Да, отдавать должное необходимо даже врагам. Миссис Олбен провела рукой по лицу, словно готовясь повести разговор по-другому.
— Крауди старше Рика на два года, но Рик очень быстро оставил его позади. Мой муж получил орден «За безупречную службу» и офицерское звание в семнадцатом году, когда ему было только восемнадцать лег. Он воевал против большевиков в Эстонии, затем присоединился к английским войскам в Архангельске. В двадцать четыре года служил в звании капитана в Индии, а Крауди был тогда всего-навсего бесперспективным лейтенантом в полку на севере Англии. В начале тридцатых годов они вместе служили под Мадрасом. Рик был майором, младше его в майорах был только один человек во всей армии, а Крауди Гриббелл носил временный чин капитана, командовал ротой пехотинцев. Когда началась война, моему мужу шел сорок второй год. Он был подполковником, командовал полком бронемашин. Крауди тогда было сорок три года. Выше капитана он подняться не смог и поговаривал об отставке. Под Дюнкерком Рик попал в плен, но бежал. Это был один из самых блестящих побегов за всю войну, но Рик так и не написал о нем, даже слышать об этом не хотел. Зимой сорокового года он вернулся в Англию преисполненным соображений, как нанести немцам самый ощутимый удар. В сорок первом возглавил рейд восьми добровольцев на Нормандские острова и захватил очень ценное немецкое оборудование. Рика поздравили и тут же наложили на него взыскание.
— Почему? — спросил Отфорд.
— За то, что не поставил в известность о рейде начальство. В том же году ему поручили командовать бригадой броневиков в Абиссинии, и он, оставив далеко позади основные силы, захватил в плен шестерых итальянских генералов с их окружением. В сорок втором году поговаривали, что Рик получит дивизию, но этого не произошло. Он выходил из себя в разговорах с начальством, с Громадиной Уилсоном, с военным министром. Его усадили за канцелярскую работу в военном министерстве, потом в конце концов он получил двести сорок первую бригаду, но к тому времени ничем не блиставший Крауди Гриббелл, пресмыкаясь, по своему обыкновению, взобрался наверх, и бедняга Рик оказался в подчинении у того, с кем не желал иметь ничего общего.
— Они ненавидели друг друга?
— Вряд ли Рик питал ненависть к Крауди. В прошлом у них случались ожесточенные ссоры, но Рик не злопамятен. Скорее, он ненавидел то, воплощением чего является Гриббелл: тупоумие, трусость, подобострастие. «И на кой черт было такому человеку идти в армию?» — часто повторял он.
— Чтобы в генералы пробиться, — сказал Отфорд, эта офицерская жена, вставшая на защиту благоверного, раздражала его. — Но скажите на милость, почему, желая оправдать своего мужа, вы обратились ко мне?
— Я нашла вашу фамилию на последних страницах энциклопедии в публичной библиотеке. Вы писали об итальянской кампании. Понимаете, Рик ни за что не напишет книги. А если б и написал, никто ее не издаст. Но вы пишете авторитетный комментарий, его каждый может прочесть. Это официальные данные.
Тут к ним ворвалась Джин в ночной рубашке и халате.
— Спать идешь?
У Отфорда возникло искушение вспылить. Но он очень непринужденно ответил:
— Иду, дорогая. Только отвезу миссис Олбен в Саннинг-дейл.
Мысль о поездке в такое позднее время туда показалась Джин чуть ли не до смешного сумасбродной. И она в сердцах хлопнула дверью.
Поездка заняла гораздо больше времени, чем предполагал Отфорд, миссис Олбен бубнила и бубнила, изливая тягостные чувства полковой леди Макбет. Без конца вела речь о несправедливости, выпавшей на долю ее мужа, однако не привела ни единого довода, говорящего, что действия Гриббелла были неоправданны.
Когда они наконец подъехали к невысокой хибарке, которую миссис Олбен назвала своим жильем, наружняя дверь ее была распахнута, и в ее проеме на фоне освещенной прихожей темнел силуэт рослого, сухопарого человека.
— О Господи, — пробормотала не на шутку встревоженная миссис Олбен.
— Где ты пропадала, черт возьми? — выкрикнул полковник.
— Мистер Отфорд был настолько любезен, что привез меня, — ответила она робко.
