Ты работаешь фотографом? Она в изумлении вскинула брови и во все гла| за уставилась на него.

Я работаю на револьверном станке, — сказала она. — На одном из армейских заводов в центре города. С чего это тебе стукнуло в голову, что я фотограф?

— Может быть, — сказал он, — потому, что я видел тебя в пустыне возле базы Опернаб. Когда ты снимала то кровавое пятно на земле.

— Не понимаю, о чем ты толкуешь. — Она пересекла кухню и проходила мимо него, направляясь в комнату, когда он схватил ее за запястье. Она со злостью вырвала руку и, развернувшись на каблуках, сердито взглянула на него. Прикрепленные к стенам картинки пришли в движение.

— Послушай, — она уперла руки в бока. — Это не твоего ума дело, ладно? Забудь о том, что видел.

Ральф прислонился к косяку кухонной двери.

— А я-то думал, что теперь мы все в одной упряжке.

Глаза ее сверкнули гневом.

— Хорошо, — стараясь быть спокойной, сказала она. — По этой причине я и прошу тебя не рассказывать об этом другим. Поверь мне.

Он молча наблюдал, как она отвернулась и ушла, плотно прикрыв за собой дверь. Звук шагов смолк. «Я не верю ей», — подумал он. Взгляд его рассеянно блуждал по комнате* где еще несколько секунд назад стояла Сара. Интересно, размышлял он, как рассказать об этом остальным членам фракции.

Дверь снова распахнулась, и в квартиру опять вошла Сара.

— Прости, — сказала она, остановившись всего в нескольких футах от Ральфа. — Мне не следовало так вскидываться. Наверно, все это из-за тяжести обстоятельств, в которых мы оказались. Вероятно, меня разозлил сам факт, что за мной шпионили.

— Тогда скажи, что ты там все-таки делала? — спросил Ральф. И почему ты ничего не рассказала остальным?

Прежде чем заговорить, она сделала глубокий вдох.

— Я была в пустыне потому, что у меня были дурные предчувствия относительно Майка. — Я знала, что с ним случилось что-то плохое. Эту громоздкую допотопную камеру я выкопала в одном из ломбардов и отправилась колесить по окрестностям базы. Вскоре я наткнулась на кровавое пятно. У меня есть чутье на такого рода находки, точнее сказать, в тех случаях, когда это касается важных для меня людей. И только после того, как я вернулась в Лос-Анджелес, проявила пленку и напечатала фотографии, я поняла, что они мне никак не помогут. Не было никакой возможности объяснить им все, кроме того, для Майка я уже ничего не могла сделать.

— Разве остальные тебя не поняли бы, если бы ты им все рассказала?

— Нет, за Спенсера и Менделя я не волновалась. — Она на минуту замолчала. — Но Гунтер меня пугает. С ним творится что-то неладное. Мы все считали, что его состояние давно нормализовалось, но стресс, который мы все переживаем, снова возвращает его к армейским воспоминаниям. Перед тем как вступить в РРП, он проходил психологическую разгрузку.

Ральф кивнул. Он уже слышал рассказы о больничных палатах в госпиталях для ветеранов, где пытаются устранить их чувство вины и кошмарные видения на тему войны. Даже малейшие напоминания о пережитом для некоторых из них непереносимы.

«Так вот что у Гунтера не в порядке, — думал Ральф. — По нему сразу видно, что горящие деревни и города, вопли южноамериканских детей — все это намертво впечаталось в его память».

— Поэтому я и не стала им ничего рассказывать, — пояснила Сара. — Я боялась, что Гунтер сорвется, если решит, что один из нас нарушил единство, частицей которого он себя считает. Тогда неизвестно, чего от него можно ожидать.

— Ладно, — сказал Ральф. — Я не скажу им ничего. — Он отвернулся. Несколько секунд спустя он услышал, как открылась и снова закрылась дверь. Он опять остался один со своими размышлениями. На этот раз мысли его занимала иная проблема, а именно: насколько Майкл Штиммиц был важен для Сары?

Прошло какое-то время, и домой вернулся Спенсер. С собой он принес маленькую коробочку, в которой гремели и звякали какие-то электронные штучки.

— Я звонил Менделю, — сообщил он. — Мы решили все провернуть сегодня ночью. — Он прошел на кухню и положил коробку на стол. — Что-то случилось, пока меня не было?

