— С сегодняшним днем у вас шесть суток, с завтрашним — пять, и я хочу схватить этого типа и его сообщников на месте преступления. И пока этого не случится, никому из нас не придется и думать о соблюдении рабочего режима.
— Ясно, сэр.
Миссис Макгрегор вошла с подносом, и Директор представил ей Марка, добавив:
— Я буду признателен вам, если вы никого не будете посвящать в детали расследования, которым мы займемся.
— Конечно, нет, мистер Тайсон.— И она удалилась.
Директор повернулся к Марку:
— Эндрью, я надеюсь, вы будете очень осторожны. Смотрите в оба, пусть у вас будут глаза на затылке! Все. Завтра в семь у меня здесь.
Марк вздрогнул и быстро вышел из кабинета. Держась подчеркнуто прямо, он дошел по коридору до лифта и на нижнем этаже столкнулся с группой туристов, которые изучали портреты «десяти самых опасных преступников Америки». Не появятся ли среди них на будущей неделе новые?
Увертываясь от машин, он пересек улицу и очутился в своем отделе, который располагался на другой стороне Пенсильвания-авеню. Сегодня утром это помещение уже не казалось обжитым, как дом родной. Двое больше никогда не появятся здесь, и никто не сможет их заменить. Флаги на здании ФБР и на старом почтамте были приспущены до середины флагштоков: двое агентов были мертвы.
Эндрью прошел прямо в кабинет Грент Нанны; за ночь, казалось, тот постарел лет на десять. Он потерял двух друзей: одного, кем он командовал, и другого — своего начальника.
— Садись, Марк.
— Спасибо, сэр.
— Директор уже говорил со мной утром. Не буду задавать тебе никаких вопросов. Я знаю, что сегодня с полудня ты уходишь в двухнедельный отпуск и что ты должен написать мне памятную записку обо всем, что произошло в больнице. Я передам ее по инстанции, и на том обязанности нашего отдела закончатся, потому что дело принял к своему производству отдел по расследованию убийств. Они тоже пытались меня убедить, что Ник и Барри погибли в автомобильной аварии.
— Да, сэр,— сказал Марк.
— Черт меня побери, если я поверил хоть одному слову,— сказал Нанна.— Теперь ты как-то оказался в самом эпицентре этой заварухи, и, может быть, тебе удастся выловить этих подонков. И когда ты поймаешь их, переломай им все кости и позови меня на помощь. Если эти сукины сыны попадут мне в руки...
Марк посмотрел на Грент Нанну и тактично отвел глаза в сторону, дожидаясь, пока его начальник справится со своим голосом и выражением лица.
— Ты не имеешь права контактировать со мной, как только выйдешь отсюда, но если тебе будет нужна моя помощь, просто позвони. Директору об этом знать не стоит, а то он нас просто пришибет. Удачи тебе!
Марк промолчал. Покинув отдел, он расстался с единственным местом, где чувствовал себя в безопасности. В течение шести дней он будет предоставлен сам себе. Честолюбец мечтает заглянуть на несколько лет вперед, чтобы увидеть взлет своей карьеры; Марк не имел права заглядывать дальше чем на неделю.
* * *
Директор нажал кнопку. Безликий молодой человек в темно-синем блайзере и светло-серых брюках вошел в кабинет.
— Установите круглосуточное, ночью и днем, наблюдение за Эндрью: шесть человек в три смены. Сообщать мне каждое утро! Я хочу знать о нем все без исключения: образование, его девицы, интересы, привычки, увлечения, религиозные склонности, членство в обществах. Словом, завтра утром, в шесть сорок пять, я должен знать о нем все. Ясно?
— Да, сэр.
