– Чего бы я только сейчас не отдал за огнемёт, – сказал Джон.
Снеговики остановились возле ворот школы.
К воротам подъезжал автомобиль, снеговики замерли в свете его фар.
– Это папа!
Это был джип. В нём был капитан Брент и водитель.
Отец Джона выпрыгнул из джипа, бросил недовольный взгляд на холодных рыцарей, считая их всего лишь помехой, выдохнул облако пара, и потопал ногами.
– Папа, папа! – позвал Джон.
Капитан услышал, что кто-то кричит, но не сразу сообразил, откуда донёсся звук.
– Ты что там делаешь? Ты уже должен быть готов уезжать. Мы опаздываем.
– Папа, отойди от снеговиков!
Капитан Брент пересёк игровую площадку. Остановился над паяльной лампой.
– Это же опасно, чёрт возьми! – сказал он, взяв её в руки. – Какой дурак её тут оставил?
– Папа, снеговики! Берегись их!
Капитан Брент был одновременно озадачен и разражён. Наконец, показалось, что до него дошло.
– А, понял! Первое апреля. Ха-ха, блин!
– Папа... – Джон почти плакал, пытаясь добиться от отца понимания.
Пламя паяльной лампы освещало площадку. Капитан Брент увидел тела погибших. Он огляделся по сторонам. Раздался крик.
Холодные рыцари набросились на джип. Они захлестнули водителя, как волна. Снеговики вдруг слились в живой ледник, который поднялся и обрушившийся на джип. Водитель был внутри – размытая фигура в полупрозрачной глыбе. Я не знаю, раздавило ли солдата, или он утонул, но всё случилось очень быстро.
– Пойдём, – сказала Джиллиан. – Тут опасно.
Ледяные щупальца, извиваясь, заползли в открытое окно и пульсировали, переплетаясь друг с другом.
Мы выбежали из класса, сбежали по лестнице, пробежали через вестибюль, и вышли на игровую площадку. Капитан Брент держал в руках паяльную лампу – возможно, самое полезное оружие в таких обстоятельствах, но её пламя уже угасало.
Огромный ледяной кулак, схвативший шофёра, теперь схватил весь джип и поднял его над землёй. Капот вспучился под давлением, шины лопнули, стёкла разбились, двери сломались.
Капитан Брент не знал, что сказать.
– Папа, это нападение, – объяснил Джон.
Это до него дошло.
– Вот же идиот, – крикнул он на сына. – Что ты опять натворил?
Джон такого не ожидал. За очками, в его глазах были слёзы.
– Я не виноват, – заревел он.
– Как только где-то беспорядок – ты обязательно в нём участвуешь, Джонни. Чья же это ещё вина, а? Ты сам себя превзошёл.
По щеке Джона стекла слеза.
Раздался громкий хруст. От джипа остались одни кусочки, некоторые из них торчали изо льда. Холодные рыцари вновь сформировали из общей каши человекоподобные фигуры. Теперь у большинства из них было по две негнущиеся ноги, и они могли шагать. Они были скорее худые, чем толстые.
Джиллиан посмотрела на холодных рыцарей и на папу Джона. Капитан Брент стоял неподвижно, отказываясь признавать существование ледяных существ.
– Вы сошли с ума, – сказала Джиллиан взрослому. – Совсем сбрендили.
– Не говори так о моём папе, – сказал Джон, утирая рукавом лицо.
Джиллиан закатила глаза.
Холодные рыцари шли к нам.
Нам пришлось затащить капитана в вестибюль, а затем забаррикадировать вход, придвинув к дверям тяжёлый шкаф со спортивными кубками.
От взрослого не было никакой помощи, но мешать он нам тоже не пытался. По обе стороны от дверей некоторые из окон разбились. Внутрь задувало снег.
Я почувствовала покалывание и протёрла лицо. На рукавице осталась кровь. Снег был острый. Каждая снежинка была крохотным опасным лезвием.
Мы отступили из вестибюля в зал для Собраний.
– Мы очень сильно опаздываем, Джонни, – рявкнул капитан Брент. – Это никуда не годится. Мама будет сильно ругаться. И мой командир тоже.
– Заткни своего отца, – сказала Джону Джиллиан, – мне подумать нужно.
Отец Джона не мог поверить, что ребёнок так о нём говорит.
– Слушай... – возмущённо начал он.