— Приходила Сара. Принесла продукты, — просто ответил Ральф.

Над улицами, залитыми голубоватым светом флюоресцентных ламп, сияла яркая луна. Ральф, зажатый на переднем сиденье фургона между Менделем и Спенсером, молча созерцал, как мелькают за окнами автомобиля улицы Лос-Анджелеса. В зеркале заднего обзора он видел ряды электронного оборудования, громоздившегося по обе стороны фургона. Сворачивая за угол, Мендель круто вывернул руль, и все три пары плеч плотно прижались друг к другу.

— О’кей, — произнес Спенсер, выпрямляясь. — Вот суть вопроса. Нам уже удалось подключиться к терминалу компьютера в вербовочном пункте базы Опернаб. Такой тип подключения называется векторным — устройство напоминает «жучка» дальнего действия без проводов. Здесь, в фургоне, у нас имеется дубликат терминала компьютера, куда сбрасываются все программы Опернаба. Понимаешь, о чем я говорю? Далее. Получаемые нами до сих пор сведения не были для нас откровением — в основном они касались вопросов материального снабжения и тому подобных вещей. Но мы обнаружили, что кроме всего прочего там имеется некая основная историческая программа с ограниченным доступом, которая наверняка содержит данные, нас интересующие. Вот их-то нам и нужно извлечь.

— А я вам зачем? — поинтересовался Ральф. —

Раз у вас уже имеется подключение к их компьютеру, почему бы вам просто не перебросить нужные вам данные на свой терминал, как вы поступаете с другими программами?

— Но это не так-то просто. — Спенсер покачал головой. — Эта программа снабжена защитой. Ограниченный доступ, знаешь, что это такое? Чтобы основная историческая программа могла с компьютера Опернаба переписаться на наш терминал, мы должны сломать ее защиту.

— И вы хотите, чтобы это сделал я? — Ральф вытаращил на него глаза. — Вы, наверно, считаете меня взломщиком или кем-то вроде этого? Или же вы думаете, что я могу влезть туда и щелкнуть выключателем лучше, чем любой из вас?

— В этом ты прав. Ты — единственный, кто может справиться с проблемой. — Спенсер усмехнулся. — Программная защита установлена не на вербовочном пункте Опернаб.

Ральф почувствовал, что теряет терпение.

— Тогда какого черта мы туда едем? — с вызовом спросил он. — И в чем заключается это особое задание, справиться с которым могу только я?

— Программная защита установлена не на вербовочном пункте, — снова повторил Спенсер. — А специфика твоего задания заключается в следующем. В конторе у них имеется устройство для воспроизведения поля, миниатюрная версия того, что стоит на базе. Эта кроха в конторе создает независимое сонное поле площадью в три квадратных метра. Защита, запирающая основную историческую программу, находится как раз в этом пространстве, карманной вселенной, так сказать.

— Погоди минуточку. Как такое может быть? Я считал, что сонное поле является проекцией подсознания людей, подключенных к аппаратуре. И ребята в Доме Тронсена тому пример. Чьим же сновидением является это сонное поле?

— Компьютера, — с довольным видом сказал Спенсер.

— Гениально, не правда ли? Одна из его программ один к одному повторяет многочасовое сновидение человека. Если объяснить популярно, то часть компьютера как бы видит сон, в котором ей снится комната девять на девять футов, в которой находится защитное устройство программы. Чтобы отключить защиту, нужно проникнуть в сонное поле.

— Но, полагаю, вы продумали, каким образом выйти из этого поля? — спросил Ральф.

Спенсер из-под сиденья фургона извлек чемоданчик потрепанного вида. Водрузив его на колени, он щелкнул замками. Внутри оказалась плоская коробка прямоугольной формы из серого металла. По бокам из нее выходили медные провода, замкнутые в петли. На верхней панели имелась черная пластмассовая кнопка.

— Вот, — сказал Спенсер, — способ попасть внутрь. Это миниатюрная версия «лачуги» связи на базе Опернаб. Мощности ее вполне достаточно, чтобы погрузить одного человека в небольшое поле, примерно такое, о котором мы с тобой говорим. Все, что от тебя требуется — взяться за эти две петли и повернуть…