- Забудь уже, - устало произнес Штернберг. - Мальчишество тебе не поможет завоевать доверие фон Литтенхайма.

- Я - летчик, - стукнул себя кулаком в грудь Кулеша, - боевой офицер, а не штабник! Мое место в небе!

- Вот то-то и оно, что офицер, - снова вздохнул Штернберг, - и галунный погон в тебе ничего не изменил.

- Я и полковником себя неплохо чувствовал, - буркнул Кулеша, - и в генералы не рвался никогда.

- Но все равно, - подошел к нему генерал-лейтенант, - будь осторожней. Ты слишком хороший начальник истребительной авиации. - Он хлопнул Кулешу по плечу.

Штернберг ушел, а генерал-майор взмахом руки подозвал своего техника. Тот робел присутствия генерал-лейтенанта - и старался держаться на приличном расстоянии.

- Мне тут досталось малость, - сказал ему Кулеша. - Залатай аэроплан и погляди не получил ли он попаданий в район силовой установки. Меня обработали неплохо, когда я этого совсем не ждал, так что пули могли и двигатель зацепить.

- И что вы мне вечно такие подробные инструкции даете, - проворчал убедившийся в отсутствии высокого начальства техник, - как будто сами собираетесь аэроплан латать.

- Мне в небе всегда видней, что с самолетом, - отмахнулся Кулеша, и ушел вслед за генерал-полковником. - Через полчаса проверю работу, - обернувшись через плечо, бросил он напоследок технику.

Тот проворчал что-то совсем уж неразборчивое и принялся осматривать повреждения самолета.

Капитан Беднарж устало потер пальцами глаза. Он несколько отвык от войны на Эрине, где давненько не было уже полноценных сражений. Особенно в воздухе. Слишком уж хорошо укреплена планета. Оказалось, недостаточно. И вот результат - всего один бой, пусть и жестокий, а его едва с ног не валится. И руки болят от напряжения. Он великими трудами сумел посадить то и дело рыскающий носом самолет. На ровной, залитой бетоном полосе он прыгал, будто та покрыта колдобинами и буграми. Лишь мастерство пилота спасло Беднаржу жизнь.

Отчаянно тянуло написаться. Не так, как пьют альбионцы - умело и расчетливо - а по-настоящему, во всю ширь, до синих чертей и прочей гадости. Тем более что повод был железный - гибель друга, с которым стал за годы работы в паре едва ли не один целым. Однако Беднарж понимал - делать это категорически нельзя. Воздушная война только набирала обороты. И очень скоро полку снова подниматься в небо.

- Славно мы штернов разделали! - хлопнул его по плечу Ярослав Прокоп, второй лейтенант из эскадрильи капитана Ирже Табора, чьих пилотов так и звали - табориты. - И не хмурься ты так, - тут же сказал он, когда Беднарж весь вскинулся, злобно глянув на него, - не надо, капитан. Гловацкий и мне другом был. И знаю я его не меньше твоего. Но что толку лить слезы по нему. Давай выпьем за светлую память Марцина Гловацкого, а после помянем его парой сбитых штернов.

Он выставил перед Беднаржем пару серебряных стопок и наполнил его из бутылки, которую держал в правой руке. Наливал мастерски - ни капли не пролил, сказывались годы опыта. Алкоголиком, конечно, Прокоп не был, но заложить на воротник любил и умел. Правда, во время войны старался держать себя в руках, а когда срывался, суровый капитан Табор не гнушался посадить его под замок. И тогда дом, занимаемый офицерами истребительного полка, оглашали дикие крики, как будто там поселилось злобное приведение.

- Мне пара штернов не нужна, - буркнул Беднарж, принимая полную рюмку. - Мне нужен один. Тот, кто летает на красном самолете.

- Я видел его только краем глаза, - ответил Прокоп, поднимая рюмку в уже произнесенном тосте. - Он - настоящий ас, каких мало. Справиться с ним тебе будет тяжело, капитан.

- А я простых задач и не ищу, - сказал Беднарж, салютуя в ответ.

- Светлая память, - хором произнесли оба летчика.

Они единым махом осушили свои рюмки, даже не поморщились, хотя пойло было куда выше сорока градусов. А уж из чего приготовлено лучше и не думать.

