Прямо перед сыном Детей Гнева стоял Несущий Весть, и глаза в глаза мертвец и его слепой убийца «смотрели» друг на друга. Это длилось лишь мгновение. Несущий Весть кивнул кому-то изящной головой, увенчанной сплетенными между собой поблескивающими келемитом рогами. И весь окружающий его огонь и лед, неожиданно слившись в воронку ревущего вихря, устремились на Хоаххина и ударили ему в грудь. Странно, что он не упал замертво, даже не пошевелился. Воронка пробила его тело насквозь и окутала множеством осколков его самого, перемешанного с чем-то чужеродным и непостижимым. Сверкающие капельки замороженных кристаллов, словно миниатюрная вселенная, вертелись в маленьких водоворотах, прилипали друг к другу, сливаясь, брызгали в стороны разноцветными искрами, и из этого месива вдруг отчетливо проступили очертания его собственного лица. Очертания Могущественных потускнели, превратившись в серую, застилающую далекий горизонт мглу. А сам Хоаххин, казалось, стал так огромен, что для того, чтобы рассмотреть отдельные звезды и их скопления, из которых он состоял, приходилось изо всех сил всматриваться в свои собственные внутренности, раздвигая ладонями газопылевые облака, застилающие обзор…
* * *
Том перестал всхлипывать, его колотило, он звонко стучал зубами и бормотал что-то бессвязное. Друзья недоуменно подтянулись к вздрагивающему телу. Его трясло, а по заросшим бородой щекам все еще стекали редкие капли слез.
– Он всех убил! Всех! Он Джерика убил!..
Хоаххин протянул руку и потряс Тома за плечо.
– Кто убил?
– Этот Алый выродок! Паскуда! Я же говорил Джерику, не наше это дело! Не лезь! Эта сволочь, когда полковника порвал пополам, всех оставшихся наших добил прямо там, в шлюзе…
Том перестал трястись. И, наконец, рассмотрел Хоаххина. От этого ему стало легче.
– Эх, брат ты наш, не успел ты в этот раз! И я не уберег Мыша от смерти…
Том замолчал, и во внезапно наступившей тишине случайно выжившие бойцы услышали тихий, шелестящий звук, как будто где-то открылся клапан выравнивания давления и струйка воздуха вырвалась в мерцающую пустоту космоса…
Глава 2. «Таймлесс»
«В начале было Слово».
Библия
– Здрасьте, кого не ждали. Эй ты, лысенький в очочках, подойди-ка поближе. Да ты не бойся, не бойся. Где-то я тебя уже видел. Старый я уже, не припомню ни фига. Ну-ка, повернись-ка вокруг себя разок. Хорош, хорош. Апчхи. Правду говорю. – Черный дракон, судорожно глотая воздух, разинул пасть и опять резко мотнул головой.
– Апчхи.
Белый мелкий песок, больше похожий на пыль, тонкими струйками ссыпался с его широкой, увенчанной шипастым гребнем спины на землю, точнее, на такой же песок, но только лежащий у него под ногами.
– Вот тож гадость какая, силиконовый сквозняк, не, циркониевый ветерок, да не, как же это, а… песчаная буря. Аж на зубах скрипит. Тьфу.
Дракон хитро прищурил левый зеленый глаз и не торопясь, не моргая, стал осматривать еще двух пришлых, стоящих чуть поодаль за «лысеньким в очках».
– Жаль, что я таких не ем. Очень жаль.
Черный манерно вздохнул, наморщив лоб, и задумчиво почесал огромной когтистой лапой у себя за ухом.
– Но ничего. Все когда-то бывает в первый раз. Гы-гы.
* * *
Молочная белизна стенок сферы начала быстро бледнеть и тускнеть, а потом прямо в лицо путешественникам ударил удушливо-горячий ветер, играющий струями мелкого песка, словно тысяча маленьких чертей, скачущих в мучном амбаре. Стремительная круговерть безжалостно хлестала по лицам, забивалась в рот и ноздри, путалась в волосах и бороде Тома. Ни говорить, ни что-либо видеть, ни тем более куда-то идти было просто невозможно. Даже верх и низ угадывались с трудом, и казалось, что ноги вязнут, наступая подошвами десантных ботинок на очередную вихревую струю, обволакивающую совершенно растерянных путников, судорожно хватающих друг друга за одежду.
