— Да что ж это такое! — не выдержала Меланья, с досады хлопнув рукой по коленям. — Перестань, не изводи меня! И так последние полгода рядом со мной смерть околачивается!
— Глупостей не говори. Он сам виновен. — Зоек хотел было поцеловать ее, но невеста, понимая, что за этим может последовать, вывернулась из объятий.
— Никак злоба свекрови покойной не рассеется.
— Верно, Вилясу так угодно...
Меланья, раздумывая, прошлась по комнате, сняла со стены грозный с виду лук. Население Лядага давно оценило порох и сравнительную легкость управления с ним, потому ничего удивительного, что такого рода оружие Меланья видела ранее только у лесных жителей и детей: у первых были охотничьи, у вторых — игрушечные. Пистолет не такой вот лук. Если женщина и сумеет каким чудом натянуть тугую тетиву, так пупок развяжется. Какую бы сковороду не гнула о мужнину голову...
— Дедовский. Любой доспех пробивает, но не всякому в натяг, — подтвердил догадку Зоек. Все время он сидел, опершись локтями о колени и следя за невестой исподлобья.
— А тебе?..
— Могу, да предпочитаю саблю.
Невеста осторожно вернула оружие на крючки. Вздохнула.
— Скорее бы открылось, для чего Вилясу испытывать меня. А всего краше — чтоб смерть перестала наконец ходить за моим плечом. Я тебя прошу в который раз: будь осторожен и здравомыслящ... Спокойной ночи, — Меланья едва коснулась холодными губами его лба и закрыла за собой дверь.
Не сказала, но на лице отразилось: "Твоей смерти не переживу".
***
В столовом камине пылал огонь. На длинном столе, не одно празднество видавшем, лежал Артам, и только свечки ему в сложенных руках не хватало. Одначе Меланья и без нее испугалась — белой, точно мертвецкой, кожи. Перевязанная голова и лекарь, слушающий что-то через приложенную одним концом к груди Артама трубочку, вселяли слабую надежду.
Славор сидел тут же на лавке и медленно, со всем присущим ему спокойствием поднялся, едва Меланья свернула в залу. Ярила бросилась к одаренной, словно одичавшая псица на оборону щенков.
— Что стряслось? — впившись ногтями в руку Меланьи, спросила она.
Молодая вещунья сбивчиво пересказала.
— Ведь предупреждала!.. — не сдержалась мать, всхлипывая. — Горе нам с ним!
Славор промолчал, обнимая горюющую. Он всегда предпочитал не размыкать уст, если в том не было особой потребности.
Тут подошел лекарь и сказал, что за жизнь Артама можно не волноваться, по крайней мере, в данной переделке ему ничего страшного не приключилось. А если вспомнить, как на нем все заживало в прошлые разы, то можно смело утверждать, что вскоре молодец снова будет искать приключений.
— Было-было, но такого еще не было. Чтоб брат на брата да руку поднял... — сказал один из слуг, когда Славор с сыном конюха вынес бесчувственное тело. Ярила шла рядом, и, поддерживая сыновью голову, не успевала смаргивать слезы с ресниц.
***
В предсвадебный день Меланье вдруг сделалось до того тревожно, что едва рассудок не утратила. Она чувствовала: надвигается что-то несравнимо страшное, что-то, сродни чему она еще не переживала. Как ни старалась заглянуть в будущее, узнать, что же это такое впереди, что за туча, темней грозовой, — не выходило. Рысковец не давал ей подсмотреть свои намеренья, порывал их непроницаемым для вещунских очей мраком. Окончательно плюнув на обычай, Меланья в страхе перед днем грядущим торопилась как можно больше времени провести с Зоеком. Стольник и Ежка прибыли, как и было обещано, за сутки до торжества и до ночи видели вещунью только раз, да и то издалека, мчащей с женихом в степи. В Волковах уж и на поиски собрались посылать, благо, молодые люди вернулись.
До поры до времени все шло без сучка и задоринки. Ни одна шпилька или украшение из наряда невесты не потерялись, когда пришла пора наряжаться, Зоек как нельзя стойко выдержал все приготовленные панной Ежкой испытания, а разношерстная толпа гостей, большинство из которых Меланья не знала по именам, гуляла так отчаянно и лихо, как будто это последняя свадьба на их веку. Стольник пил жадно и не хмелел, постоянно говорил тосты и здравницы, демонстрируя красноречие, каковому научился при дворе.
