А содержание у фильмы, значит, было такое. Жил да был добрый молодец по имени Штирлич, верный слуга царю-батюшке, да не один жил, а с полюбовницей своей Мэт - Матреной, то есть. И жили они душа в душу, и жили бы так - до самой смерти, да только люб уж сильно стал Штирличу мужик один, что по имени - Бармен. И стал Штирлич ему названивать - и днем, и ночью, хочу, говорит, Бармен, с тобою встретиться, да за жизнь, да про любовь - поговорить. Долго, долго не соглашался Бармен, изводил Штирлича отговорками всякими, да причинами уважительными - кобенился, короче. Но потом - согласился все-таки. А Матрена, значит, тем временем - подозревать что-то стала, и подбила она авторитета одного криминального, деда Шлака - во всем Штирличу препятствовать. И натравил дед Шлак на Штирлича кодлу беспредельную, и еле успевал Штирлич от кодлы этой поганой - отбиваться. Короче, Леха, победил он их всех, и, заметь - в одиночку, совсем в одиночку! - и встретился он, наконец, с Барменом, и случилась у них любовь великая, и стали они жить вместе, да любить друг друга, и произошел от этой любви великой другой богатырь былинный - Лев Давидович Процкий, ну, тот самый, который Александра Федоровича потом спас, основателя династии царствующей - Керенских, значит. А святому Митрофанию нашему - родным прадедом Лев Давидович приходится. Такой, значит, вот, родственный расклад. А Матрена-Мэт поревела-поревела - да сошлась с помощником уцелевшим деда Шлака - Маляром. Так вот - в фильмии все и закончилось, Леха. Счастливо. А снимали фильму ту - ирманцы, Леха, редкие затейники по этим делам, ажно цельных двести серий наснимали.
А Штирличем, Леха - народ его назвал. Беспредельщики уголовные Штырем его звали, потому как разговор у него с ними был короткий - заточку, али штырь какой острый в ухо - и все, финития, а имечко-то настоящее у него было - Владимир Ильич или просто - Ильич. А вместе и вышло - Штырлич, ну, а потом, для простоты - Штирлич.
Вот так вот - все и было, Леха. И не знать, кто такой Штирлич - стыдно это, Леха. Ну, ничего, теперь-то - знаешь ты. Только гляди, Леха, чтобы потом ничего, значит, ты - не перепутал.
Даже, короче - и не думай, вот.
Одного только я никак не пойму, Леха, если, как в фильмии показано, случилась у Штирлица, в конце концов, любовь с Барменом - так каким-таким способом у них Лев-прадед на свет появился? Почкованием, что ли? Жалко, конечно, Леха, что не сохранилась фильма эта ирманская, посмотрел бы я ее обязательно - и сам бы во всем разобрался.
Но, не зря, видно, в народе-то говорят, Леха: не судьба, значит - не судьба.
Хотя, конечно - обидно немножечко, самую малость, правда.
Но, ничего, ничего, Леха, главное, ты меня во всем слушай, а остальное - как-нибудь мы переживем.
Так ведь?
* * *
ЗАВЕТ ПЕРВЫЙ. Любая работа - грех. Если можешь не работать - не работай. Если не можешь - все равно не работай.
ЗАВЕТ ВТОРОЙ. Не тревожься ни о чем - и все само со временем образуется.
ЗАВЕТ ТРЕТИЙ. Сказано было ранее - не возжелай жены или мужа ближнего своего. А я, Митрофаний, говорю - возжелай, ибо вижу я, что нет в этом никакого греха.
ЗАВЕТ ЧЕТВЕРТЫЙ. Главное в жизни - это любовь. А самая главная любовь - любовь к себе, грешному. Люби себя взапрежде всего - и простятся все грехи твои, большие и малые.
ЗАВЕТ ПЯТЫЙ. Утешай плоть свою бренную любыми способами, ибо плоть эта хрупкая - и есмь ты, а себя надобно любить.
ЗАВЕТ ШЕСТОЙ. Все - можно, только работать - нельзя.
* * *
В каюте было сумрачно и душно, хотя иллюминатор был приоткрыт. Стокс щелкнул выключателем. Стало светлее - но не очень, потому что генератор на пароходе был непростительно стар, маломощен и все еще работал просто вопреки всему. Марта спала, отвернувшись к стене.
- Это я, милая, - сказал Стокс.
Марта застонала.
- Нет...нет... не сейчас... - пробормотала она, - Только не сейчас...
- Смотри, милая, - сказал Стокс и выпустил кролика.
Кролик мягко застучал лапками по полу и забрался под стол.
Марта повернулась и открыла глаза.
- Это мне?
- Конечно, милая, - сказал Стокс.
- Спасибо, - сказала Марта. Под глазами у нее чернели огромные круги, - Мне так плохо, милый.
- Я знаю, - сказал Стокс. - Скоро все пройдет.
- Позови его, - сказала Марта, - Он красивый?
- Да, - сказал Стокс, - Степа... Степа.. Иди сюда...иди...
Кролик осторожно выглянул из-за привинченной к полу ножки и тут же спрятался обратно.
- Какой хороший! - Марта села на кровати и знакомым движением пригладила волосы. Это было так похоже, что у Стокса в который раз защемило в груди. - Я так рада, милый.
- Я тоже, - сказал Стокс.
- Так хочется пить, - пожаловалась Марта, - Просто ужасно!
В эту игру они играли уже давно, и все ходы были отрепетированы и заранее известны.
- Что тебе принести, милая? Сок или лимонад?
- А сок какой?
- Яблочный.
- Светлый?
- Нет.
- Тогда лимонад, милый. Большую бутылку.
- Я скоро, - сказал Стокс.
- Да-да, - рассеянно ответила Марта. - Спасибо, милый.
Стокс вышел, аккуратно прикрыв за собой дверь. Буфет работал крайне нерегулярно, поэтому идти нужно было прямо к интенданту, потому что ключи от подсобки, в которой стоял сатуратор, были у него.
- Мария, - тихо сказал Стокс в гулкую коридорную пустоту, - Мария...
Марта повернулась и опустила ноги на пол. Глаза ее расширились, а зрачки вытянулись в узкие вертикальные линии. Пароход немного качало, но это было неважно.
- Ну, иди же сюда...хороший...
Кролик испуганно пискнул и, выскочив из-под стола, забился в угол.
И тогда Марта прыгнула.
* * *
Почему, говоришь, пароход наш зеленого цвета?
Тут целая история вышла, Леха.
Ну, значит, старались они, старались - и подремонтировали худо-бедно пароходик этот наш, а до того стоял он на приколе, никому и даром не нужный, лет, почитай, двадцать, а может, и все пятьдесят.
Но вот, поди ж ты - пригодился, все-таки.
А ремонтировали его долго, потому как занимались ремонтом старички безумные, которых товарищ Стокс с собой привел откуда-то, а отыскал он их, я так думаю, не иначе, как в доме, наверно, каком для умалишенных уцелевшем.
Совсем, скажу тебе, Леха, тронутые головой старикашки-то были, верняк.
То книжки какие-то ветхие перечитывают, а то и, вообще - со всяким инструментом вида загадочного бегают и что-то все постукивают, крутят и пилят, причем, без всякого принуждения.
