Начиная с лета 1973 года, в московском самиздате появились рассказы какого-то не известного доселе автора; подписаны они все были "Виталий Бабенко". В море разнообразной научно-фантастической продукции самиздата эти произведения сразу привлекли повышенное внимание многих. Во-первых, потому что автор обладал явным талантом. И, во-вторых и в главных, потому что за каждым рассказом чувствовались обширные знания и опыт в сфере, недоступной для простых смертных. Основой для неожиданных экстраполяций и гротесков автору всегда служила унылая повседневная жизнь совершенно секретных ракетных НИИ ("ТП"), рутина космических комплексов ("Стоп, машина!") и тихий ужас "плановых" аварий ("Холодильник"). Выдумать такое было невозможно: по множеству конкретных деталей и умению автора ими свободно оперировать чувствовалось, что писал человек, не совсем посторонний в этой области. Видимо, поэтому некоторые читатели восприняли прозу "Виталия Бабенко" чрезвычайно болезненно. А уж когда в рассказе "Музей человека" впервые мелькнул хитрый и умный разработчик Большой Бомбы по имени Игоряша, который был уверен, что правительство золотой рыбкой исполнит все желания его НИИ, а сам он всегда в случае чего в бункере отсидится, - доброхоты покойного Игоря Васильевича Курчатова не на шутку рассердились и посчитали необходимым обратиться в КГБ, чтобы Комитет "нашел и обезвредил клеветника".

Вообще появление в самиздате рассказов про Игоряшу наделало много шума. Автор убедительно показал, что именно кроется за расхожей формулировкой "мирный космос": тщательно скрываемая связь королевской "семерки" и ведомства "Игоряши" сделалась явной, и у читателя не оставалось сомнений, чем будет оснащен первый же серийный транспортный "лунник".

Степан Кургузов, который получил уже из Комитета госбезопасности полную подборку текстов "Виталия Бабенко", вынужден был признать, что никогда ничего подобного не читал и кто именно скрывается за этим псевдонимом, понятия не имеет. "Поищите у своих ракетчиков", единственное, что мог сказать в ответ шеф Секции. (Описывая в своих мемуарах этот эпизод, сам Степан Кургузов был, похоже, всерьез раздосадован, что не смог в тот раз помочь чекистам!)

К началу 1974 года виновный был обнаружен. Вероятно, он смог бы еще какое-то время хранить свое инкогнито, и не потому, что был отличным конспиратором, а потому что никому и в голову не приходило заподозрить лицо такого положения. Автор стал жертвой собственной доверчивости. Свою только что законченную повесть-памфлет под названием "До следующего раза!" он вместо того, чтобы по проверенным каналам пустить по волнам самиздата, решил сразу передать для публикации за рубеж. Тема представлялась ему настолько злободневной, что он не желал ждать. Посредником вызвался быть известный французский журналист Виктор Луи, по всей вероятности, связанный с КГБ. Во всяком случае, на квартире, где автора должен был ждать посредник, его ждала засада.

Кагэбэшники, получив в руки личные документы задержанного, были удивлены и смущены: вредитель-писака, коего ведено было поймать и доставить на Лубянку, имел чин генерал-лейтенанта, был Героем Советского Союза и доктором наук. Мало того, он был одним из ведущих конструкторов королевской "семерки". Звали его Борис Артемьевич Бенько[10].

Первое десятилетие "эпохи спокойствия" было отмечено достойными именами: демонстранты августа 68-го, переводчик А.Гамов, "возвращенцы" из кружка Д.Новикова, автор "Чонкина", мятежный генерал Бенько и еще многие, здесь не упомянутые. Эти люди практически не были известны широкой публике, но отчасти благодаря им политическое "похолодание" не было таким стремительным: их отчаянное стремление "отдышать" хотя бы крошечный кусочек от Большого Холода, вопреки законам физики, все-таки не пропали. Следующей попыткой оказался "Лунариум".

