Отфорд сидел в молочном баре, ел невкусную булочку с бифштексом и удивлялся своей неуемности. Все данные говорили, что никакой тайны тут нет. Гриббелл и Олбен не противоречили друг другу, притом Олбен, ответчик, пожалуй, заявлял о своей виновности решительнее, чем Гриббелл, истец. Однако же интуиция подсказывала Олбену, что он на пороге открытия и расследование нужно продолжать.

В три часа Отфорд поднялся в расположенную над кинотеатром контору кинопрокатной компании и на восьмом этаже нашел сидевшего за столом Леннокса, одетого в темную форму, с рядом медалей на груди. Когда Отфорд подошел, Леннокс поднял взгляд и улыбнулся. Лицо у него было приветливое, открытое.

— Кого бы вы хотели видеть, сэр? — спросил он.

— Полагаю, мне нужны вы.

— Я?

— Мистер Леннокс?

— Да.

Отфорд представился и напрямик спросил об Олбене. Выражение лица Леннокса изменилось. В глазах его словно бы снова вспыхнула старая душевная боль.

— Та история, сэр, попортила мне немало крови, да и старику, наверно, тоже. Я бы предпочел о ней не вспоминать.

Отфорд протянул Ленноксу фунтовую банкноту, тот отказался взять ее.

— Он был вам по душе?

— Мне? Я в жизни не встречал лучшего человека. Но само собой, его нужно было хорошо знать. У него, как и у всех, имелись свои достоинства и недостатки.

— А выпить он все же любил?

Леннокс глянул на Отфорда с подозрением и даже с легкой злобой.

— В меру и ко времени, как, наверно, и вы, сэр.

— Вы принимали участие в переправе через реку?

— Да, сэр, принимал, — ответил Леннокс.

— Были в числе тех, кто вышел на другой берег?

— Мы все вышли на другой берег, сэр.

— Как? Вся бригада?

— Вся целиком. Отфорд нахмурился.

— И далеко вы продвинулись?

— Вот этого, сэр, сказать не могу. Я был ранен в ногу, как только мы переправились, и отправлен в госпиталь. А после выписки меня отправили на Дальний Восток в восьмой батальон, я так и не повидался ни с кем из ребят.

— Вы поддерживаете отношения с кем-нибудь, кого я мог бы расспросить?

— Даже не знаю, кого назвать в Лондоне, сэр, кроме Ламберта, старшины третьей роты. Он банщик в турецкой бане при спортклубе автомобилистов на Джермин-стрит, Мы с ним время от времени видимся.

Кто-то из служащих компании вышел в коридор и позвал Леннокса.

— Извините, сэр, я на минуту, — сказал Леннокс и ушел.

Отфорд не стал дожидаться его возвращения. Спустился, вышел на улицу, остановил такси и поехал в спортклуб автомобилистов. Войти туда не члену клуба было весьма непросто, но, видимо, то, что Отфорд являлся членом по крайней мере одного из не менее респектабельных клубов, смягчило секретаря, и после долгого, совершенно ненужного разговора Отфорда проводили в турецкую баню и представили отставному старшине Ламберту, невысокому, жилистому, со сквозящей в чертах лица недоверчивостью, способной вызвать беспокойство даже у совершенно честного человека. Ламберт с головы до ног был одет в белое, передвигался пружинящим шагом инструктора по физподготовке.

Отфорд, не теряя времени, принялся расспрашивать его.

— Не знаю, сэр, обязан ли я отвечать на ваши вопросы, так как не совсем уверен, что вы уполномочены их задавать.

— Но какие-то мнения у вас должны быть, — сказал Отфорд, ему была отвратительна выспренность этого человека, отстаивающего свою приниженность.

— Может, они и есть у меня, сэр, только это не значит, что я могу их высказывать кому угодно, думаю, вы понимаете меня.

Джон пришел в раздражение.

— Нет, не понимаю.

— Ладно, объясню по-другому. Я не знаю, рассекречено ли то, что произошло с нами при переправе через реку Риццио.

— Вам кто-то говорил, что это засекречено?

— Мне никто не говорил, что нет, — с хитрецой ответил старшина, полагая, что уел собеседника. Господи, ну и дурак.

— Вы знали бригадного генерала Олбена?

— Полковника Олбена, сэр.