Прикинув, что служащие сената не без подозрения отнесутся к агенту ФБР, который начнет собирать информацию о тех, кому они подчинены, Марк начал свои розыски с библиотеки конгресса. В главном читальном зале, огромном овальном помещении со сводчатым потолком, стены которого были украшены золотой и бронзовой лепниной, он подошел к библиотекарю и приглушенным тоном, принятым во всех библиотеках, попросил принести последние выпуски «Сообщений конгресса». Полчаса у него заняло ознакомление с тем, чем занимался конгресс. Оказалось — и это был первый успех,— что многие сенаторы 24 февраля уже оставили Вашингтон, готовясь к наступающему уик-энду, и в соответствии со списком присутствующих, число принимавших участие в работе сената не превышало семидесяти человек. Кроме того, список голосовавших давал возможность точно определить тех, кто, формально присутствуя в сенате, в то же время мог исчезнуть в каком-нибудь закоулке здания или просто увильнуть в город. После того как были отброшены сенаторы, которые числились как «отсутствующие по болезни» или «занят вне сената», а также исполнявшие «свои служебные обязанности», у него в списке осталось шестьдесят два сенатора — эти, вне всякого сомнения, были в Вашингтоне 24 февраля. Он еще раз тщательно и дотошно проверил данные об остальных тридцати восьми сенаторах, что было достаточно утомительно. Каждый из них имел уважительную причину находиться вне Вашингтона. Он посмотрел на часы: 12.15. Сегодня придется обойтись без ленча.
* * *
Наконец все трое собрались вместе. Никто из них не испытывал друг к другу симпатии, и только заинтересованность на получении солидного куша свела их тут. Первый был известен под именем Тони; у него было так много имен и кличек, что никто уже и не помнил, как его зовут в самом деле, кроме, наверное, его матери, да и та не видела его двадцать лет — с тех пор, когда он покинул Сицилию, чтобы присоединиться к своему отцу в Штатах. Муж расстался с ней тоже двадцать лет назад, все шло по кругу.
Досье Тони, хранившееся в ФБР, описывало его, как человека ростом в пять футов и восемь дюймов, весом в сто сорок шесть фунтов, среднего телосложения, с черными волосами, прямым носом, карими глазами, без особых примет; в первый раз он был арестован и осужден в связи с ограблением банка, за что получил два года тюремного заключения. Но в аккуратно подшитых документах не нашел отражения тот факт, что Тони был высококлассный водитель, что он и доказал вчера; и если бы этот идиот-немец все делал как полагается, то сегодня их было бы в комнате четверо, а не трое. Он говорил боссу: «Если уж вы наняли немца, дайте ему ремонтировать машину, но не сажайте за руль». Босс не послушал его, и немец ныне покоится на дне Потомака. В следующий раз им придется пригласить Марио, кузена Тони. В конце концов в команде будет хоть один толковый человек, к которым никак не относятся бывший полицейский и этот маленький джап.
Тони бросил взгляд на Ксан Ту Хака, вьетнамец отвечал только на вопросы, обращенные непосредственно к нему. В 1973 году он бежал в Японию. Прими он участие в Олимпийских играх в Монреале, его имя получило бы широкую известность, потому что никто не смог бы ему противостоять в соревнованиях но пулевой стрельбе, но Ксан, обдумав открывающиеся перспективы, решил, что в подобной карьере не нуждается, и покинул олимпийскую сборную Японии. Тренер попытался выяснить у него, в чем дело, но безуспешно. Для Тони он продолжал оставаться паршивым джапом, хотя скрепя сердце тот был вынужден признать, что не знает другого человека, способного с восьмисот ярдов всадить десять пуль в самую середку мишени.
Ксан сидел молча и неподвижно, не сводя глаз с присутствующих, которые знали, что его участие заметно облегчит их задачу, хотя они не подозревали, с какой точностью этот невысокий хрупкий человек, чуть больше пяти футов ростом и весом в сто десять фунтов, кладет пули в цель.
Из всех троих Ксан был единственным, кто в свое время был женат. Его жена, тихая, добрая женщина, как водится в хорошей вьетнамской семье, принесла ему девочек-двойняшек, и они жили вчетвером, пока эти сволочи-американцы не убили всех троих. Сдерживая рыдания, Ксан стоял над скорченным телом жены и над изуродованными трупиками дочурок. Ксан не проронил ни слезинки. В свое время он повоевал в южновьетнамской армии, но теперь с него хватит; он молча поклялся отомстить за убитых. Он очутился в Японии и жил здесь тихо и мирно, работая в китайском ресторанчике и пользуясь американской правительственной программой помощи беженцам из Вьетнама. В 1974 году он получил японское гражданство, паспорт и начал новую жизнь.