Тайсон был человеком Кеннеди, и хотя за время двух последних президентов ФБР заметно политизировалось, Халт легко находил с конгрессом общий язык. Уважение к закону было у него в крови. Его прапрадедушка с винчестером, перекинутым через седло, курсировал между Сан-Франциско и Сиэтлом, охраняя закон. А дедушка был мэром Бостона и одновременно шефом полиции, что представляло собой довольно редкую комбинацию. Отец же ушел на пенсию уважаемым массачусетским адвокатом. И то, что праправнук, продолжая семейные традиции, стал Директором Федерального Бюро Расследований, никого не удивило. Анекдотов о нем ходило неисчислимое множество, и Марк не знал, какие из них были апокрифами .

Его жена умерла пять лет назад от рассеянного склероза. С беззаветной преданностью он двадцать лет выхаживал ее.

Марк непроизвольно прикоснулся к средней пуговице пиджака. На пятнадцатинедельных курсах в Куантико в них крепко-накрепко вбивалось: средняя пуговица пиджака должна быть всегда расстегнута, это позволяет мгновенно выхватить пистолет. Марка раздражало, что в бесчисленных телевизионных сериях об агентах ФБР это правило никогда не соблюдалось. Едва только агент ФБР чувствовал опасность, он должен был тут же проверить эту пуговицу и убедиться, что его пиджак расстегнут. Но теперь Марк ощущал тот страх перед неизвестностью, перед X. А. Л. Тайсоном, страх, избавиться от которого было нельзя с помощью привычного «Смита-и-вессона».

Вернулся безликий молодой человек в темно-синем блайзере с проницательным взором.

— Директор вас приглашает...

Марк поднялся, чувствуя слабость в ногах, перевел дыхание, украдкой вытер о брюки влажные ладони и проследовал через рабочее помещение Директора в его святая святых. Взглянув на него, Директор указал ему на кресло и обождал, пока в кабинете ни кого не останется. Даже когда он сидел, было видно, что Директор — мужчина крупный, с большой головой, сидящей прямо на массивных плечах. Густые брови сочетались с беспорядочной копной вьющихся волос, которые напоминали парик, большие ладони придерживали столешницу, словно та могла сорваться с места. Изящный столик «а-ля королева Анна» был слишком хрупок для массивного тела Директора. У него были багровые щеки, как у человека, который не злоупотребляет алкоголем, а в любую погоду проводит много времени на воздухе. Чуть сбоку и несколько сзади от Марка сидел еще один человек, мускулистый и чисто выбритый,— классический тип полисмена.

— Эндрью, это мой помощник Метью Роджерс,— сказал Директор.— Ему известны обстоятельства, связанные со смертью Казефикиса. Нам с вами в этом расследовании понадобится еще пара человек.— Серые глаза Директора пронизывали Марка на сквозь.— Вчера я потерял двух лучших своих людей, Эндрью, и ничто — я повторяю, ничто — не остановит меня перед тем, чтобы добраться до тех, кто несет ответственность за их смерть. Понимаете?

— Да, сэр, — очень тихо сказал Марк.

— Из сообщений для прессы, которые появятся в «Нью-Йорк таймс» и в «Вашингтон пост», вы поймете, что мы постарались создать у публики впечатление, что вчерашнее происшествие — обыкновенная автомобильная катастрофа. Никто из журналистов не связывает двойное убийство в больнице Вудро Вильсона со смертью моих агентов. И чего ради они должны думать иначе, если в Америке каждые двадцать шесть минут совершается убийство?

Папка из Метрополитен-полис с надписью на обложке «Начальник отдела М.-П.» лежала у него под руками: даже они были на контроле.

— Мы, мистер Эндрью...

Марк почувствовал себя несколько лучше.

—... не собираемся рассеивать это заблуждение. Я тщательно обдумал то, что вы сообщили мне ночью. Я постарался представить себе всю ситуацию целиком, насколько я ее вижу. Итак, полиция взяла отпечатки пальцев этого грека, но он нигде не зарегистрирован. Стало быть, дело это серьезное, если уже погибли четыре человека. Преступники теперь будут вынуждены убирать каждого, кто хоть немного осведомлен об их планах. Можете считать, что вам повезло, молодой человек.

— Понимаю, сэр.

