– А что у тебя, – деловито осведомился Кока и через минуту получил такой же столбняк, как у директора, когда услышал, что у этого артиста была ангина, а после нее – осложнение, а именно – «лобковая вошь», которое тот уже вторую неделю лечит антибиотиками, а оно (осложнение) все никак не проходит. – И что ты принимаешь? – спросил Кока, кусая себе губы, чтобы не рассмеяться.

– Тетрациклин, – говорит тот грустно, а у Коки уже брови прыгают. – Не помогает, зараза, думаю завтра на ампициллин перейти. Ну, и еще… кипятком это место ошпариваю.

Добавим к этому, что артисту в это время было за тридцать, и образчик его наивности был удивителен даже для этого театра.

Словом, Маша напрасно думала, что «рассосется», ну не рассасывается беременность сама по себе, да и все тут, придется-таки рожать, да и с любовью все не так просто: не проходит она, понимаете ли, пока не отгорит дотла, а у нее, у Маши, этот костер еще только-только занимался, и неподалеку с охапками сухих дров стояли два негодяя истопника – Кока и Тихомиров.

Тоня Краснова – орудие мести и… «паровоз»

Через три дня, когда ничего не произошло, Маша уже словно жалела, что ничего не произошло, была даже разочарована, чего-то будто не хватало ей. С изумлением она почувствовала, что скучает по нему, хочет его видеть каждый день и – уж совсем ни в какие ворота – хочет его целовать. Она возвращалась все чаще в памяти к той самой ночи их близости; она помнила вкус его губ (А как же! Вы ведь тоже не забыли, надеюсь, методическое пособие по созданию душераздирающей песенной лирики. Там было, если помните: «вспоминай мои губы, вспоминай».) И не только губы тревожили воображение Маши, она и глаза его дьявольские вспоминала, и улыбку – робкую и наглую одновременно, и руки… такие грубые, жадные… Страстные, которые мяли ее, лапали, поворачивали… о господи, прости! – она снова хотела безоглядно провалиться в этот грех, она желала Коку всем своим существом, а не так, как тогда, и уже ни для какой игры тут места не было.

Надеясь на встречу, она каждый день в новом наряде и с тщательно сделанным макияжем приходила в театр, как на свидание, но его все не было, говорили, что он болен. Детская обида росла в Маше: да что ж это такое! Каждый день она утром тратит не меньше часа на то, чтобы выглядеть, поэтому и вставать даже приходится раньше, а его все нет! И потихоньку до нее стало доходить (точно так же, как несколько ранее дошло до Коки), что не удается ей с холодным носом и без потерь выпутаться из этой истории, что легкого водевиля ей тут не светит, а светит скорее всего изнурительная драма, которая выжмет из нее все соки и измочалит ее всю, – да что уж там! – уже мочалит и уже выжимает, – пора посмотреть правде в глаза и не отводить их застенчиво, когда сама эта правда уже давно, целых три дня, пялится на тебя в упор нахально и возмутительно.

Лишь через неделю Маша получила от Коки, так сказать, «привет издалека» и при этом не знала: то ли огорчаться ей, то ли радоваться. Огорчаться от того, что ей представилась возможность увидеть Тоню вблизи, лицом к лицу; разглядеть ее подробно и понять, что это очень серьезная соперница, за которой были и молодость, и красота, и – что не часто бывает при такой внешности – еще и живой ум, и искренность.

Прежде Маша всегда ощущала себя бесспорной фавориткой, которой требовалось побеждать только себя и время (сам объект – не в счет, вы уже знаете), а теперь, впервые в жизни появилась очень сильная соперница, и обойти такую девушку в состязании на приз «Золотой Кока» было очень не просто. Вы скажете: приз сомнительный (поскольку уже довольно хорошо знаете нашего героя)?.. Вы скажете, что этот приз не стоит того, чтобы терпеть изнурительную дистанцию и в конце ее упасть в бессилии на дорожку?.. Здрасьте! А разорвать первой финишную ленточку? А счастье победы? А двойное счастье: одолеть такую конкурентку?! А пикантный и острый интерес борьбы?! Что вы! Не было у Маши дилеммы: бороться или сойти с дистанции. Разумеется, бороться! Как можно упустить шанс впервые в жизни проверить свои силы в очном поединке с реальным противником! Да к тому же с порядочным гандикапом (форой, если кто не знает): ведь Маша уже стартовала и уже прошла большой отрезок пути прежде, чем появилась Тоня. Так что же, все это было напрасно, что ли? Чёрта с два! – тем более нельзя уступать! И теперь уже на равных, без форы: Маша ведь никуда не двигалась, ждала на дорожке, когда с ней поравняется Тоня, и теперь надо было начинать с нуля, так что теперь все будет справедливо.