Вот все поднялись идти на венчание, и Зоека вдруг осенило: он же забыл у себя в опочивальне ларчик с перстнями! Мужчина метнулся наверх, окинул комнату взглядом, лихорадочной ощупью принялся обыскивать постель. Проклятого ларца нигде не было видно, а жених не помнил, куда положил его утром.
Наконец ладонь наткнулась на что-то твердое под одеялом, и тут же раздался громкий сухой хлопок и звук падения. Зоек на миг оцепенел, затем медленно обернулся. На дедовском луке, десятый год спокойно висевшем на стене, лопнула тетива, а сам он сорвался с крючков и упал на пол.
Жениху сделалось не по себе, морозец прогулялся по телу. Однако нужно было торопиться, и Зоек, достав ларец и бросив лук с ошметками тетивы обратно на крючки, выскочил в коридор.
— Где ты ходишь? — прошипела Меланья. До его прихода она взволнованно прохаживалась у распахнутых дверей церковки. Время близилось к вечеру, жара достигла высшего рубежа, поэтому в закрытом душном помещении, да еще и с витавшими в нем ароматами ладана, пота и цветов, не мудрено было сомлеть.
Вместо ответа Зоек победно встряхнул ларчиком и, взяв невесту под руку, ввел ее в церковку. За ними последовали притихшие в благоговении (а некоторые, может, и в изрядном охмелении) гости.
Священник Евдикай, коему полагалось ожидать молодых в ризнице, был молод, неопытен и достаточно богобоязнен, что и мешало ему выйти через заднюю дверь и подождать на воздухе — пусть накаленном и знойном, зато свежем. Евдикай появился пред молодыми на нетвердых ногах и одурманенный с виду, что тотчас вызвало несколько смешков и предположений на тему, что за напиток и в каком количестве употребляют священнослужители. Никто не подумал, что у несчастного, который дрожащими пальцами листал Вилясову книгу в тщетных поисках главы о брачном союзе, темнеет в глазах.
Зоек не выдержал, совершил невиданную вольность, вызвавшую несколько пораженных восклиnbsp;Мать облизнула губы и, видимо, поколебавшись, стоит ли говорить, молвила:
цаний, — аккуратно потянул книгу из рук священника и сам принялся листать. Сегодня он был нервным и лишился изрядной доли спокойствия
Отыскав наконец нужную страницу, жених протянул книгу Евдикаю. Одновременно с площади послышался какой-то крик, и меж гостями повисла густая, хоть ложкой черпай, испуганная тишина. Зоек, застыв с протянутой рукой, оглянулся.
— Война, люди!!! — крик худосочного паренька, вбежавшего в церковь, громовым раскатом отдался от сводов. — Война! Голубя из столицы получили! Велят всем от старого до малого сию же годину собираться, каждый человек на счету!
Тонко завопила какая-то женщина, послышались рыдания. Люд будто очнулся ото сна и зашумел — как река, прорвавшая хрупкий весенний лед. Меланья оперлась о Зоека, тяжело дыша. Вот оно, то событие, туча темная...
— Венчай! — спокойно приказал жених Евдикаю. Во время обряда руки и голос священника дрожмя дрожали, язык заплетался и не слушался. Перстни надевались под набат. Наскоро поцеловав Меланью, Зоек нырнул в толпу испуганных гостей, крича:
— Трубить тревогу и всеобщий сбор! Трубить сбор!!!
Кто-то услышал-таки приказание, и на площади тягуче запели трубы, похожие на исполненные тоски волчьи голоса в далекой ночи. Солнце как по колдовству заслонили невесть откуда взявшиеся тучи, небо недобро, трескуче засмеялось. Меланья последней вышла на улицу и так бы и простояла, непонимающе глядя на мечущихся в дикой спешке женщин и мужчин, если бы не Ярила. Свекровь дернула невестку за рукав и поволокла куда-то. Голос донесся, как сквозь подушку:
— Поможешь харч собирать! Каждая пара рук важна!
В кладовых Меланья получила короткий инструктаж и взялась за работу: наполняла котомки немудреной снедью и подавала собравшимся солдатам или складывала горкой у входа — кому надо, возьмет.
