Литмир - Электронная Библиотека

Дибич стоял с открытым ртом посреди комнаты и не мог выговорить ни слова.

- Именно этим, кстати, объясняется и моя великодушная готовность помочь вам выбраться из западни, в которую вас загнала ваша блудная похоть, - спокойно продолжал Нальянов. - Аморально подписываться чужим именем и выдавать себя за другого, аморально обманывать непорочных, но подлог письма тоже неправеден. Хороши мы с вами, нечего сказать. Хотя, если задуматься, раз письмо было подписано моим именем, следовательно, у меня было и некоторое моральное право решать, кому его адресовать, - глаза Нальянова насмешливо блеснули. - Теперь я отвечу на ваш вопрос. Почему я говорю, что вы смешали полиции карты? Потому что о визите Анастасии стало известно Ванде Галчинской, которая выследила её, а так как нигилистка считала, что приходила она не к вам, а ко мне, то из ревности и обиды за высказанное Настей им с Мари пренебрежение, она рассказала о ночном вояже Шевандиной всем гостям Ростоцкого. Точнее - своей подружке Тузиковой, Левашову и Елизавете Шевандиной. Лизавета закатила скандал Анастасии, их слышал Гейзенберг, потом от Левашова всё узнали Харитонов, Климентьева и Анна Шевандина. А Лизавета, видимо, рассказала всё жениху и его братцу. В итоге, на пикнике мы попали не просто в гадюшник, как я вам сказал раньше, а в растревоженный террариум.

Дибич, потрясённый и уничтоженный, сел, точнее, нащупал бедром диван и присел на подлокотник.

- Господи...

- Рад, что начинаете кое-что понимать, но не думаю, что вы всё понимаете до конца. Дело в том, что ваша ночная гостья была особой вам под стать. Распутная и подловатая, она, однако, умела сохранять "в подлости маску благородства". В неё в итоге был влюблён Илларион Харитонов, видевший в ней воплощение своих грёз об истинной женственности. Не будем обсуждать степень глупости подобных иллюзий, но их крушение болезненно. Узнав о том, что она приходила ночью ко мне - он стал невменяемым. На меня у него рука бы никогда не поднялась - кишка тонка, а на Анастасию... вполне.

- Илларион - убийца? - губы Дибича не слушались его.

Нальянов усмехнулся

- Это только по логике. Но логика глупа. Мотивы могли быть и ещё у некоторых. И ведь не менее озлоблены были девицы. Теперь Анастасию ревновали Елена Климентьева, сестрица-Аннушка и Ванда с Мари, да и Лизавета, хоть и не столько из ревности, сколько из зависти, - все они готовы были удушить мерзавку.

- Но как же... Елена не могла...

-Убить Анастасию? Да, она была леди, признаю. И если бы мы точно знали, было ли насилие, мы могли бы уверенно исключить всех женщин. Под подозрением остались бы двое-трое мужчин. Так что, как видите, я вас вовсе не мистифицировал. Но тут есть иная сложность. Осмотрев тело Шевандиной, сможете ли вы понять, что оставлено вами, а что - нет? Как я понимаю, в вашей спальне не горел даже камин, вы опасались, что вас узнают. В итоге, что мы имеем?

Дибич вздохнул. Мутное чувство тошноты расползалось в нём и убивало все прочие ощущения.

- Я... посмотрю, постараюсь. Но вы сказали, что Елену убил кто-то другой?

Нальянов кивнул.

- Это предположение, но в данном случае врач не увидел никаких следов насилия.

- Значит, убийца - женщина? Но кому... зачем?

Юлиан вздохнул.

- Ох уж эта логика, - он снова глотнул коньяку, - если нет следов изнасилования, значит, убийце нужно было не скрыть следы иного преступления, а ему нужна была именно смерть жертвы. Но я вас уверяю, мой дорогой Андрэ, что если бы не смерть Анастасии Шевандиной - мадемуазель Климентьева была бы жива. И я вас вовсе не мистифицирую.

Глава 19. Математика преступления.

Роль предусмотрительного человека весьма печальна:

он огорчает друзей, предсказывая им беды,

которые они навлекают на себя своей неосторожностью;

ему не верят, а когда беда все-таки приходит,

эти же самые друзья злятся на него за то, что он её предсказал.

Н. Шамфор

Непробиваемая уверенность и ледяной тон "холодного идола морали" вначале просто убили способность Дибича возражать. Он даже не пытался оспаривать выводы Нальянова. Оказалось, Юлиан знал куда больше, чем предполагал Дибич, оттого-то вся открывшаяся вдруг картина предстала перед Андреем Данилович в самом неприглядном свете. Он был подавлен и удручён. Даже то, что Нальянов мастерски обыграл его в ситуации с запиской, не столько унижало, сколько подавляло молниеносностью соображения и действий проклятого моралиста. Да и вся цепь рассуждений Юлиана вмиг свела все разрозненные факты воедино.

- Я не бросил бы её, - непонятно почему, именно эта мысль из всего сказанного Нальяновым, задела Дибича больнее всего. - Я любил Елену, и не ославил бы и не бросил.

Нальянов не спорил.

- А я вас в подобном намерении и не обвинял. Но в подлости - истиной подлости - всегда скрыт дьявол, дорогой Андрэ, а дьявол - это всего лишь себялюбие. Человек уподобляется дьяволу не тогда, когда начинает убивать, но когда начинает любить себя больше, чем Бога. Именно в этом ведь - исконный дьявольский грех. Даже сейчас, уверяя меня, что не предали бы мадемуазель, вы ни на минуту не задумались о ней самой, о её склонностях, душевном покое и счастье. Поэтому-то вас и зовут подлецом. Такие как вы - чёрные омуты бытия, поглощающие всё, до чего вам удаётся дотянуться.

- А сами вы - безупречны?

- Двинете мне в упрёк слова старой графини Клейнмихель? - мгновенно перехватил его мысль Нальянов. - Не получится. Не суйте нос в чужие семейные дела, боком выйдет. - Он явно начал злиться, к тому же сидевший всё это время в молчании Валериан, казавшийся уснувшим в полусонной летаргии, неожиданно поднялся и бросил на Дибича пугающе злобный взгляд. Оба брата сейчас казались почти близнецами, их плечи сошлись и кулаки сжались.

Дибич торопливо отступил и поспешно вышел из комнаты.

Валериан подошёл к окну и распахнул раму. В залу ворвалось прохладное дыхание ветра, шум древесных крон и освежающий запах дождя. Юлиан, тут же забыв про Дибича, закинул руки за голову и откинулся на кушетке.

Младший Нальянов несколько минут прислушивался к шуму дождя за окном, потом обернулся к брату:

- Этого подлеца послать бы подальше. Что тебя с ним связывает? Зачем ты пригласил его в дом?

- Я не приглашал, - Юлиан пожал плечами. - Случайное знакомство. Что до прощания с моим дорогим Андрэ, - Он зевнул, - то оно воспоследует само собой. Подлец не любит, когда его называют подлецом. - Он поднялся, задумчиво прошёлся по комнате. - Что за напасть? Почему так вдруг захотелось жареной рыбки? Завтра после ареста этих мерзавцев, - на рыбалку. Хочу поймать сазана. Я у Висконтиева моста местечко присмотрел, там должно отменно клевать.

Валериан только улыбнулся.

Утро среды было омрачено горестными воплями Надежды Белецкой, страшными и надрывными. Все ждали, пока привезут с похоронной конторы гробы, все были собраны к отъезду.

Нальяновы с Дибичем ушли в полицейское управление к Вельчевскому. Андрей Данилович провёл ужасную ночь, и сейчас чувствовал себя совершенно разбитым. Слова Нальянова, сожаление об Элен, понимание, что он совершил что-то страшное и непоправимое, совершенно изнурили его. Предстоящее ему испытание, унизительное и постыдное, тоже безмерно тяготило, но отказаться он не мог. И не из-за страха, что Нальянов расскажет всё о записке, скорее, в нём проснулось желание хоть чем-то искупить свою вину, иметь возможность сказать - хотя бы себе, - что сделал всё, что мог. Елене уже ничто не могло помочь, но хотя бы найти убийцу. Это был пустяк, жалкий паллиатив, но Андрей Данилович верил, что узнанное имя убийцы Елены поможет ему прийти в себя, даст выход той боли и безысходности, что поселилась в душе.

56
{"b":"582749","o":1}