- Сергей, извините. Видимо нам лучше продолжить немногим позже. Очевидно у нас что-то опять приключилось.

Мельев встал из кресла. Он хотел было собрать бумаги, но Кроберг дала понять, что в этом нет необходимости, и их разговор прерывается ненадолго. После того как дверь за Мельевым захлопнулась, Мамонтов рухнул в кресло напротив Елены и расплылся в удовольствии.

- Что это все значит? - требовала сатисфакции профессорша.

- Погорелец вспомнил о том, что он террорист, - Мамонтов развалился в кресле.

Повисла пауза. Кроберг поочередно театрально показала на идеальном лице смущение, потом удивление и наконец, со всем наигранным спокойствием она спросила:

- Меня это касается как?

Мамонтов кашлянул.

- Я знаю, что ты его в расход, но я побеседовал с ним и выяснил, что он не просто какой-то бомбист, - резко и напористо он выплевывал слова, - он химбат, мать его. Долбанный химбат, взорвавший исследовательский центр. У него есть очень важная информация, которая важна будет не только федералам, но и лично мне, - Мамонтов сделал акцент на последнем слове.

Кроберг думала. Она смотрела на Мамонтова и понимала, что по пустяку он бы не обратился к ней. Его бывшая работа в органах следствия, всегда ходила за ним призраком.

- Мамонт, - Кроберг наклонилась вперед, - я бы могла спросить тебя: чем так интересен этот малый? Но мне достаточно того, что он интересен не только для тебя. Федералы, говоришь, могут заинтересоваться им? Мне плевать кто он. Мне нужна его кровь. И раз уж он оказался клиентом спецслужб, то я могу лишиться его. Это недопустимо. Этот майор будет здесь с очередным визитом через три дня. И мне абсолютно не нужно чтобы они беседовали.

- Но он может знать, то, что выведет меня на главаря...

- Я не хочу слышать! - грубо перебила Елена. - Не надо втягивать меня в свои старые войнушки. Ты прекрасно меня слышал: через три дня агент ФСБ будет здесь. И их беседа не состоится. Точка. - Мамонтов свирепел. Но Кроберг готова была кинуть ему кость. - Прочисти мозг. Два дня он еще будет дышать. У тебя будет достаточно времени, чтобы выбить из него все что тебе нужно. Беседуй с ним столько сколько хочешь. Пока есть время, - Кроберг взяла со стола планшет с календарным планом и откинулась в кресле.

- Но он ничего не помнит больше. Что мне дадут эти два дня?

- Не забывайся, Мамонт. Ты действительно хочешь, чтобы я пожертвовала ценным продуктом на твои расследования? Разве ты все еще следователь?

- А разве нам стоит мешать федеральному расследованию?

- Мы не мешаем. Мы убираем за соционикой то, что она оставила после своей работы. У тебя есть время. Два дня. Разве для бывшего следока это не подарок? Используй его мудро.

Эту фразу Мамонтов воспринял как издевку. Единственный раз в жизни он попросил ее об услуге, и она отказала ему. Фыркнув, он стукнул кулаком по подлокотнику и направился к выходу. «Благодушная» Кроберг дала ему два дня и пусть такой срок был издевкой, но он не желал терять ни одного часа. Направляясь обратно в лабораторию, где находился Кир, Мамонтов не знал, как будет выбивать из него информацию. Одно дело допрашивать того, кто скрывает, другое - у кого амнезия.

Следующие два дня стали настоящим адом для Кира. Кроберг разрешила Мамонтову использовать химические препараты для придания разговорам дополнительного эффекта. Сначала Мамонт обрадовался этой новости, посчитав, что таким образом Кроберг хочет загладить свою вину перед ним. Но вскоре Ольга Арно развеяла это заблуждение. Она сообщила, что все препараты, которые могли бы ему помочь, негативно скажутся на составе крови и не выведутся из организма за два дня. Мамонтов лишь расхохотался. Он был вне себя, но поделать ничего было нельзя. Он стоял перед Киром с тремя охранниками и не знал, с чего ему начать. Метод пыток, столь близкий и понятный ему, превратился в обычную беседу. Мамонтов злобно шипел, проклиная все вокруг. Издевка судьбы - перед ним сидел человек, способный вручить ему Кнута, но у него гребанная амнезия.

