– Да было тут коe-что… – Костя помолчал, будто решая, говорить дальше или нет.
– Ну, так что же, что? Я просто сгораю от любопытства.
Костя будто и не замечал ее иронии, вот тут-то на этом месте, можно было еще остановиться, здесь была последняя возможность повернуть назад, превратить все в шутку, но… – это было не в его характере, для него это было бы слишком трусливо и скучно. Поэтому, зная, что последним вопросом его спровоцировали на последний же шаг, он этот шаг в прорубь все-таки сделал:
– Вчера днем, когда я был на репетиции, ко мне домой кто-то приходил…
– Ну-ну, и что же?
– Оставили цветы, подарок, записку… – Костя опять помедлил.
– Ну… я слушаю вас затаив дыхание, – продолжала торопить его Маша. Кока услышал это «затаив дыхание», но было уже поздно, он решил.
– Так вот, короче, я позвонил только спросить, – Кока коротко вздохнул и посмотрел вверх, как перед расстрелом, – это была не ты?.. Не вы?.. – Он уже знал, предчувствовал, каким будет ответ, но только не знал, в какой форме. Форма оказалась самой унизительной для него: это был искренний смех после того, как Маша с крайней степенью веселого изумления спросила:
– Я?! А почему вы решили, что я могла к вам прийти?
– Да так… Мне описали, как человек выглядел, и я почему-то решил, что это именно вы. – Костя нравился себе все меньше и меньше. – Она там еще уборку сделала и полы вымыла.
– Я?! Полы?! – Тут Машин смех перешел практически в хохот. – Ну, знаете, Костя, мне бы и в голову такое не пришло, – сказала она, отсмеявшись. – Ну, если бы я знала, что у вас день рождения, и если бы мы были ближе знакомы (вот тут – легкий оттенок внезапно появившейся грусти, от того ли, что мало знакомы, от другого ли – бог весть…), то я, наверное, поздравила бы вас, но, уж конечно, не так… экстравагантно. Так что, простите, не я. – Тут Машу опять разобрал смех, и Коке оставалось только ретироваться, по возможности не спиной и не бегом.
– Нет, это вы меня простите, – сказал Костя, – за этот глупый звонок. Ошибся я, бывает. Хотя… (Тут он сделал грамотную паузу.) Хотя, жаль… Но больше не ошибусь. (И еще пауза.) Извините, до свидания.
И Кока медленно положил трубку, надеясь, что хоть закончил достойно. Он ведь интуитивно правильно отыграл финал этого разговора, со всеми своими «жаль» и «больше не ошибусь», именно потому, что уж слишком искренне Маша хохотала.
А Кока, как я уже и говорил, был паренек с опытом и кое-что в любовных прологах и эпилогах понимал. Кроме того, она ведь как-то по-особенному произнесла: «Если бы мы были ближе знакомы». Словом, Костя, хоть и получил нокдаун в начале раунда, конец его провел достойно: выдержал и не упал и даже чем-то ответил. Поэтому и Маша, положив трубку, не испытала ожидаемой радости от того, что раунд за ней, а напротив, почувствовала легкую досаду на то, что она, кажется, перегнула, и от того, что он сказал: «Больше не ошибусь». Зачем? Это не тот результат. Ей-то хотелось, чтобы он ошибался, наоборот, все чаще и чаще, а он, видите ли, – «не ошибусь». Так что и Маша почувствовала в свою очередь легкий укол в сердце, забывшийся, впрочем, через несколько минут.
Любовный пролог был отыгран. Первый раунд закончился, противники отдыхали каждый в своем углу, без секундантов, сами себя обмахивая полотенцами. Вот тут, друзья мои, вы, конечно, можете упрекнуть меня в том, что слишком уж часто я сравниваю все происходящее со спортивными эпизодами – то вольной борьбы, то шахмат, то бокса, но я ничуть не раскаиваюсь в этом, а, наоборот, предупреждаю, что будет еще и легкая атлетика, и велоспорт.
Я удивляюсь, и вас зову удивиться вместе со мной, насколько все это похоже. Нет, правда, отчего это в любовной интриге почта всегда есть фаза борьбы, или разведки боем, или выжидательной тактики, я уже не говорю о старте и финише. Отчего там есть атака и защита, прессинг, уклоны, отчего там, как и в спорте, нужна быстрая реакция и, с другой стороны, – умение терпеть; отчего, в конце концов, там есть победа и поражение? И, наконец, отчего это даже на свадебных машинах два переплетенных кольца?
