Археологическое ныряние премьер-министра за якобы древними амфорами стало притчей во языцех. Как археолог не могу пройти мимо. Что это явная инсценировка, уже сказано и доказано многократно. Меня в этой некрасивой истории занимает та глупая роль, которую пришлось играть археологам. Заведомо ясно, что они не имели права пускать любителя, сколь угодно знатного, на промысел амфор на охраняемом по закону участке древнего и знаменитого городища Фанагории. Это очень напоминает подсудное событие на Алтае – охоту представителя президента на архаров. Во всяком случае археологи должны были объяснить любителю, что, увидев амфоры, он не должен хватать их и нести, «как бидоны с квасом» (выражение из обсуждения по радио), а обязан вызвать археологов, а они должны сначала сфотографировать (случайно оказавшаяся рядом телекамера снимала не находки, а премьера), занести находки на чертежи, описать их положение и состояние (в данном случае удивительное по чистоте, почти незатронутой тысячелетиями).

Если археологи подстроили всю эту сцену, подложив заранее найденные или очищенные находки премьер-министру, чтобы ублажить его, то, во-первых, они профанировали нашу науку, а во-вторых, поставили ни во что умственные способности премьер-министра. Если они здесь ни при чем, а все устроила команда пиарщиков премьер-министра, то она явно считала круглыми идиотами нас всех. После голосования на «Эхе Москвы», выяснившего, что не поверили в эту инсценировку 94 % слушателей, а поверили 6 %, я бы на месте Путина уволил немедленно всю свою команду от главы администрации до последнего оператора. Но это его дело. А вот что касается моего профессионального долга – это потребовать от руководства Института археологии РАН, а может быть, и руководства РАН провести расследование этого эпизода, выявить нарушение законов и ведомственных инструкций, чреватое ущербом для памятников, и наказать виновных. Газету «Троицкий вариант» я прощу взять это дело под свой контроль.

События в стране побуждают всех продумать и осмыслить свою позицию. В том числе и ученых. Ученые, как и все граждане, – очень разные. С одной стороны, сайт «Эхо Москвы» поместил открытое письмо группы ученых против массовой фальсификации выборов, к которому множество ученых готово и стремится присоединиться (к сожалению, в публикации не указано, как это сделать). С другой стороны, к этой корпорации формально принадлежит и некто В.Е. Чуров, фамилия которого стала нарицательной – символом нечестности. «Волшебник» – метко оценил этого статистика известный комический персонаж. А «волшебство» не удалось, как стало ясно на Болотной – традиционной площади казней. Принадлежат к этой корпорации и вице-президенты Академии наук, прибегавшие к плагиату и восхвалявшие другого «волшебника» – В.И. Петрика, выступавшего в паре со спикером Думы Б.В. Грызловым.

Но меня интересует, какая позиция является органичной для ученых, логично вытекая из природы их профессии и из их положения в обществе. Невольно тут придется применить марксистский анализ. Я давно, еще в сталинское время, распознал порочность марксизма как политической идеологии и его ущербность как всеобщего метода всех наук. Но я далек от полного отвержения марксистского анализа применительно к частным исследовательским задачам. Во всем мире солидные ученые, далекие от политики и от коммунизма, с успехом этот анализ применяют. В частности, при рассмотрении социальных структур.

Социальные классы существуют, существуют и классовые интересы, борьба за эти интересы занимает заметное место в политике и истории, хотя не столь определяющее, как это видели марксисты.

К какому же классу принадлежат ученые? Ну разумеется, к интеллигенции. Интеллигенцию Ленин определял как г… (правда, оговаривал: интеллигенцию буржуазную). Сталин не считал ее классом, а лишь классовой прослойкой, поскольку она рекрутируется из разных классов и обслуживает их. «Чудесный грузин» совершил здесь хитрую подтасовку. Это не класс, а сословие не может набираться из других групп, у класса же границы проницаемые. А кто кого обслуживает – это зависит от конкретных ситуаций. Оба российских вождя большевиков всячески старались избавиться от необходимости учитывать интеллигенцию и ее интересы (отправляли ее лидеров в изгнание, а многих – в ГУЛАГ). Потому что им нужно было обеспечить монополию их идеологии и тем самым власти, а интеллигенция лучше других могла сообразить, в чем обман и популярно разъяснить это народу.

Интеллигенты часто выражали чаяния и интересы разных групп населения (в сущности почти все лидеры в дореволюционных Думах были представителями интеллигенции). Но у интеллигенции были и свои собственные интересы. То же касается ее передового отряда – ученых. Конкретные ученые придерживаются разных взглядов. Есть ученые, сохранившие верность коммунистическим идеалам, как Ж.И. Алферов, – им трудно оторваться от красивых иллюзий молодости. Есть верующие ученые, как археолог П.В. Волков (о котором я пишу – см. часть V этого издания), хотя вера и наука противоположны по своим основам: наука основана на рассудке, а вера – на эмоциях и отказе от рассудка. Но ради психологического спокойствия этим людям необходимо иметь за собой некий образ высшей силы. Есть ученые, как И.Р. Шафаревич, позволившие националистическим идеям овладеть их мышлением, хотя наука по природе интернациональна. Есть ученые, прикормленные властью, – они повинуются любой власти ради сегодняшних выгод. Есть ученые, использовавшие свои знания для личного обогащения и властных амбиций, – как членкор Академии наук Б.А. Березовский. И так далее.

Однако все эти группы ученых я склонен рассматривать как отклонения от нормы. А нормой я бы считал ту позицию, которая выражает основные интересы ученых как социальной группы. В чем же эти интересы? Разумеется, ученые – как и все люди – хотят иметь достойное жилье, здравоохранение, образование, зарплату, охрану от произвола и т. п. Но есть специфические интересы ученых как представителей профессии. Чтобы ученый имел чувство собственного достоинства, он должен владеть своими орудиями производства. У крестьян это земля, у ремесленников – их инструменты, у предпринимателей – их предприятия, у наемных рабочих – их рабочая сила (мастерство) и обеспеченное профсоюзами право ее достойной продажи, а у интеллигентов? А у них и прежде всего у ученых – это их мысль и знания.

А это значит, что для интеллигентов и прежде всего для ученых свобода мысли, слова, совести есть не просто условие достойной жизни, но необходимое условие профессиональной деятельности. Отсюда следует, что вольнодумство, либерализм есть неизбежное и главное направление политической деятельности, органически присущей ученым как социальной группе. Это не тот либерализм, который состоял в борьбе за свободу предпринимательства и ради которого создавались у нас правые партии, так бесславно закончившие свой путь в сурковском инкубаторе. Экономические программы могут быть и у ученых, так что задачи могут и совпасть как с правыми партиями, так и с левыми, да и с идеей государственного регулирования. Но прежде всего нужно отстоять свободу мысли. С этим их желанием совпадают настроения подавляющего большинства общества.

Далее, ученые как мало кто иной заинтересованы в посмертном существовании – чтобы их вклад в науку был долговременным и памятным. Чтобы их деятельность продолжили их ученики. Ученые заинтересованы в развитии науки вообще и в отличном уровне образования в стране – среднего и высшего. А с этим их желанием совпадают стремления всего населения.

Конечно, ученые поддержат ту власть, которая обеспечит им более высокую зарплату и условия обитания, больше ассигнований на исследования, лучший социальный климат в стране, уважение к человеческому достоинству. Это тоже общее стремление всего общества.