Наверное, он уже на работе. Это был жизненный принцип Майки: танцевать целую ночь напролет, работать допоздна, а на следующую ночь опять танцевать. Майки утверждал, что только тогда он чувствует себя молодым. В результате он был постоянно занят.

Поэтому Келси долго ждать не стала. Если верить телефону, до полицейского участка было пятьдесят три минуты пешком.

Пока она прокладывала маршрут, в голове промелькнула мысль: какой же идиот станет грабить банк в трех милях от ЦПУ? Из всех глупостей, какие только творил ее папочка, эта была наименее разумная.

Солнце припекало все жарче. Келси приходилось откидывать волосы со вспотевшего лба. Она порадовалась, что на ней топик и шаровары, в которых она танцевала, хотя из-за своего экстравагантного наряда она привлекала больше взглядов, чем хотелось бы. И мышцы уже не приятно ныли после ночного похода по клубам, а нудно болели от усталости.

Но, может, и к лучшему, что Майки за ней не приехал. Келси не хотелось ему врать. Он всегда относился к ней по-дружески. Проблема заключалась в том, что, если рассказывать правду, непонятно, с чего начинать.

Зато теперь она могла спокойно подумать. Когда Келси была маленькая, папа ей говорил, что он запросто может изменить ситуацию к лучшему. Он имел в виду всякие мелочи, типа ссадины на коленке. И не мелочи тоже, вроде того случая в пятом классе, когда Келси сорвалась во время драки на детской площадке. Келси поежилась, вспомнив крики детей… Как же дружно они скандировали: «У-бей! У-бей!»

Или, например, школьные экзамены, когда Келси буквально тонула в чужом страхе, который переполнил классный кабинет. И эта паника продолжалась, независимо от того, что она очень упорно готовилась…

Вот с этими вопросами папа и впрямь мог разобраться. Но нынешняя проблема оказалась гораздо серьезнее!

Отец ограбил банк, и его посадят в тюрьму.

По мере того, как Келси приближалась к полицейскому участку, ее ноги сделались совсем ватными. Ее даже подташнивало. Сколько лет дадут за банковское ограбление, при котором погиб человек? А вдруг папа спустил курок? Что, если он никогда не выйдет на свободу?

По улице разнеслось кваканье полицейской сирены, сердце метнулось на пару дюймов в сторону.

Она увидела здание ЦПУ, окруженное зеваками и копами. Из дверей валил людской поток.

Келси застыла как вкопанная. Что-то было не так.

Она почувствовала панику еще за пару кварталов: энергия толпы металась в груди широкими зигзагами. Только Келси предположила, что это ее собственная тревога. Она не сознавала, что причина именно в ЦПУ. Келси невольно ускорила шаг и теперь бежала трусцой – в самый эпицентр событий.

В окнах полицейского участка метались огни, внутри визжала и завывала сигнализация. Но хуже всего были беспорядочные волны энергии: прерванных связей, бурных эмоций. Келси казалось, что она сейчас захлебнется.

Толпа хороша лишь тогда, когда у нее есть что-то общее. Когда люди объединены единой целью и ритмом. Только в таком случае можно влиться в толпу, стать частью чего-то большего.

Но здесь все обстояло иначе и даже более запутанно, чем тогда, во время ограбления. Полиция, журналисты, прохожие преследовали совершенно разные цели, и в результате Келси потеряла все ориентиры. Она чувствовала толчки энергии, которые бурлили в воздухе, – они сплетались и стягивались в узлы, упрямо отказываясь соединяться между собой.

Келси словно очутилась между нескольких водопадов, падающих в реку, и брызги от их столкновения слепили и норовили сбить с ног. Внезапно мир вокруг поблек и лишился красок.

Келси остановилась за квартал от участка, привалилась к стене, чтобы отдышаться. Как папа учил: «Вдох, досчитать до трех, потом выдох». Обычно это помогало, когда надо было отключиться от толпы, когда Келси требовалось остаться обычной одинокой девочкой.

Просто Келси.

«Вдох, два, три – выдох».

Но вдруг вдоль улицы прокатилась новая волна, очередной толчок – и Келси едва не захлебнулась в водовороте.