— Предполагаю, что, по мнению покушавшихся, в синем «седане» были именно вы?

Марк кивнул. Дай бог, чтобы Норме Стеймс это никогда не пришло в голову!

— Лучше будет, если заговорщики утвердятся во мнении, что, хотя мы и сели им на хвост, все идет, как они за думали. Поэтому я не хочу, чтобы президент менял свое расписание на 10 марта, по крайней мере до последней минуты. Если мы сейчас пустим в ход тяжелую артиллерию, они успеют смыться. И тогда — тупик. Возможно, уже сейчас заметаются следы, но я не думаю, что это так. Если они пошли на такую предельную жестокость, значит, у них есть веские причины желать смерти президенту. Эти причины мы и должны установить.

— Надо ли оповестить президента?

— Нет, нет, пока не надо. Видит бог, у него хватает проблем и без того! Теперь слушайте внимательно: я сообщу о некоторых деталях дела главе Секретной Службы Белого Дома, но я не собираюсь рассказывать ему о подозрениях насчет сенатора,так же, как не скажу и о том, что двое наших людей погибли при исполнении служебных обязанностей. Это уже не его проблемы. Может быть, на самом деле никто из сенаторов не имеет к происшествию никакого отношения, и я не хочу, чтобы избиратели, взирая на своих представителей, ломали себе головы, кто из них преступник? Вас же, Эндрью, попрошу составить подробное сообщение обо всем, что вам рассказал Казефикис. Передайте документ Грент Нанне. Я ничего не упустил, Мэтт? — Директор обернулся к своему помощнику.

— Ни с кем не обсуждайте этого дела,— сказал тот.— Если о наших подозрениях узнает кто-то из непосвященных, мы поставим под удар всю секретность операции, что заставит убийц затаиться; в таком случае нам останется только собрать свои костяшки и начинать все сначала — если вообще нам повезет снова напасть на след.

— Совершенно верно,— сказал Директор.— Значит, из ста сенаторов нас интересует только один. Ваша задача — установить его личность. А вы, Мэтт, для начала проверьте ресторан «Золотой Утенок».

— И каждый отель в Джорджтауне, чтобы найти тот, в котором 24 февраля собиралась компания на ленч,— сказал Роджерс.— И больницу. Может быть, кто-нибудь заметил там подозрительную личность, шатавшуюся по коридорам: убийца мог обратить на себя внимание, пока Колверт и вы, Эндрью, расспрашивали Казефикиса. Я думаю, это все, что мы можем сделать в настоящий момент.

— Согласен,— сказал Директор.— О'кэй, Мэтт. Не буду больше вас задерживать. Как только что-то узнаете, немедленно сообщайте.

— Конечно,— сказал помощник и вышел из кабинета.

Марк тоже поднялся, но Директор жестом остановил его и нажал кнопку интеркома.

— Принесите, пожалуйста, нам кофе, миссис Макгрегор.

— Сейчас, сэр.

— Отныне, Эндрью, вы являетесь сюда в семь часов утра непосредственно ко мне. Если возникнет экстренная необходимость, звоните по коду «Юлиус». В случае моего звонка к вам я назовусь так же. Как только вы услышите код, немедленно бросайте все дела. Запомнили?

— Да, сэр.

— Теперь самое важное. Если так сложатся обстоятельства, что я погибну или исчезну, связывайтесь непосредственно с Генеральным Прокурором, а Роджерс позаботится об остальном. Если же погибнете вы, молодой человек, то предоставьте принимать решение мне.— Он улыбнулся в первый раз, хотя Марку и в голову не могла прийти мысль о шутках.— Из вашего досье я увидел, что вы обращались с просьбой о двухнедельном отпуске. Считайте, что сегодня с полудня вы находитесь в отпуске. Я бы хотел, чтобы минимум на неделю как официальное лицо вы убрались с горизонта. Грент Нанна уже предупрежден, что вы прикомандированы ко мне,— продолжил Директор. — Вам придется терпеть меня в течение шести суток, молодой человек, и такое испытание не выпадало на долю никому, кроме моей покойной жены.

— А вам — меня, сэр,— не задумываясь, брякнул Марк.

Он ждал, что сейчас на его голову обрушатся громы и молнии, но Директор снова улыбнулся.