– Пожалуйста, – нехотя уступила Любаня, – идемте, я покажу его комнату.

Машу провели по длинному коридору, а потом через кухню в Кокину комнату. Она переступила порог и едва не выскочила обратно от испуга, наткнувшись сразу на чучело кабана, стоявшее справа от входа. Потом оглядела всю комнату и сказала: «Ой!» «Еще бы не „ой“», – усмехнулась Люба и пошла за трехлитровой банкой для цветов. Спустя минуту цветы были поставлены, и Люба выжидательно встала у двери, скрестив руки на груди, как хозяйка квартиры, да и положения. Повисла неудобная тишина.

– А можно… Вы мне позволите… Я тут вымою пол и немного уберу. Пусть будет настоящий сюрприз, – понесло Машу. Ничего такого она делать не собиралась, но это была настоящая импровизация, спутница всякого таланта.

– Вы мне дадите тряпку и ведро?

– Да я, вообще-то, и сама собиралась, – сказала Любаня, – но уж если вы так хотите…

И Маша получила тряпку и ведро. Мрачноватый чучелиный склеп был через час превращен в чистенькую и нарядную комнату. В мытье полов на кухне и в комнате Люба не участвовала, но в остальном помогала. В центре застеленного чистой скатертью стола стояла банка с белыми хризантемами, рядом – коробочка с зажигалкой «Ронсон». В глубине букета пряталась записка, содержание которой Маша придумала еще дома. Тихо улыбаясь, Маша оглядела в последний раз свою работу и вышла. Люба была на кухне и резала салат к предстоящему празднику.

– Я пойду, спасибо, – сказала Маша.

– Да не за что, – резонно ответила Любаня и усмехнулась. – Это вам спасибо. Идемте, я провожу.

Дошли до дверей.

– А что сказать, кто приходил-то, если спросит?

– Ой, ничего, ради бога, не говорите, – сказала Маша, – сюрприз.

– Сюрприз так сюрприз, – согласилась Люба и закрыла дверь за этой, как она решила про себя, тронутой барышней.

Через час пришел виновник торжества с первыми гостями. Он поцеловал Любаню, получил от нее в подарок блок «Мальборо» и прошел в свою комнату. Он остановился на пороге и точно так же, как и Маша час назад, сказал «ой!». Он увидел и хризантемы, и чистую скатерть, и еще влажный пол в комнате, потом подошел к столу и открыл коробочку с подарком, о котором давно мечтал, но он был ему не по средствам. Ватрушка стояла сзади. Он обернулся и растроганно обнял ее.

– Спасибо, Люб…

– Так это не я, – благородно отвергла Любаня эту признательность.

– А кто же? – удивился Кока.

– Да приходила тут с час назад одна, – Люба поискала слово, – леди… В золоте вся и бриллиантах. Сказала, из театра, из месткома, хочет, мол, сюрприз сделать. Кольца все с рук поснимала и все побрякушки с шеи; на кухне положила, и пол тут тебе весь и вымыла. И все при этом улыбалась, будто знает чего-то, чего я не знаю.

– А цветы? – спросил Кока.

– И цветы ее… Банка моя. И скатерть… – В голосе Любани звучала запоздалая досада на то, что ее подарок меркнет перед сюрпризами этой мымры.

– Да не злись, – засмеялся Кока. Он вынул букет из банки и погрузил все лицо в тяжелую влажность цветов. Тут нос его наткнулся на какую-то бумажку внутри. Кока вынул ее и прочел: «С днем рождения! Счастья тебе и любви… Не целую… потому что боюсь…» И подпись: «М.».

– А как она выглядела? – спросил он Любаню, которая издали силилась прочитать, что в записке, но подойти ближе ей не позволяла гордость и, если угодно, честь. Однако зуд любопытства терзал большой и добрый Ватрушкин организм, и Кока это видел. Он сжалился и протянул ей листок, хохоча и предлагая тем самым разделить с ним веселье. Любу же по понятным причинам записка не рассмешила, и, отвечая на вопрос о внешности таинственной визитерши, она постаралась с максимально возможным для себя сарказмом ее описать. И тут Кока впервые подумал о Маше. Все сходилось: и внешние приметы, и бриллианты, и манера поведения, да и подпись эта – «М.». И он ощутил весьма странное, для себя, неожиданное волнение. Так первая пробная стрела, пущенная роковой Марусей, оцарапала его сердце.