Жалобные завывания песчаной бури стихли так же неожиданно, как и набросились на незваных гостей. Постепенно оседающая вниз серая стена приоткрыла кусочек равномерно освещенного зеленоватого неба, потом Пантелеймон разглядел своих друзей, неподвижно стоящих всего в двух метрах от него, и только после этого все они увидели странное строение, резкими очертаниями выделяющееся на фоне белоснежных девственно гладких дюн. Строение было похоже на невысокую, в два-три этажа каменную башенку с плоской крышей и стенами, испещренными узкими щелями бойниц. Вместо двери или ворот в башенке чернел провал, обрамленный сводчатым перекрытием из крупных серых неотесанных валунов. Не задумываясь, Хоаххин направился к этому провалу. Черным, как оказалось, он выглядел, только если смотреть на него снаружи. Полутьма просторного зала не скрывала его абсолютной пустоты, лишь в самом центре идеального внутреннего круга каменных стен, наполовину утопленное в песок, возвышалось изваяние дракона, выполненное из гладкого, полированного, блестящего черного камня, напоминающего обсидиан. Друзья, оставляя на топкой поверхности песка рифленые отпечатки подошв своих ботинок, обошли зал и вновь вернулись к входной арке. И именно в этот момент они услышали за своими спинами негромкие шорохи и недовольное урчание:
– Здрасьте кого не ждали…
Ожившее изваяние, фыркая и отплевываясь, словно вымокший под дождем дворовый пес, затряслось всем телом, сбрасывая с себя остатки песка.
* * *
Хоаххин провел руками по бедрам, пытаясь нащупать рукоятки обычно висевших на этом месте десантных тесаков. Оба ножа остались там, за порогом черной сферы, один застрял в шлеме «тролля»-охранника, а второй, возможно, до сих пор торчал из глазницы Алого Князя. Вооружен был только Том, он так и не выпустил из рук плазмобой, ствол которого теперь медленно поднимался вверх в направлении головы обсидианового болтуна.
Клыкастая рожа их собеседника не только не выражала страха перед бойцами с плазмобоем в руках, но казалось, вот-вот разразится хохотом.
– Лысенький, а я тебя вспомнил!!! Точно! Ты намедни скакал через пространственные переходы туда-сюда.
Хоаххин показал рукой Тому, чтобы тот не торопился с выстрелом.
– Что, не помнишь меня? А вот если так…
Пространство вокруг, казалось, превращается в прозрачный кисель, который покачивается от каких-то своих внутренних вибраций. Обсидиановая чернота, словно чернильное пятно в воде, начала медленно растворяться в этом подвижном мареве, а вместо нее алыми прожилками шлифованного гранита перед ошарашенными друзьями уже поблескивали влажные высокие каменные своды с перекрестиями потолочных балок. Под ногами вместо вездесущего песка расстилались каменные же плиты, и каждое неосторожное движение, рождавшее нечаянный звук, отдавалось многократным глухим эхом.
Голова Хоаххина закружилась, как и тогда, когда он проходил через этот зал, выбираясь неизведанным путем из подземелья проклятой планеты. Легкие сжимались, но не смели сделать вдох, казалось, вот сейчас он умрет от удушья, но нет. Ручищи Пантелеймона коснулись его, слегка придерживая за плечо, и воспоминания отпрянули.
Где-то с испещренной прожилками породы стены упала капля воды, звонко шлепнувшись о гранит… Сухой треск старческого фальцета речитативом разорвал наступившую тишину:
– Узнал, узнал, вижу, узнал. Не быть мне богатым… бооогаааатыыыым…
Фальцет менял тональность, растягиваясь, как свисающее с ложки сгущенное молоко, переходил в бас, наполненный вибрациями низких обертонов.
– боооооооггггааааааааггггоооооооббббббббб. Мыытагоб енм тьыб ен…
Окончание фразы звякнуло веселым заливистым колокольчиком, и, словно повинуясь невидимому путникам взрыву мегатонной бомбы, высоченные каменные стены брызнули во все стороны водопадами уже привычного белого песка. Который по традиции закружился приставучим, медленно оседающим роем вездесущих песчинок.