И еще посмотрим: кто – кого! Маша ведь тоже имела за плечами кое-что, а именно – незаменимый опыт нескольких олимпиад и других крупных соревнований, а главное, – талант, талант имитировать любовь, но быть любимой, талант так построить тактику и стратегию бега, чтобы первое место было обеспечено. В который раз сходятся на дистанции опыт и молодость, и побеждает тот, кто в данный момент сильнее. И уже в который раз меня потащило в спорт, на этот раз – в легкую атлетику! Извини меня, мой взыскательный друг, что делать, если мне все кажется, что так понятнее, что этот самый любовный спорт и спорт обыкновенный имеют много общего. У всякого литератора, знаешь ли, есть свои недостатки, да я и сам напоминаю себе героя Евстигнеева из фильма «Берегись автомобиля», который, говоря о Шекспире, неизменно возвращался к футболу, но что делать, что делать… И сам знаю, да не могу иначе, тянет и все…

Конечно, если бы Маша знала, что все это затеяно ради нее и что Тоня – не соперница, а всего лишь так называемый (еще раз простите) в легкой атлетике паровоз, чтобы только притащить ее первой к финишу; всего лишь средство, чтобы в конечном счете бросить ее в объятия Коки, она была бы спокойна и даже счастлива. Но ведь она об этом не знает и поэтому мучается и чувствует, как, помимо воли, ее засасывает гибельный водоворот любви, которому она уже не в силах противиться. И разбудить в Маше эту любовь могло, оказывается, только яростное и длительное противодействие, которого она до сих пор никогда не встречала.

И, стало быть, естественно, что она испытала не только огорчение при виде Тони, но и радость, причем даже не радость, а так, небольшое, с оттенком злорадства, удовлетворение от того, что и Тоня не знает, где он и что с ним. Не только она не видит его в театре, но и Тоня, оказывается, не у дел.

А было так…

Опять утром и опять по пути на репетицию, возле театра ее вдруг остановила девушка, которую Маша мгновенно узнала, хотя видела всего один раз, да и то – мельком. А Тоня, напротив, видела перед собой совершенно незнакомую женщину, на которую в тот раз, когда стояли с Кокой в этом дворе, просто не обратила внимания – все внимание, естественно, было отдано Коке.

– Простите, – сказала Тоня, – вы в этом театре работаете?

– Да, – ожидая какой-то пакости, промолвила Маша.

– Артисткой? – продолжала девушка, заметно нервничая.

– Да, а что, собственно…

– Нет, нет, ничего особенного, просто у меня к вам маленькая просьба. Я знаю, что у вас сейчас репетиция и… вы увидите, наверное, там Костю Корнеева… – Тут Маша попыталась возразить, что, может быть, и не увидит, но почему-то решила пока повременить, послушать. – Так вот, передайте ему, пожалуйста, это. – Тоня неловко и поспешно сунула Маше в руку запечатанный конверт. – Вы можете передать? – Маша кивнула.

– Ну, тогда спасибо большое, я побегу.

Тоня действительно торопилась и нервничала, словно стремилась побыстрее избавиться от неприятного дела; ей было неудобно, что она сюда пришла, она стеснялась, поэтому и вправду хотела одного: передать свое «письмецо в конверте» первому попавшемуся человеку и быстро убежать. «Но почему, – спросите вы, – почему этим первым попавшимся человеком оказалась именно Маша, таких совпадений не бывает. С какой стати?» – спросите вы и будете правы. А ни с какой!.. Кто это вам сказал, что это совпадение – случайность? На той же улице, напротив театра, но для конспирации несколько поодаль стояла машина ужасного Тихомирова, который дирижировал, конечно, и этим эпизодом.