— Отфорд? Вы тот самый напыщенный осел, что написал в энциклопедии всю эту высокопарную чушь о боях в Италии?
— Откуда ты знаешь? — удивленно спросила его жена.
— Да, — сказал Отфорд.
— И надо полагать, — продолжал полковник, — моя жена донимала вас слезными рассказами обо мне.
Отфорд глянул на миссис Олбен и, пожалуй, впервые посочувствовал ей. Она выглядела совершенно отчаявшейся, сломленной, преданной.
— Наоборот, полковник Олбен, донимал ее я.
— Не верю.
Отфорд вылез из машины. Так он мог держаться с большим достоинством. Обратил внимание, что полковник одет в пижаму. До него донесся запах перегара.
— Верите или нет, это ваше дело, черт возьми, — напустился он на полковника, удивляясь собственной смелости. — Меня интересует переправа через Риццио, и, как историк, я стараюсь извлекать из любого источника все, что возможно.
— Не понимаю, зачем вам было вылезать, — язвительно ответил полковник. — Если думаете, что приглашу вас в дом, очень ошибаетесь, если тешите себя иллюзией, что буду вас благодарить за то, что привезли мою жену в целости и сохранности, ошибаетесь еще больше, мне совершенно наплевать, где она бывает, что делает и увижу ли я ее снова. Это относится и к вам, сэр.
Внезапно он выбросил вперед руку, собираясь нанести жене довольно сильный удар, но кулак прошел мимо, правда, случайно промахнулся полковник или намеренно, было не понять. Миссис Олбен с негромким стоном скрылась в хибарке. В соседних домах распахнулось несколько окон, и сонные голоса потребовали тишины.
— А теперь, — сказал полковник, — вон отсюда, убирайтесь, проваливайте.
— Я начинаю верить тому, что сказал мне сэр Краудсон Гриббелл! — крикнул Отфорд вслед удаляющемуся силуэту. — Вас турнули из армии за то, что вы тогда были пьяны!
Полковник повернулся, неторопливо возвратился и негромко заговорил:
— Совершенно верно. Был пьян до положения риз. Мало того, ради такого случая напялил пижаму — белую, в тонкую голубую полоску. Повел бригаду в наступление вопреки приказу, и военный трибунал вполне заслуженно понизил меня в звании. Генерал сэр Краудсон Гриббелл отдавал себе отчет в том, что делает, а я нет. В результате моего безрассудства наши потери составили четыреста двадцать четыре человека убитыми и почти восемьсот ранеными. Удовлетворены?
И пошел обратно к двери медленным, не особенно твердым шагом.
— Надеюсь, сэр, вы не будете вымещать на своей жене мою глупость, — сказал обескураженный Отфорд.
— Это, — ответил полковник, — дело мое, как и сражение на реке Риццио.
И закрыл за собой дверь.
Отфорд приехал домой в четыре утра усталым, раздраженным, озадаченным. Прошел на цыпочках в спальню и разделся тихо, как только мог. Когда привык к темноте, увидел, что жена обиженно смотрит на него широко раскрытыми глазами. Он был слишком расстроен, чтобы пытаться объяснять что-то в такое время, поэтому не подал виду, что разглядел ее, и тихо лежал, притворяясь спящим.
Утром во время завтрака оба держались холодно, и Отфорд все не решался сделать шаг к примирению. В этом натянутом молчании ему почему-то думалось лучше. На работу он уехал, не попрощавшись с Джин.
В кабинете, как всегда, было нечего делать. Отфорд сидел, глядя в окно и зевая. Вдруг его осенило. Он позвонил другу в военное министерство и принялся за поиски архивов бригады Олбена. Через несколько часов, после дорогостоящих телефонных разговоров, объяснить или оплатить которые можно было впоследствии, Отфорд выяснил, что адъютантом Олбена во время переправы через Риццио был некий лейтенант Джилки, ныне владелец фермы в Кении, а денщиком рядовой Джек Леннокс, член Объединения бывших военнослужащих. С помощью этой организации удалось быстро выяснить, что Леннокс работает в кинотеатре на Лестер-сквер. Махнув рукой на обед, Отфорд поехал туда на такси, подошел к рослому краснолицему швейцару в блестящей опереточной форме и спросил о Ленноксе. Швейцар ответил, что Леннокс работает в конторе наверху, но появится только к трем часам.