И он позвонил…

Весь следующий день Кока ждал с нею встречи в театре, но она не пришла. Он хотел по глазам, по поведению ее понять: она или не она. Но шанса ему не дали, и нетерпение его росло. Наконец он не выдержал и позвонил вечером ей домой. Все телефоны артистов были напечатаны в репертуарной книжке. Для непосвященных проясню, что репертуарная книжка – это такая маленькая, как блокнотик, книжка, напоминающая артистам: какого числа, какой спектакль они играют. Каждый новый месяц каждому работнику театра такая книжка выдается, а в конце книжки – все домашние телефоны. Это очень удобно, а в нашем случае – особенно, потому что Коке не пришлось искать Машин телефон через знакомых, которые непременно стали бы задавать вопросы.

Кока не знал, что будет говорить, с чего начнет и как задаст главный вопрос, но загадку «она или не она» хотелось разрешить немедленно. И нельзя сказать, что его звонка там вовсе не ждали. Разжечь любопытство и не утолить его ничем – это планировалось, поэтому для Кости Корнеева, для его самолюбия разговор получился довольно дурацким. Он уже через минуту понял, что кидаться на штурм с отвагой слепого носорога – это ошибка.

– Здравствуй, это Костя говорит.

– Простите, какой Костя? – Возникла тяжелая пауза, во время которой Маша забавлялась, а Кока почувствовал себя препарируемой жабой. Но надо было продолжать.

– Костя Корнеев, артист театра, в котором ты работаешь. Коллега твой.

– А-а-а! Костя. Здравствуйте, – пропела Маша своим чувственным контральто, сразу поставив барьер между собой и бедным Кокой тем, что обратилась к нему на «вы». – Вы мне никогда не звонили, поэтому, извините, не сразу узнала.

Пришлось и Коке вернуться к обращению на «вы», отчего он и вовсе почувствовал себя неуютно.

– Здравствуйте, – еще раз сказал он. Протокол общения был составлен, этикет определен, и уже надо было говорить, зачем звонит, дальше тянуть было нельзя. – У меня, знаете, был вчера, э-э-э, день рождения…

– Да-а? – в меру радостно и вежливо «удивилась» Маша. – Поздравляю. Вы что, хотите его со мной отметить?..

– Нет… то есть, да, конечно, но мы его вчера уже отметили.

– Жаль. Если бы вы меня позвали, я бы пришла.

Ласковые обертона Машиного голоса, этот секс по телефону, обещающий клиенту исполнить его «самые дерзкие фантазии», заманивали Коку все дальше и дальше в трясину игры, кокетства и скрытого смысла.

(Вот тут – стоп! Ну конечно, вы правы, мой дорогой внимательный читатель: в то время, разумеется, не было никакого «секса по телефону», эта бытовая услуга, эта победа отечественного сервиса состоялась только сейчас.

Но ведь я и рассказываю вам эту историю именно сейчас, а не тогда, и внимаете вы ей тоже сейчас, верно? Так значит, мы с вами должны использовать атрибуты сегодняшнего времени, чтобы мне легче было объяснить, а вам – легче понять, что я имею в виду. А имею в виду я как раз то, что весь секс этого разговора Коки с Машей был вложен только в звук, в телефонную трубку, раскаляющуюся от уже упомянутой игры, кокетства и скрытого смысла (тогда!), а не полового акта через мембрану (теперь!). В этом и есть основное различие между сексом по телефону того времени и сегодняшним, хотя, впрочем, это касается и других, нетелефонных сексов тоже, и мы с вами еще об этом обязательно поговорим, только позже, ну а теперь…

Теперь я вроде бы объяснился, и мы можем продолжать слушать, что они там друг другу по телефону говорят.)

– Ну, вчера мне и в голову не приходило вас позвать, а сегодня…

– Не поняла, а какая разница между вчера и сегодня? Что же такое случилось, Костя, что вчера вы меня не звали на день рождения, а сегодня позвали бы? Или нет?.. Все равно не позвали бы? А? Костя? Ну, что вы молчите? Ведь этот день уже отметила вся страна, а я еще нет.

– Сегодня… позвал бы, – сказал Костя, постаравшись вложить в это «позвал бы» всю вековую тягу человечества к продолжению рода.

– Так значит, что-то произошло между вчера и сегодня? Что же? – продолжала допытываться Маша.