На палубе было мокро и скользко, чертовски воняло недавно пролитым коньяком и свежим угольным дымом, отовсюду дул неприятный попеременный ветер, а сверху, пронзительно крича, то и дело гадили чайки.

Стокс, одной рукой крепко держась за страховочный канат, крупными глотками почти допил коньяк и, примерившись, бросил бутылку за борт.

"...Спасибо, товарищ..." - затихающе донеслось снизу.

Стокс вздохнул.

- Зря вы так, - бывший замполит сводной Десятой Отдельной дивизии, а теперь вполне успешная свободная гражданка Анна, как всегда, подошла незаметно, словно посланница судьбы, - Хороший коньяк нынче в цене.

- Вам ли - не знать, - усмехнулся Стокс. - "Тот - не дурак, кто хлещет коньяк..." - продекламировал он.

- С утра, - хохотнула Анна, отсвечивая из глубокого декольте привлекательным телом.

- Круглосуточно.

- Но - с регламентированными перерывами! - Анна беззаботно развлекалась, попутно устраивая один из бесконечных самопоказов.

- Возможно, - согласился Стокс.

- Достоверно, - пароход слегка качнуло, и Анна, как бы случайно, прижалась к Стоксу теплым бедром, - О перерывах я знаю все, товарищ Стокс.

- Не сомневаюсь, - сказал Стокс.

- Как ваша пассия? - Анна заговорщицки подмигнула, - Не хворает?

- Немного.

- А приходите ко мне, - предложила Анна, - Развлечемся...

- Коньяком?

- И коньяком тоже.

- Я подумаю, - сказал Стокс. О вечерних посиделках у Анны, неминуемо переходящих в неописуемый разврат, по пароходу ходили устойчивые легенды.

Анна поджала вызывающе накрашенные губы.

- Думайте быстрее, Стокс. Семеро одного не ждут.

- Семеро?.. - искренне ужаснулся Стокс.

- Нет, конечно... Знаете, что такое оборот речи, Стокс? Вот, как Марта поправится - так и приходите. Посидим втроем, поговорим...Коньяк у меня есть, не беспокойтесь.

- Лучше чай, - сказал Стокс, - С вареньем. Малиновым.

- Будет вам и чай... Придете, Стокс?

- Я постараюсь, - сказал Стокс.

Спереди и с левого борта на пароход надвигался обязательный вечерний туман, душный и плотный. Проснулся и подал тревожный голос гудок, пугая слишком близко подлетевших чаек, а внизу послышалось какое-то звяканье и железный голос сказал: "Строй - р-равнять! Ать-два!..Ать-два!..Загре-е-е-бай!.."

- Ну, почти, как раньше, - с неожиданной тоской сказала Анна. Глаза ее увлажнились, - "Пой мне песню, гудок, мы пойдем за тобой..."

- "Все презрев быстротечную смерть...", - продолжил Стокс, - Не терзайтесь, Анна. Все прошло. Просто - прошло.

- Хорошо вам говорить, Стокс. У вас вон - Марта. А вот я...

- Что? - сказал Стокс.

- Ничего, - Анна тряхнула головой, словно отгоняя что-то, - Просто - ничего.

- Вот так-то лучше, - сказал Стокс.

Снова закричал и торжественно-скорбно заплакал гудок, а вспыхнувший носовой прожектор безжалостно резал причудливо змеящийся в луче света туман прямо по живому.

И туман, казалось, поддавался и отступал, но это только казалось, и на границах луча вырастали и вырастали, словно живые, новые подвижно-изменчивые стены, и они обступали судно везде и всюду, и не было этому конца, и вообще - ничего не было, и не могло быть, и щуплый прожекторист, подбадривая себя солеными словечками, упрямо и настойчиво наводил прожектор на очередную бесплотную колышущуюся цель, но все, все было бесполезно, нудно, бесперспективно - и зря.

Стокс потянул из внутреннего кармана плоскую фляжку. В ней еще должен был оставаться коньяк. Судя по весу - так и было.

- Будете? - спросил Стокс.

Анна кивнула.

А где-то там, за туманом, обязательно были звезды.

* * *

И вот опять, в строго заведенное время открылась дверь и придурок принес нам еду. Еда, хоть и была не первой свежести, зато ее было много. Я, Филимон, Арчибальд, Блондин и Степан аккуратно так собрались возле еды и, совершенно не толкаясь и не мешая друг другу, приступили к трапезе. А придурок взял ведра и пошел за водой. Ну, придурок, что тут скажешь.

Ели мы долго, с аппетитом, но Степан ел меньше всех. Хорошо, видать, запомнил отцовы наставления. А конкретно ему, видя его слабую на еду натуру, отец и говаривал: "Не переедай, Степка, не переедай. Все беды на свете - от переедания, да от глупости". Золотые слова!

Ну, вот, пока ели мы, размеренно и не спеша - и придурок объявился. Воду притащил. Мы попили немного - и опять к еде. Ах, если б знали вы, какое это блаженство - после холодной, чистой водички вновь и вновь ощутить непередаваемый вкус сытной и питательной еды!

Я даже подметил, что Степан - слишком уж увлекаться стал. Я так посмотрел на него - строго, да головой поводил укоризненно. Помни, мол, Степан, помни отцовы наставления. Смотрю - вник Степан напоминанию моему, отодвинулся от еды чуток, и жевать стал правильно - равномерно, то есть, и тщательно пережевывая.

Вот и хорошо.

Придурок, тем временем, опять куда-то пропал, а потом смотрю - уже здесь он. Пол моет. Старательно так и тоже - равномерно. Молодец!

Хорошо - когда есть придурки на свете, точно!

Потом, когда наелись мы до полного ощущения сытости приятной, то, согласно зову природному - вздремнули мы. Придурок - удалился уже, и ведро свое для мытья - с собой утащил. Правильно все понимает, хоть и придурок, не надо нам отдыхать мешать, не надо.

А потом вот помню, смутно правда, потому что сонный я был сильно - открылась снова дверь, появился снова придурок, растормошил Степана -

да повлек его куда-то наружу. Наверно, персонально обхаживать его будет - помыть там, причесать красиво, лакомствами какими дивными попотчевать... Повезло Степану, правда. Ну, ничего, знаю я - и до меня очередь дойдет, ну, до ухаживаний персональных.

Придурки, они ведь по-другому - не могут. Устроены они так, болезные.

И на том им - спасибо.

* * *

- Слушай, брат-продармеец, вот пароход наш - имени Штирлича. А кто такой, Штирлич этот? Начальник какой, что ли?

- Эх, Леха - темнота ты, темнота. Ладно, устраивайся-ка удобнее, да слушай. Расскажу я тебе всю правду, а то так ты дураком неотесанным - и останешься.

Слушай, значит.

Жил когда-то на белом свете богатырь былинный - Штирлич. Давно это было, еще до пред-пред-предпоследнего царя-батюшки. Великий, скажу я тебе, был человек. Глыбища. Настолько, значит, великий, что, когда не стало его, про жизнию его - специательную фильму сняли. Фильма та не сохранилась, сгорела дотла на пожаре каком-то, вот, но что было в ней - народ не забывает, Леха.