Все эти разрозненные наблюдения пастух или охотник по-своему связал воедино, и получилась картина продуманной охоты хитрой змеи: прячется в дупло, высовывает из дупла язык (извивающийся червячок, порхающее насекомое!), кусает обманутую птицу, бросает ее под дерево в запас и ждет новую жертву. А уж потом, ночью, поедает всех сразу!

Широко распространены рассказы о скорпионе-самоубийце. Многие делали опыты и видели своими глазами, как скорпион, окруженный огнем или горячими углями, кончал жизнь самоубийством, ударяя себя в голову ядовитым шипом хвоста. Но натуралисты — дотошный народ: им мало просто увидеть, надо еще и проверить. Проверили, и оказалось, что ядовитый шип не может пробить хитиновую броню на скорпионе, а если бы и пробил, то и тогда скорпиону ничего бы не стало, так как собственный яд для него совершенно безвреден! А погибает скорпион не от яда, а от ожога.

Любопытен рассказ о «змеином» петушке. Крупная кобра действительно может проглотить мелкие куриные яйца, и если ее тотчас убить, а яйца вернуть наседке, то курица, конечно, может высидеть из них цыплят.

О таком случае, видимо, и было рассказано. Случай редкий, но, в общем, правдоподобный.

Большинство рассказов, услышанных у ночного костра, неправдоподобны. И тем не менее они интересны. И не только потому, что в основе многих из них лежат верные наблюдения, только неверно понятые, но и потому еще, что из них узнаешь распространенные представления местных жителей о животных, с которыми им приходится сталкиваться в процессе полевых работ. Это своеобразный «биологический фольклор», для любителей природы, краеведов. Он не менее интересен, чем местные поверья, приметы, пословицы. И, как всякий фольклор, не менее важен.

Летел ворон, каркал особым голосом. Корсак услыхал, насторожил уши, задрал мордочку вверх и потрусил за ним. Наткнулся на теплый корсаков след хорек-солонгой, принюхался, что-то понял и поскакал вдогон. А по следу солонгоя давно уже ласка бежала. Так и торопятся вереницей один за другим: впереди ворон по воздуху, позади ласка по земле. Ласка надеется на добычу сильного хорька-солонгоя, солонгой на остатки со стола быстрого корсака, а корсак надеется на глазастого ворона. И только опустился ворон на мертвечину, а нахлебники, или, вернее, наследники, тут как тут! И корсак, и солонгой, и ласка. Все спешат сайгачьи кости помусолить. Того самого бедолаги сайгака, которого вчера волки загнали…

Крепкое гнездо построила сорока, вывела птенцов, гнездо бросила. Поселилась в ее гнезде сизоворонка, птенцов вырастила, гнездо бросила. Занял гнездо сыч, птенцов высидел, гнездо бросил.

На четвертое лето облюбовал старое сорочье гнездо коршун. Натаскал сухих сучьев и веток: подновил, укрепил, надстроил. Сел птенцов высиживать. Воробьи не стали ждать, пока он их высидит, устроили свои гнезда в щелях коршунова гнезда.

Вывели коршуны и воробьи своих птенцов — гнездо бросили. А гнездо еще хоть куда — новых жильцов ждет!

Выкопал норку суслик, жил в норе три года. После суслика поселилась в норе пестрая перевязка. Чуточку норку расширила, год в норе прожила. После перевязки заполз в нору варан. Ничего не переделывал, свернулся в норе, уснул, зиму перезимовал. За вараном поселился корсак: нору углубил, расширил, щенят вырастил. За корсаком прожил год дикий кот-манул. За манулом шакал. А за шакалом пустынная рысь-каракал. Превратилась сусличья норка в рысье логово. Может, и до сих пор каракал в нем живет. А может, и кто другой: волк или гиена.

Ночью глубокий снег укрыл склоны. Утром улетели от снега на равнину жаворонки и убежал корсак. Днем пригнали чабаны табун коней. Кони каменными своими копытами выбили снег до земли, дорылись до жухлой травы. К вечеру на оголенную землю вернулись жаворонки — семена клевать. Из норок вылезли мыши — стебельки зубрить. Вернулся и корсак: на мышей и жаворонков охотиться.

Кони снег копытят, птицы и зверьки радуются.

Сильных и ловких хищников — соколов, балóбанов, крéчетов, орлов и ястребов — охотники приручают к охоте. На обученье берут птенцов из гнезда или ловят взрослых птиц. Взятых из гнезда зовут «гнездарями», а пойманных старых — «дикомытами».

Всех ловчих птиц охотники делят на каракушей — черноглазых, и сарыкушей — желтоглазых. «Черноглазые» — это соколы, а «желтоглазые» — ястребы и орлы.

«Черноглазые» никогда не хватают свою добычу, а «бьют». Падая сверху, они делают «ставку» — ударяют в спину — лапами с острыми когтями.

«Желтоглазые» же гоняются за добычей, догоняют ее и хватают, ловят «в угон». И не «бьют», а закалывают когтями.

Пойманных соколов, орлов, ястребов сначала «вынашивают» — приручают к себе. Кормят «в ползоба», так чтобы не худели и не жирели, чтоб всегда были в «струне». Кормят всегда с рук, приручают птицу к «позыву» — голосу или свисту.

У ловчих птиц особое снаряжение.

Клобучок — кожаный колпачок на головке, чтобы птица не волновалась. Опутенки — мягкие ремешки на «ёми» — лапы. За них охотник придерживает птицу, когда она сидит у него на руке.

Должик — крепкий ремешок с метр. Крепится к «опутенкам» и к насесту, когда птица находится дома. Бубенцы — серебряные колокольчики. Привязываются на лапы повыше «опутенок». По звону легче найти ловчую птицу с добычей в кустах, высокой траве или в камнях. Рукавица — из толстой кожи, длиною до локтя. На нее сажают хищника на охоте — чтоб не поранил когтями руку.

Верхом на коне едет охотник, на левой руке у него сидит сокол. Охотник спешит к озерку. Выезжает к нему не таясь: сейчас же с плеском и лопотом в воздух взлетают утки. Охотник срывает с сокола клобучок и подбрасывает сокола вверх.

Утиная стая длинной вереницей тянет на соседнее озеро. Сокол поднимается выше и выше.

Над степью летят утки. Над ними кружит сокол. Вдогон за птицами скачет по степи охотник.

Вдруг сокол сжался в комок и ринулся вниз. Всем телом, как камнем, ударил он первую утку, и утка закувыркалась к земле. Охотник на скаку подхватил с земли убитую птицу. А сокол опять взмыл выше стаи, опять навис над ней черной тенью и снова ринулся вниз. Свист полусогнутых крыльев, удар, летучее облачко ярких перьев: сокол взмывает вверх, а утка кувыркается вниз.

Утка за уткой падают на землю.

Сокол так разохотился, что с лету отшибает утиные головы, а то и крылья. Охотник еле успевает следить за ним да подбирать добычу.

Сокол бьет уток не грудью — так только казалось! — бьет задними когтями лап. Последнюю сбитую утку — десятую! — он подхватил на лету, а вместе с ней опустился на землю. Вздыбились перья на шее сокола, грозно сверкают его глаза, сердито позвякивают бубенчики.

Пять «беркутчей» верхом на конях выехали на охоту. Равнина чуть волнистая — впереди все до самых гор видно. Беркуты сидят перед охотниками на седлах. Ветер посвистывает в их перьях. Кони пофыркивают, да камешки цокают под копытами.