Хана, не веря своим ушам.

- Это, как ты поняла, о творчестве, - повторила Ан-

тонина.

- Красиво о творческом процессе. Так машина не со-

чинит.

- Машины почище сочиняют и быстрее.

- А  мне не нравятся, как они сочиняют. Сложно, но

бездушно.

- Согласен. Здорово выпендриваются эти машины.

- Что ты сказала? Антонина! Почему ты перешла на

мужской род? В  наказание  - сочиняй ещё и не забывай

про тембр голоса.

- Прости, сбилась с роли.

- Не забывай. Это очень для тебя важно. Будем трени-

роваться дальше. Слушаю.

- Один момент. Сейчас, сейчас... Вот это:

Назойливо, тягуче и плакуче,

Предчувствуя иное бытиё

Всплывает не оформлено, зыбуче

Творимое тобою - не твоё.

И резкостью наводки, как в бинокле,

Предстанет Афродитою нагой

Иль дамою прекрасною в пролётке...

Увидишь - ходишь сам не свой.

Живительность картин сетчатку глаза,

Как краски по холсту, пьянит красой.

Слова и глаз - точней от раза к разу,

Берись за кисть, перо и жизнь воспой!

К творцу приходит свыше вдохновенье.

Поэт - слагает стих. О радость воспаренья!

Хана была более чем удивлена - потрясена! Однако в

её душу закрался элемент недоверия: она заподозрила, что

эти стихи были сочинены ранее и сейчас только воспроиз-

водятся по памяти. Ей захотелось проверить, и она сказа-

ла прямо, о чём втайне подумала. Антонина нисколько не

обиделась и, сделав небольшую паузу, прочитала:

Немея, создать тишину

Противу - немого закона.

Любимице рифме войну -

Дерев засыхающих крона...

Невнятно и робко - гул строф.

Освоенность духа - паренье

Снимает легчайший покров,

Вострится ушное уменье.

Прогалиной, талым снежком,

По кромке ледка - недоверье,

Но буквы - наклонно рядком

В порыве встают вдохновенья.

Так мастера кисть завершает мазок,

Так издали слышен пастуший рожок.

И сразу, без перерыва:

Трудно выстоять в выверте дней,

Не унять от раздумий тоски.

Тёмных красок палитра видней.

Злости выверт. Безумны мазки.

Замирает душа. Неказист?

Бег куда? От другого - к себе?

Припадает к земле жухлый лист -

Не мятежность, но верность судьбе.

И раздумий - тягчайше кольцо.

Выбор сделан. Сомнения - прочь.

Ветер осени. Краска - в лицо.

Бесконечною кажется ночь.

Хана завороженно слушала. Антонина продолжала:

Оно ещё не сказано. В пластах,

Спелёнатое... Странно и плакуче

Торопит появиться на устах,

Как солнце озаряет из-за тучи.

Из глуби, уголочков естества

Всплывает, как в шампанском пузырьки,

Наитие чудесного родства -

Снующие у берега мальки.

И тянет, как цепочку из воды,

Нанизывая бусинки понятий

На буквы строчек - стройные ряды

В испуге от корректорских изъятий.

Так прорывается подземное теченье -

Глубинных вод с надземными смешенье.

- Сеанс стихосложения окончен! Спасибо за внима-

ние, - раскланялась Антонина. - Не слышу бурных ап-

лодисментов.

- Браво! Браво! Просто изумительно. Твои стихи за-

мечательны. Я бы никогда не смогла так, - зааплодирова-

ла Хана.

- Тебе понравилось? Думаю, и ты любишь сочинять

стихи. Прочти, пожалуйста, что-нибудь.

- Мне с тобой не сравниться.

- Прошу, прошу! Мы не на турнире поэтов, - прогово-

рила Антонина с очаровательной улыбкой. - Смелее! Ну!

- Хорошо. Вот это, пожалуй.

Упоительна синь небес.

Облака потеряли вес

И плывут, истончая тлен, -

Белизны невесомый плен.

- Отлично, Хана! Почитай, пожалуйста, ещё.

- Пожалуйста.

В тиши трудов уединенья,

В стремленье истину познать

Сердца находят утешенье

И грусти лёгкой благодать.

- Здорово! Я так не могу.

- Шутишь?

- Нисколько. Чувствуются непосредственность, ин-

дивидуальность и, конечно, несомненный талант.

Было похоже, что Антонина свыклась со своей ролью,

и Хана смотрела на неё, как на давнюю подружку, с кото-

рой хотелось поговорить по душам после долгой разлуки.

- Антонина! Ты меня захвалила. У меня совсем другое

представление о моих попытках что-либо сочинить. Но

мне приятно слышать твою похвалу. Раз так, то слушай.

На что откликнется усталая душа?

На мысль? На музыку? На вздох?

И действий видимых, спеша -

Нашепчет, воплотившись в стих.

На миг забывшись о своём,

С крыла тоску стряхнёт...

Всего на миг.

На миг -

Потом -

Сто порций доберёт.

Не мрамор, а живая плоть -

Её удел, среда.

Живая плоть.

Живая плоть

Дана нам - на года.

- А как же бессмертие? - с укоризной в голосе сказа-

ла Антонина.

- Трудясь и день и ночь, спеша,

Оставит след в строке душа.

- Только и всего? Неужели так мало?

- А ты желаешь жить вечно? - засмеялась Хана. Ан-

тонина присоединилась к её веселому смеху. Отсмеяв-

шись, вытирая слёзы, она ответила:

- Для того чтобы не бояться смерти, приходится вы-

бирать веру, обещающую загробную жизнь, а выбрав, сле-

довать неукоснительно Писанию. В оцепенении одиночес-

тва, скрашиваемого занятиями различного рода, и в том

числе философией, происходит достижение той полноты,

при которой появляется мысль о некотором постоян-

стве - хрупкой конструкции, удерживаемой на время на-

шим сознанием. И не только это дает нам надежду на бу-

дущее, в котором, возможно, продлится настоящее, наше

настоящее, самое существенное и дорогое, хотя бы потому,

что мы о нём имеем некоторое мыслительное и чув-

ственное представление. Словно чайная роза в стакане, ты

грустна, вяловата, любя. И письмо ты носила в кармане, и

себя в безразличье губя. Вот настоящее. Эти строки мож-

но сочинить, можно припомнить. При сочинении может

пройти больше времени, чем при воспоминании. Но и то

и другое будет происходить в настоящем. Если ты любишь

сочинять или произносить сочинённое, то в это время

ты получаешь удовольствие. Из маленьких удовольствий

складывается время нашего проживания. И в этом смысл:

удержать как можно больше удовольствия в течение еди-

ницы проживаемого времени, которое, что бы там ни гово-

рили о том, что время - категория, придуманная челове-

ком, все же для нас является измерением наших действий.

В этом его ценность. А какими действиями и мыслями мы

его наполним, такое ощущение и получим.

- Антонина! Ты переходишь в своих рассуждениях

к смыслу жизни. Встанет в полдень в полный рост рас-