Она была повсюду одновременно, размазанная в потоке буйной энергии. Страх затопил ей глаза и заткнул уши. Надо было выгрести прочь из гулкого прибоя и вытащить следом остальных, потому что в панике люди могут натворить глупостей. А ее папа до сих пор там.

Надо убедиться, что с ним ничего не случилось.

– Эй, ты в порядке? – крикнул кто-то ей в ухо.

Келси молча мотнула головой. Что бы ни происходило в ЦПУ, дела явно шли все хуже и хуже.

Кто-то ей помог, отвел под руку к скамейке. Келси подалась вперед, облокотилась на колени. Возможно, она состоит из капель дождя на стекле, и эти ручейки растекались, сливаясь в нечто гигантское и бесформенное. Она хватала ртом воздух, отчаянно стараясь не потерять сознание.

«Вдох, два, три – выдох».

Когда тошнота отступила, Келси осознала, что этот звон ей вовсе не чудится. Верещал ее телефон. Келси не стала отвечать. Вероятно, Майки звонит, узнать, не нужно ли подкинуть ее до дома.

А тот, кто довел ее до скамейки, уже исчез.

Келси поглядела в сторону участка. Может, полиция эвакуирует заключенных из камер. Если в участке пожар, они обязаны спасти людей, верно ведь?

А телефон не унимался. Келси достала его из кармана.

– Да?

– Келс? – сказал срывающийся голос. – Это папа.

Она заткнула пальцем свободное ухо.

– Папочка! Как ты? Что происходит?

– Ну, я кой-чего натворил…

– Кой-чего натворил?! Банк ты ограбил, вот чего!

Повисла пауза.

– Ты что, посмотрела новости?

– Я была на другой стороне улицы! Так и бывает, когда грабишь банки среди бела дня – куча свидетелей!

Она уставилась на здание ЦПУ. Полицейские лихорадочно бегали туда-сюда.

– Тебе разрешили позвонить?

– Я удрал.

Ерунда какая-то. Чудовищная ерунда.

– Что?! Как?!

– У них отказали охранные системы. Двери просто взяли и открылись.

Мимо нее промчались полицейские в пуленепробиваемых жилетах. С винтовками.

А папа никак не унимался.

– Свет взял и погас, Келс, и врубилась сирена. И мы взяли и… вышли оттуда.

– Пап, ты сдурел? Здесь прямо зона боевых действий! Копы с оружием! Тебя сейчас пристрелят!

– Да я уже за полмили оттуда. Келси, нам надо пересечься.

Келси ссутулилась, не веря своим ушам.

Наверное, в ее жизнь входит некая новая сила, столь же странная и могущественная, как способности к тому дару, которым она обладала с рождения. Но, по крайней мере, она снова увидит отца…

– Хорошо, пап. Где?

Авария цеплялась за стол, дрожа всем телом. Она планомерно сбрасывала с себя давящую тяжесть, одну систему за другой, а потом всплывала на поверхность сквозь мерцающие сплетения щупалец, усеянных ядовитыми стрекалами.

Кто-то положил руку ей на плечо. Она вздрогнула, обернулась и увидела Жулика. Он что-то кричал и тыкал ей в лицо чем-то блестящим. Розовый телефончик, украшенный поддельными бриллиантиками, – вещица явно не его!

Авария с трудом поднялась на ноги. А куда делись детективы, которые допрашивли Жулика? Ах, вон они: бегут по коридору в глубь здания, с пушками, направленными в потолок.

Похоже, решили, что в ЦПУ ворвалась банда налетчиков.

Ужас какой…

– Валим отсюда! – заорал Жулик.

– Лестница в той стороне!

Она пустилась бы бегом, но ноги сделались резиновыми. Авария чувствовала, как внутри копится и растет что-то огромное, немыслимое и неуправляемое.

– Ой, мамочка…

Авария попыталась ухватиться за стол. Она промахнулась, но Жулик подхватил ее. Он теперь буквально лупил ее блестящим телефоном. Жулик выдрал у нее из уха наушник и завопил что-то Аварии прямо в ухо..

– Грохни эту мобилу, а?

Его голос перекрыл вой сирены.

Авария попыталась оттолкнуть Жулика. То, что нарастало внутри нее, было слишком велико и опасно. И она не собиралась уничтожать телефончик сейчас. Авария знала – с таким же успехом она могла плеснуть керосину на горящий запал.