелопачивал чужие воспоминания о холере, Астрахань, 1968, что называлось «лит. обработкой», а также поливал цветы, подменял собою автоответчик, кормил попугая Петю, знавшего слово Крым, и выводил гулять бестолкового Тима, терьера. Этим летом он расстался с волоокой причиной своих прежних безумств и вообще отчего-то со всеми ссорился; был сам по себе, анахоретствовал, то есть в иных отношениях вел себя почти примерно, однако Тим настолько был бестолков, что убежал от Тетюрина в первый же день. Терьер. О ужас. Тетюрин забыл о воспоминаниях. Он сочинял теперь, что скажет сестре. Мало веря в успех и больше думая об отчетности, Тетюрин взвинтил тираж объявлений, расклеенных им по округе, до 150. На второй день поисков (и ожиданий) раздался звонок. Девушка Катя сообщила, что песик, «кажется», у нее. Тетюрин помчался к девушке Кате. Тим оказался действительно Тимом.