Прибытие демонов накалило обстановку до предела. Особенно из-за того, что они встали со своими орудиями позади наших позиций. Штайнметц докладывал, среди солдат прошел слух, что они откроют огонь вовсе не по альбионцам, а ударят нам в спину. И тут уже до первых обстрелов ничего изменить не удастся.

Орудия демонов выглядели крайне впечатляюще. Я помнил их по видениям с Пангеи. Со всеми их цепями, крючьями, жуткими наростами, зловещей гравировкой и, конечно же, сгорбленной обслугой и демонами охраны. Орудия они делили просто и незатейливо, всего на два вида. Тупорылые карронады, такого чудовищного калибра, что в их ствол можно было вложить орудие "Единорога" целиком. И вытянутые кулеврины, несколько меньшего калибра, зато по длине превосходящие любимые наши орудия, даже самые тяжелые и дальнобойные осадные. Обслуга в неизменных черных балахонах, волочащихся по земле, суетилась вокруг них день и ночь. Демоны выставили вокруг них оцепление, куда не допускали никого, кроме командиров полков и артиллерийских офицеров. С ними согласовывали места, куда будет нанесен удар в первую очередь, ведь у нас все было давно расписано, а союзники только прибыли на позиции. Времени на то, чтобы они входили в курс дела, у нас не было. Да и тратить его попусту демоны не собирались. Командиры батарей карронад и кулеврин принимали расписанные карты позиций, спорить о них они не собирались.

И уже на следующий день, после их прибытия начали первые обстрелы. Они длились куда дольше тех, что доводилось видеть или под которые я попадал, и были совершенно бесшумными. Зато световых эффектов хватало. При каждом выстреле символы на пушках загорались разными цветами, переливаясь и стреляя лучами во все стороны, а затем из жерла знакомый всем нам шар, искрящийся молниями. Тот медленно летал над нашими головами - и врезался в альбионские позиции.

Странно и как-то неприятно было наблюдать за попаданием этого странного снаряда во врага, после того, как прочувствовал на себе в полной мере попадание таких же. В разные стороны летели куски бетона, комья земли, изуродованные орудия и трупы. Склон горы пятнали воронки. С каждым часом он все более походил на кусок сыра или лунный пейзаж. Что подразумевали под последним выражением те, кто писал о последствиях бомбардировок двух мировых войн Предпоследнего века, я лично не знаю, но если судить по картинкам с подобными комментариями, то оно очень подходило к тому, что я видел в бинокль.

- Вот тебе и Федюхины высоты, - присвистнул майор Штайнметц, опуская бинокль. - Этак нам работы совсем не останется, после такого обстрела.

- Вас что-то не устраивает, майор? - поинтересовался я, продолжая вглядываться в склон горы. Пролетающие над головой искрящиеся шары уже мало кого могли напугать за пару дней интенсивного обстрела вражеских позиций. - Альбионцев на этих высотах в несколько раз больше, чем нас, даже если сбросить со счетов всю ту ерунду с постоянными рокировками в окопах. Вражеские орудия и пулеметы сильно прорежены, так что будет почти нечем встретить нас, пока мы будем преодолевать ничью землю. Как бы то ни было, я этот факт меня радует.

Я опустил бинокль, потер уставшие глаза.

- Обстрел продлится до завтрашнего утра, - сообщил я Штайнметцу, - так сообщил мне командир союзной артиллерии. Дольше стволы не выдержат, или еще что-то в этом духе.

- Командиры полков уже знают об этом, - кивнул тот, - но моральное состояние бригады оставляет желать лучшего. Кто-то уже распустил слух о том, что орудия союзников будут нацелены нам в спины, чтобы никто не подумал бежать. Люди, мол, ни на что подобное не согласятся, вот и прислали демонов.

- Эти слухи мне перестают нравиться, - я оставил бинокль в покое, - вы говорили о с ротмистром Спаноиди?

Майор поглядел на меня таким взглядом, будто я ему предложил лично вычистить все сортиры на линии фронта, да еще и пресловутой зубной щеткой. Я покачал головой, придется говорить с контрразведчиком самому. И сделать это следовало незамедлительно. Тот, скорее всего, уже имеет свои подозрения, однако узнать обо всем подробней от него самого я был просто обязан.

- Я буду в блиндаже контрразведки, - сказал я, спрятав бинокль в чехол, - если будет что-то, требующее моего присутствия, ищите меня там.

Теперь взглядом майор как будто меня уже провожал на чистку сортиров. Я не придал этому взгляду никакого внимания, до всех этих "сложных взаимоотношений" между офицерским составом и жандармами мне не было никакого дела. Сам побывав почти что парией в родном полку, я мог несколько проще относиться к ним.

Ротмистра я застал за работой. Он сидел за столом, проглядывая какие-то бумаги, беря их из одной большой кипы, а по прочтении перекладывая в другую. Спаноиди как всегда носил полевую форму, был перетянут всеми уставными ремнями, отчего скрипел при каждом движении. Это породило уйму шуток, вот только, когда ему было нужно, ротмистр мог, словно из-под земли вырасти.

- Честь имею, - козырнул он, поднимаясь из-за стола с незабываемым скрипом.

- Садитесь, ротмистр, - велел я, опуская на стул напротив него. - Я пришел поговорить о ваших прямых обязанностях.

- Что именно интересует вас, господин полковник? - поинтересовался Спаноиди, проведя пальцем по нафабренным усам.

- Майор Штайнметц, - сообщил я, - неоднократно докладывал мне о разговорах среди солдат моего полка. Однако, как многие боевые офицеры, до разговора с вами не снизошел. Поэтому я информирую вас о том, что, скорее всего, в моем полку имеется человек, а, возможно, и несколько, кто распускает слухи, становящиеся все более опасными. Солдаты прислушиваются к ним, не смотря на то, что они становятся нелепее с каждым днем.

- В нелепости люди склонны верить куда больше, - философски заметил ротмистр. - Однако, господин полковник, вы понимаете, что подставляете себя под удар своими словами? В вашем полку нездоровые настроения и разговоры. Конечно, тот факт, что вы доложили об этом сами, делает вам честь. Но я обязан составить рапорт обо всем, происходившем в полку, а уж какие из него сделают выводы, гадать не возьмусь. Вполне возможно, что вам впаяют халатность или недальновидность в командовании.

- Если вы не заметили, ротмистр, - усмехнулся я, - мне пришлось командовать тем бардаком, который называется ударной гренадерской бригадой. А уж что армия это не идеально отлаженный механизм, как мнится стратегам в Большом Генеральном штабе, думаю, давно уже поняли. Вы ведь не первый день на фронте, ротмистр.

- Я - не первый год, - согласился Спаноиди, - да только рассматривать мой рапорт будут как раз столичные полковники с генералами. А они, сами знаете, редко приближаются к зоне военных действий ближе, чем на пару десятков световых лет.

- Мне уже, представьте себе, ротмистр, - снова усмехнулся я, - уже приходилось бывать под следствием и на допросах у тех самых полковников и генералов - тоже. Так вы будете слушать меня?

- Этот шпион уже найден и обезврежен, - ответил мне жандармский ротмистр, вяло махнув рукой. - Мы долго разрабатывали его, пытались выйти на целую шпионскую сеть. А оказалось, что это просто идейный болван, распространяющий слухи. И это ему очень просто удавалось. С ним ведь мечтали свести дружбу многие.

- И кто это был? - поинтересовался я, хотя уже имел сильные, хоть и сугубо интуитивные подозрения на этот счет.

- Толстяк-повар, - полностью подтвердил их Спаноиди, - пищемет, как называют их солдаты. Он родом из Туама, увязался за нашими войсками. Мы проверяли его самым тщательным образом, но кто мог знать, что он окажется идейным дурнем. Изображал из себя сильно осведомленного, говорил с загадочным видом о высоких связях и прочей ерунде. Бред, конечно, но солдаты верили во все эти небылицы с охотой. Как обычно, впрочем. Теперь все успокоиться, уж будьте покойны, господин полковник.

- Отлично, - кивнул я, вставая. - Накануне атаки на вражеские позиции совсем не хочется иметь в собственных войсках нездоровое брожение.