Допрос с пристрастием длился более 40 часов. Уставал Мамонтов, приступал один из охранников, потом второй, третий. Киру не разрешали спать, мешали сосредоточиться на чем-то другом, кроме цели их углубленной беседы. Нужно было зажать его в тиски так, чтобы память кремом вытекала наружу.

- Я никогда не думал, что, попав сюда, получу шанс узнать кто такой или что такое «Кнут», - рассуждал начальник охраны. - Не пыльная работенка: сиди в офисе, собирай на себе пыль. Но вдруг ты. Как гром. Кто бы мог подумать! Узнай я раньше... - Мамонтов громко ударил по ладони кулаком, - эх, мои ребята умеют выбивать. Но твоя память заперта.

Мамонтов расхаживал перед Киром, кидая на него мимолетные взгляды. Его грузная фигура напоминала огромный, перетянутый веревками мешок с зерном. Но движения начальника были точными, в чем-то даже плавными. Он был уверен, что к нему в руки попала нужная ниточка, и Мамонтов медленно тянул за нее.

- Я пришел сюда добровольно. Кроберг сама пригласила меня. Из жалости конечно. Хотя может ли такая как она испытывать к кому-то жалость? Желание выгоды - да. Это двигало ей и ничто другое. Ведь я тогда добровольно ушел из отдела по расследованию убийств. Был светилом и грозой таких как ты. Хотя ты - обычный террорист и тобой следовало заняться другому гению. Но тобой, такими как ты, руководит некая личность или группа людей - верхушка химбатов. Они стоят за чередой преступлений, которые я когда-то расследовал. Мне стоило огромных усилий чтобы найти доказательство их причастности. Главной проблемой было то, что химбаты очень тонко подходят к своей работе. Гении-химики, отвергнутые системой федерального отбора, их не так просто поймать. Да что там поймать, даже доказать что они существуют. Ведь соционика непогрешима и ее агенты повсюду. Но также как им пришлось признать существование химбатов, они признали, что это разветвленная сеть по всей стране и действуют они по единой указке. Хотя о последнем судить сложно. Они слишком хорошо скрываются и действуют непредсказуемо, и порой опрометчиво. Даже я не нашел доказательств, что химбаты Петрополиса имеют хоть какое-то отношение к похожим преступлениям в Приморье. Да я и не уходил в дебри их сети, юрисдикция будь она не ладна, знаешь ли. Главное было найти местную верхушку.

Они выставляли убийства за несчастные случаи. Классика! Но идеально исполненная. Никто не сомневался. Почти никто. Но я чувствую, когда меня водят за нос. Моя одержимость всегда помогала мне. Ведь не зря у меня имеется статус «эксперт по убийствам с фанатичным рвением». И я видел то, что не видели остолопы из биотеррора.   Они радовались каждому несчастному случаю. Зачем поднимать лишний раз жопу, правда? Несчастный случай - закрыть дело. Где-то что-то шарахнуло, несчастный случай - дело закрыть. А люди гибли. Но для биотеррора это случайность. Подумаешь, парочку неудачников зацепило. Потери в пределах допустимого риска. Но я не остолоп. Да и жопа у меня была поменьше в те времена и двигался я по следу, который всегда выводил меня на сцену с ширмой из «случайных» обстоятельств. Нюх у меня на такую падаль. Вижу убийство. Но химбаты прятались умело.

Мне повезло: тогда у меня еще был статус. Мой доступ позволял мне зарываться глубже. Но мне была нужна помощь. Я не очень разбирался в экономических подоплеках. Но во всех несчастных случаях и обычных самоубийствах, так или иначе, были замешаны большие суммы денег.

Был у меня друг, которого я попросил помочь мне с этим делом. Звали его Павел Золтов... Мы были очень дружны. Идеальная команда - это когда есть идеальный друг. Он работал в отделе финпреступлений. Я, конечно же, поделился с ним своей головной болью об идеальных несчастных случаях. Он был не обязан мне помогать, но знал, что я не успокоюсь. Фанатики ведь никогда не унимаются. И он копнул глубже в финансовые дела убитых. По моей версии возможен был передел сфер влияния в химическом бизнесе северо-запада России. Правда убирались не то чтобы шишки, но весьма значимые игроки. И что ты думаешь? - Мамонтов презрительно смотрел на своего узника.