Известный культуролог Сергей Эйгелис однажды заметил: "История советской фантастики - это история ее альманахов. "Селена" была квинтессенцией тематических поисков 20-х годов, когда канон еще не отвердел и художественная палитра фантаста состояла больше, чем из двух-трех полагавшихся красок. "Последний экземпляр", чахлый цветок хрущевской "оттепели", был призван, по сути, реанимировать разрешенный плюрализм 20-х. Напротив, дерзкий "Лунариум" с самого начала ставил себя в оппозицию официальному "кургузовскому" курсу, нагло нарушал приличия в расчете на скандал и мордобой. В условиях тотальной несвободы погибнуть обязаны были все, и первые два альманаха в свое время тихо угасли за кулисами эпохи. Только у создателей "Лунариума" хватило храбрости обреченных превратить неизбежную смерть их детища в мрачноватый хэппенинг, растянувшийся на добрых пять лет".

Статья С.Эйгелиса, откуда взята приведенная выше цитата, написана была в конце 80-х, когда уже трудно было удержаться от соблазна некоторой идеализации "героического вызова" создателей "Лунариума". На самом деле вариант "смерти на миру" рассматривался и редактором, и некоторыми (не всеми) авторами альманаха в качестве всего лишь одной из возможных альтернатив. В 1979 году казалось, что власти, сами не заинтересованные в полной отверженности "второй" фантастики и окончательном переходе ее в самиздат и "тамиздат", пойдут на некий компромисс: уж одно альтернативное издание никак не могло представлять реальной угрозы господству Секции. Складывалось впечатление, что при умном поведении властей "Лунариум" и впрямь мог превратиться в своего рода литературное гетто, откуда оппозиционеры выкрикивали бы своими тоненькими голосочками эстетические протесты посредством тиража в 3-5 тысяч экземпляров (большую часть которого можно было легко вывезти за пределы страны и оставить пылиться в лавках русской книги Восточной Европы и Индокитая). К сожалению или к счастью, ничего подобного не случилось...

Однако не будем забегать вперед.

Идея создать Неподцензурный Неконъюнктурный Альманах Новой Фантастики возникла уже к середине 70-х, когда самиздат, распухающий на глазах у всех, мог разрешиться от бремени как по эту, так и по ту сторону государственной границы СССР. Как раз в эти годы вал громких политических процессов над литераторами несколько поутих, что многими было ошибочно расценено как признак "смягчения курса" (о психушках, куда, вслед за мятежным генералом Бенько, стали втихую отправлять оппонентов "экономной экономики" и "фантастической фантастики", в ту пору знали еще не все). К тому же в периодике стали понемногу появляться произведения В.Аксенова, Е.Евтушенко, С.Потапова, А.Измайлова и других видных "шестидесятников" - что тоже можно было, с некоторой долей воображения, расценить как аргумент в пользу "либерализации". Создавалось впечатление, что достаточно проявить инициативу - и "вторая" фантастика станет полноправной участницей литературного процесса; тем более, что слащавый, нелепо идеализированный образ Луны в произведениях членов Секции, казалось, навяз в зубах даже у насквозь правоверной критики (в 1978 году в "Литгазете" самого Семена Шпаныря деликатно упрекнули в "некоторых самоповторах"). Теперь требовалось только благоприятное стечение обстоятельств.

Удобный случай представился в феврале 1979 года, когда в издательстве "Молодая гвардия" решено было выпустить сборник "Лунариум", своего рода антологию лучших произведений о спутнике нашей планеты, от Сирано де Бержерака и Эдгара По - до Вячеслава Курицына и Степана Кургузова. Предполагалось, что книга выйдет в подарочном издании, с цветными иллюстрациями на отличной финской бумаге и большим тиражом. По непонятным до сих пор причинам вся работа над составлением и редактурой "Лунариума" была поручена всего одному молодому сотруднику "Молодой гвардии"- при этом отсутствовал обычно строгий контроль за работой (вследствие ее очевидной рутинности). Молодой редактор не замедлил этим воспользоваться.