— Если вам нравится быть невеликодушным.

— Я точен, сэр.

— Был он, по вашему мнению, хорошим офицером?

— Мои мнения ничего не значат. Имеют значение, во-первых, послужной список, во-вторых, решения трибунала.

— Вы согласны с этими решениями?

— Соглашаться или не соглашаться я не могу, мое дело считаться с ними.

— Господи, но ведь вы были там!

— Вот именно! — с раздражающей подчеркнутостью ответил Ламберт.

Отфорд предпринял новую попытку.

— Вы переправились через реку Риццио двадцать девятого ноября. Это никакой не секрет.

— Раз вы знаете это, сэр, значит, оно так.

— Насколько я понимаю, на другой берег переправился целый батальон, потом ему было приказано вернуться.

— Этого я вам не могу сказать, сэр.

— Да кому будет прок от того, если скажете? — выкрикнул Отфорд. — Немцам? Они теперь на нашей стороне, всеми силами стараются быть полезными.

— Тогда почему не обратитесь к ним?

— О, а вот это идея!

Старшина утратил свое хладнокровие. Мысль, что, возможно, он подал Отфорду идею, ужаснула его.

— Что вы собираетесь делать, сэр? — спросил он, мелодраматически щурясь.

— Воспользоваться вашим советом и выяснить правду у немцев.

— Я вам этого не советовал!

— Посоветовали, — ответил Отфорд. — Сказали, почему бы не обратиться к ним.

— Я это не в прямом смысле, сэр, но если вам нужно что-то разузнать, свяжитесь, пожалуйста, с майором Энгуином. Он принял командование батальоном, когда полковник Редфорд погиб.

Старшина перепугался так, что ловил ртом воздух.

— Вот это другое дело, — сказал Отфорд. — Майор Энгуин, говорите? Знаете, как найти его?

— Да, сэр. Мы до сих пор поздравляем друг друга открытками с Рождеством. Теперь он торгует грузовиками, сэр, в Линкольне. Фирма называется «Братья Энгуин».

— Большое спасибо.

Отфорд протянул фунтовую банкноту, и старшина с легким поклоном взял ее.

Отфорд вернулся в музей около половины пятого, узнал, что ему не было ни писем, ни телефонных звонков. Бросил взгляд на книгу «Таковы были приказы».

«И хотя двум ротам удалось овладеть небольшим плацдармом на другом берегу реки, потери были огромными, и я был вынужден вернуть бригаду обратно», — прочел он снова.

А Леннокс сказал, что переправилась вся бригада. Может, он не мог всего знать? Может, и Гриббелл не мог?

Узнать телефонный номер фирмы «Братья Энгуин» в Линкольне Отфорду не составило труда, и вскоре он разговаривал с майором Энгуином. Судя по голосу, Энгуин считал себя прирожденным знатоком грузовиков и людей.

— Олбен? — произнес он. — Я терпеть не мог этого типа, совершенно невоспитанного, донельзя тщеславного и невообразимо эксцентричного. Он носил фуражку задом наперед и принимал парады в пижаме. Вам наверняка знаком этот тип людей. Позер, каких свет не видел. Но при всем при том должен сказать, солдаты готовы были идти за ним в огонь и в воду. Олбен восхищал их. Веселил. Они считали его взбалмошным и в его присутствии не скучали ни минуты, однако в офицерском клубе Олбен бывал сущим наказанием.

— Он пил?

— Да, но при этом не пьянел. Я больше не знал никого, кто умел бы так пить. Потрясающе. Ни разу не видел, чтобы он утратил ясность ума.

— А в обществе сэра Краудсона Гриббелла бывали?

— Да, тип совершенно гнусный. Полная противоположность сумасбродному Олбену, настоящий полковник Блимп[100]. Всю жизнь избегал риска. Ни разу не делал шага вперед, если не был уверен в успехе, да и то пока другие дивизии на флангах не завершат всю грязную работу. Олбен, по крайней мере, будоражил всех, но разговор с Занудой Гриббеллом тут же вгонял в сон.

Приятно поговорить с таким человеком, как Энгуин.

— Генерал Гриббелл написал книгу.

— Зануда? Слава Богу, что я не вложил деньги в ее издание. Что он пишет?

— Утверждает, что, когда Олбен устроил наступление, на другой берег переправились только две роты и…