Прокоп изготовился налить по второй, но Беднарж перевернул обе рюмки. Покачал головой. Второй лейтенант тяжко вздохнул - и поставил закрытую бутылку на стол. Маслянистая жидкость в ней медленно покачивалась. Оба пилота поглядели на нее. Хмельное манило забвением, разум противился ему. Быть может, в другой компании Прокоп и поддался бы искушению, но только не при мрачном, как туча капитане Беднарже.

- Кто теперь будет твоим ведомым? - наконец нарушил затянувшееся до неприличия молчание Прокоп.

- Найду кого-нибудь, - пожал плечами Беднарж. - Сейчас это не составит труда.

Это действительно было так. Потери полк в первом бою понес достаточно серьезные. И кое-кто даже поговаривал, что они не соразмеримы с результатами налета. Но исключительно шепотом.

- Уорента Кржижа, например, - добавил он. - Славный парень.

- Без ведущего остался в первые минуты, - согласился Прокоп, - но не растерялся. Бой пережил, хоть и побед на свой счет не записал. Хороший ведомый тебе будет.

В гибели своего ведущего парень не был виноват. Тот схлопотал прямое попадание из зенитки, так что от его самолета даже обломков толком не осталось. Разлетелся, что называется, в пыль.

Этой новостью Кржижа Беднарж решил обрадовать как можно скорее. Парень был только польщен такой честью. Он-то ведь вполне искренне считал, что раз потерял ведущего в первом же бою, то уже ни на что не годен и только и ждал перевода в другой полк.

- От снаряда ты бы его не спас, - успокоил паренька Беднарж. - Это роковая случайность. Каждый может так нарваться. А вот то, что ты прошел бой один, да еще живым из него вышел, пусть и не поцарапал ни одного штерна, это тебе самая лучшая аттестация. Так пойдешь ко мне ведомым? - поинтересовался он у уорент-офицера.

Тот даже опешил от такого вопроса. Никогда не мог представить себе, что у него, "зеленого" уорента, опытный капитан будет спрашивать - пойдет ли оный уорент к нему в ведомые. У него даже дыхание перехватило, живот скрутился жгутом, как бывало на теоретических экзаменах в летной школе, и Кржиж смог только кивнуть.

- Вот и отлично, - кивнул в ответ Беднарж. - Как починят наших птичек, начнем слетываться.

- Есть, - только и смог выдавить из себя Кржиж.

Но спешить смысла не было. Налет на поезда оказался крайним на очень долгое время. Летчики сидели в тылу, только новые пары проходили слетку, да изредка командование устраивало масштабные воздушные бои. И от этого недоумение среди пилотов только росло. А уж когда их перебросили еще глубже в тыл, отведя на несколько десятков миль от линии фронта, невысказанные вопросы зазвучали в умах летчиков еще громче. Но потом прошел слух, скорее всего, запущенный командованием, который ответил на все.

Позиции нам у Серых гор оборудовали по первому разряду. Глядя на них никогда не скажешь, что тут собираются устроить прорыв, а не долгую, правильную осаду вражеского укрепрайона. Тут не хватало только тяжелых орудий. За высокими барбетами стояли только пушки небольших калибров, а позади позиций - торчали короткие стволы гаубиц. В остальном же, не к чему придраться. Километры траншей - нашим саперам нипочем была ни плотная почва, полная камней, ни частные вражеские обстрелы. Брустверы с банкетами, прикрытыми противоосколочными щитами. Заранее подготовленные позиции для наших легких орудий и малых мортир. Даже отдельную ветку железной дороги подтянули и пустили узкоколейку, по которой нам будут доставлять боеприпасы. Такое я видел только на линии Студенецкого.

Мы со всем возможным удобством расположились в новых траншеях. Я занял предназначенный мне форт, как-никак теперь я был командиром отдельной драгунской бригады, состоящей из трех полков, включая мой. Кроме него в бригаду входили 8-й полк Башинского и 22-й Померанский полковника Вебера. Последний оказался довольно молодым человеком, который хоть выдвинулся за счет связей в Большом Генеральном штабе, а кое-кто поговаривал даже о родстве с самим генерал-квартирмейстером, однако командиром был толковым. Да и слухи слухами, могут и не оправдаться, про меня, наверное, и не такое болтают.