– Я знаю, как прогнать холодных рыцарей, – сверкая глазами, перебила его Джиллиан. – Нужно сжечь школу!
Инстинктивно я обрадовалась этой идее!
– Не-а, ни за что, девочка, – сказал капитан Брент. – Общественное имущество.
Вторник, 2 апреля, 1963 г.
Мы спали в школе. Поняв, что для того, чтобы не размёрзлись трубы, нужно топить котёл всю ночь, мы взломали дверь котельной и спрятались там.
Я принесла из своей парты сумку, чтобы писать дневник.
Я всё ещё оставляю записи на будущее. Вот только я уже не уверена, что в будущем буду я. Если холодные рыцари с нами расправятся, и наступит новый ледниковый период, а все «паразиты» окажутся заморожены в ледниках, то могут пройти целые тысячелетия, прежде чем кто-нибудь найдёт эти страницы.
Здравствуйте, потомки.
Хм, слово «потомки» подразумевает наличие у меня детей, а их ведь у меня нет. Тогда так: здравствуйте, будущие.
Мы нашли себе еду, пробравшись в школьный буфет, предполагая (и я не думаю, что мистер Каркер с этим согласится), что чрезвычайная ситуация отменяет Правила. Мы наелись холодного шоколада и чипсов. Джон и Джиллиан были согласны пить газировку, но я осмелилась пройти на запретную территорию (в учительскую), нашла там электрический чайник, и заварила чай. Учительская была прокуренная. Я не нашла там ни легендарную библиотеку конфискованных журналов «Лилипут» и «Здоровье и Эффективность», ни книги Хэнка Дженсена и Денниса Уитли. Моя «Субботний вечер и воскресное утро» нашлась, причём закладка в ней была в другом месте, то есть кто-то её читал! Чай мне нужен был не только ради вкуса, но и ради тепла. Лишь обернув пальцы вокруг горячей чашки, я смогла отогреть пальцы настолько, что мне удалось проявить чудеса ловкости: развернуть маленький голубой пакетик соли и посолить чипсы.
Капитан Брент неодобрительно ворчал о «мародёрстве», но от шоколада и чая не отказался.
Папа Джона совсем сошёл с ума. Он не мог согласиться с тем, что он видел, поэтому его разум игнорировал это. Взрослые умеют так делать. А дети нет.
Джиллиан не тратит время на мысли о том, что она видела. Она сосредоточена на том, что делать дальше.
Завернувшись в одеяла из шкафа медсестры, мы спали рядом с дребезжащей, фыркающей топкой. В котельной вообще-то было слишком жарко, и спала я урывками, просыпаясь от очень ярких снов.
Мы с дедушкой убегали от Учителей. Пугала в мантиях и академических квадратных шапках гнались за нами по пятам. Нас запирали во всё меньших и меньших ящиках. Время замедлялось и ускорялось, пространство сворачивалось. Правила болели у меня в голове, как опухоль мозга. Мы никогда не были полностью пойманы, никогда не были полностью свободны. Бесконечные коридоры. Поимки и побеги. Горло охрипло от криков. Бесконечное домашнее задание. Игнорирование со стороны взрослых.
Хриплые голоса. Сжатые кулаки. Всё вокруг меня меняется.
Окровавленные вырванные сердца. Головы в корзинах.
В общем, кошмар.
Меня преследовало частичное воспоминание об одном конкретном Учителе – Школьном Надзирателе. Когда они были в одном классе, он был полной противоположностью дедушки. Один был Любимчиком Учителя, награждённым Золотыми звёздами, а другой – Отстающим, стоявшим в углу. Дома о Школьном Надзирателе были очень высокого мнения. Он хорошо одевался и знал наизусть все Правила.
В его рапортах были аккуратные галочки напротив выполненных пунктов. В его Будке было полно серебряных кубков, врученных ему за пунктуальность, самодисциплину, и примерное поведение.
Он был восходящей звездой, приверженцем Правил, желанным членом в любой команде, ему пророчили стать Директором. Когда дедушка сбежал, наше дело должны были передать для принятия мер Школьному Надзирателю. Он разыскивал нас и он не сдастся, пока нас не поймают и не накажут.
Его карьера зависела от нашей поимки, от того, что у Правил не будет исключений. Мы получим Задержание. А Школьный Надзиратель станет Директором.