Вы следите за полетом моей мысли, да? Ну, так вот, наверное, там имеются в виду кольца обручальные, но выглядят-то они, как олимпийские, словно предстоит единоборство сочетающейся браком пары, словно им предстоит выяснить между собой, кто из них быстрее, выше, сильнее. Почему нельзя сразу, чтобы «тихое счастье с окнами в сад»? А потому что скучно! Ну, согласитесь, господа, скучно ведь просто подойти и сказать: «Ты мне очень нравишься. А я тебе? Тоже? Давай жить вместе?!» Как, и все? Ну, ску-у-учно это! Нельзя у нас сразу счастье, его нужно сперва завоевать! В борьбе! Впрочем, о чем это я? Ах, да, о спорте. Прошу прощения, я опять отвлекся, но, согласитесь, я все это успел сказать вам в течение минутного перерыва между первым и вторым раундами наблюдаемого нами поединка, а сейчас гонг! Начался второй раунд.
Всю следующую неделю они кружили по рингу, приглядываясь, разведывая, пробуя на прочность то защиту противника от легкого прямого левой, то скорость его реакции на обманное движение правой. О, эти мимолетные взгляды, допустим, в буфете театра, когда, будто внезапно встретившись, взгляд поспешно отводился! Ах, эти якобы простые «Здравствуйте» при якобы случайных встречах то в коридорах, то за кулисами! С виду – действительно обыкновенные «Здравствуйте», но для них – полные тайных намеков, иронии, преувеличенной вежливости или, наоборот, обидно-небрежные. О, это случайное столкновение в коридоре, когда ему предстояло смутиться и побеспокоиться: не сделал ли больно, а ей вдруг покраснеть и, поспешно отводя взгляд, сказать: «Ну что вы, что вы, совсем нет».
Да и вообще – ах, вся эта чудная и чудная игра, похожая на приготовления к Новому году, когда сам Новый год значительно менее важен и интересен, чем подготовка к нему! Ведь согласитесь, сам Новый год – это «уже», а подготовка к нему – это «еще». И хотя это «еще» всегда хочется продлить, а это «уже» отодвинуть, неумолимо облетают листы календаря, золотятся и облетают листья на деревьях, и катится, катится бабье лето Маши Кодомцевой к Новому году Кости Корнеева.
И всему свой черед: кончилась разведка и подготовка, пролетел в равной борьбе второй раунд, и ударил гонг, возвещающий начало третьего, а также обещающий, что к боксу мы с вами больше не вернемся.
Ужин с сюрпризом
В тот вечер Кока ужинал с друзьями в ресторане ВТО на улице Горького. Аббревиатура ВТО расшифровывается как Всероссийское Театральное Общество, теперь это СТД – Союз Театральных Деятелей, а улица Горького – это нынешняя Тверская, а Горький – это отличный русский писатель, некогда сгоряча написавший «Песню о Буревестнике» и опрометчиво сблизившийся с Лениным, отчего долгое время носил титул «Великого пролетарского писателя». За это он был наказан победившей демократией тем, что все его имени переименовалось обратно, а сам он стал считаться писателем плохим.
Ресторан ВТО был очень популярным. Там можно было встретить многих знаменитых и выпивающих артистов. А поскольку пьющих артистов – подавляющее большинство, то можно было встретить почти всех, а все они встречались между собой после спектаклей в этом ресторане, который для них был своего рода клубом. Они там, как выразились бы сейчас, оттягивались. Но на эту тусовку (я продолжаю эту лексику) могли попасть только те, у кого было удостоверение работника театра или члена ВТО.
Так что все были свои. Некоторые забегали только к стойке – буфету за стенкой, где отпускалось спиртное. Один раз несколько человек поспорили: каковы первые слова забежавшего, обращенные к буфетчице. Выяснилось, что шестеро из десяти сказали: «Значит, так…» А уж потом – имя буфетчицы и кому сколько. Это именно там родился каламбур из припева известной народной песни: «Три по сто, по сто, красавица моя».
Потом в этом здании был пожар, и после реставрации театральные деятели туда не вернулись. Их не пустили. Теперь, как и всюду, там чем-то торгуют. Но пока наш Кока сидит с товарищами именно в этом ресторане. Они весело выпивают, закусывают красной гурийской капустой и ждут, когда им принесут еду – филе «по-Суворовски». Тут к их столику подошел официант Боря и, наклонившись к Кокиному уху, тихо сказал:
