– Ты это о чём? – холодно поинтересовался я. – Приснилось чего?

– Да пошёл ты… – прошипел Сергей и отошёл с крайне обиженным видом, бормоча о сволочах, которые портят всю малину. Подразумевался, очевидно, я.

Завтрак представлял собой полное повторение ужина, и с внезапным испугом я сообразил: некоторое время мне придётся сожительствовать с полупустым желудком. Упомянутый орган раньше хозяина уяснил, откуда ветер дует, и выразил своё недовольство громким урчанием. Похлопав по недовольному пузу, я тяжело вздохнул и, повинуясь приказам Теодора, начал вползать в лямки рюкзака. Сегодня никто не шутил, не разговаривал и не задавал вопросов, у всех были мрачные недовольные физиономии обречённых людей.

Один Теодор казался светящимся от переполняющей его энергии: придерживая одной рукой ремень автомата, другой он сжимал бритвенный станок, которым ожесточённо елозил по своей физиономии, придавая ей синеватый оттенок. Чёрт, я даже не заметил на его угловатой физиономии полученных вчера царапин!

Зверь, Круглый и Вобла стояли перед змеиной аркой, направляя ослепительные лучи фонариков в её проём, в котором можно было различить начало нового тоннеля. Я разглядел на внутренней поверхности арки остатки ржавых петель, словно когда-то, давным-давно, здесь были ворота.

Теодор подошёл к своим помощникам, разворачивая новую карту, и начал тихий инструктаж. Судя по многочисленным отметкам, именно этот листок они марали вчера на пару со Зверем.

Получив указания, Круглый нырнул в полумрак тоннеля, но тотчас вернулся обратно, кивнув. Консенсус оказался достигнут. Вобла повернулась спиной к своему приземистому товарищу, и тот извлёк из её рюкзака моток верёвки с какими-то блестящими крючками на конце. Приняв эту бухту, Вобла направилась по маршруту, проторённому Круглым.

Кто-то подошёл ко мне сзади и взял за ягодицы, крепко сжимая их пальцами.

– Я тебя хочу, – выдохнул знакомый голос, и Оксанка прижалась ко мне всем телом, – хочу! Немедленно!

– Я тоже, – не поворачиваясь, прошептал я, – но, боюсь, сейчас это просто нереально.

– Тогда вечером. – Её руки продолжали свою ласку, а хриплое дыхание говорило о том, насколько получаемое удовольствие взаимно. – Главное – избавиться от лишних глаз.

Всё это плюс ещё не успевшие стереться из памяти воспоминания вчерашнего вечера настолько завели меня, что я на полном серьёзе стал размышлять, как бы невзначай вернуться в тот самый аппендикс и… К счастью, Зверь не дал мне довести этот идиотизм до его нелогического завершения.

– Сюда, – указал он своей огромной рукой на змеиную арку. – Да быстрее же, засранцы, в порядке живой очереди!

Построением живой очереди руководил Круглый, отдавая неразборчивые указания глуховатым голосом. Сам не знаю, как это получилось, но я оказался в самом начале нашего не слишком длинного ряда и первым нырнул в полумрак тоннеля. Громко хрустнуло под ногами, и я замедлил шаг, пытаясь рассмотреть, по чём ступают ноги.

Выяснилось – по напрочь сгнившей двери, от которой остались только трухлявые щепки да засов, коричневый от ржавчины. Забавно – засов находился с обратной стороны.

– Иди, иди, – подтолкнул меня Швед, шедший следом, и обдал густым перегаром, – раньше сядешь – раньше выйдешь.

В похмельном голосе мне почудилась скрытая усмешка, но, обернувшись, я не обнаружил на бульдожьем лице ничего, кроме собачьей сосредоточенности. Тупые глазки бультерьера уставились на меня из-под низкого лба, и я ощутил укол тревоги пополам с недоумением: какого дьявола я делаю здесь, в этом жутком месте, среди дегенеративных убийц? Э-хе-хе… Ответ скрывался в кармане моей куртки, а вторая его половина маячила где-то в светлом будущем.

Коридорчик был очень даже короткий и заканчивался отвесным склоном, по которому я едва скатился. В последний момент, когда я уже начал помахивать руками, готовясь к спуску на четырёхметровую глубину, меня ухватил за куртку подскочивший Швед.

– Не торопись, – сказал он, ухмыляясь, – ещё не время. – Теперь издевательская насмешка в его голосе стала очевидной. – Цепляйся за верёвку, – мотнул он своей бильярдной головой, – и чухай вниз.

Я увидел Воблину верёвку, закреплённую массивной скобой, вбитой в камень. Где-то внизу мелькнул свет фонаря и упёрся в моё лицо. Голос Воблы недовольно каркнул:

– Вы чё там?! Трахаетесь? Давай вниз.

– Валяй, валяй, – ободряюще гыгыкнул Швед.

Ненавижу отвесные стены четырёхметровой высоты! Ненавижу спускаться по отвесным стенам четырёхметровой высоты! Ненавижу спускаться по отвесным стенам четырёхметровой высоты в полной темноте да ещё с тяжеленным рюкзаком за спиной! М-мать!.. Долбаный мешок потянул вниз, и, получив чувствительный ожог ладоней, я едва успел остановить свободное падение. Неразличимая в темноте стена метнулась к лицу, и я с трудом успел убрать нос, спасая его от превращения в лепёшку. Ощущая боль в обожжённых ладонях и неприятную слабость во всём теле, я продолжил спуск, размышляя, не было ли ошибкой определение высоты в четыре метра. Спуск всё продолжался и продолжался, а проклятый мешок всё больше оттягивал плечи назад, уговаривая закончить всё как можно быстрее. Ещё минута, подумал я, и мои руки не выдержат.

Где-то над головой раздался сердитый голос Воблы:

– Ты думаешь отцепляться от этой долбаной верёвки?

От неожиданности я разжал пальцы и камнем рухнул вниз. С десятисантиметровой высоты. Ноги подогнулись, и я шлёпнулся на задницу до щелчка в зубах.

– Как же ты меня достал! – сказала эта фурия и, подняв на ноги, прислонила к стене. – По-моему, кроме как потрахивать смазливых баб, ты больше ни на что не способен.

– Интересно, – сказал я, тяжело дыша, – сколько человек нам вчера держали свечку?

– Трахаться надо было потише, – отвела глаза в сторону Вобла, – стонали, как придурки.

Я только открыл рот на это излияние. По-моему, эта бездушная воительница оказалась смущена. Вот это номер!

Вобла отошла к тросу, содрогающемуся под тушей Шведа.

Этот коридорчик был ещё короче предыдущего. В его конце мерцало светящееся пятно, и моё любопытство, благополучно дремавшее всё последнее время, пробудилось, позёвывая и потягиваясь. Продрав глаза, оно немедленно погнало меня вперёд посмотреть, не найду ли я каких-нибудь приключений на свою задницу. Светлый участок становился всё больше, и, пройдя тоннельчик до конца, я понял, что вижу светящийся пол огромного зала, вся верхняя часть которого была погружена во мрак. Сияющий пол состоял из шестиугольных плит, прораставших тонкими столбами, исчезавшими по мере того, как они поднимались во мрак. Этих колонн было несчитаное множество, и за их чащей совершенно скрывалась противоположная стена этой пещеры. А судя по тому, как расходились стены, зал имел поистине исполинские размеры.

Смутная тень мелькнула у основания одной из колонн, на мгновение скрыв голубоватое сияние. Тень величиной с ротвейлера и такой же комплекции. Поправив лямку сползающего рюкзака (надевал ведь сам, без помощи Круглого), я взял в руки автомат и направил его туда, где мелькнула тень. Ничего не происходило. Тогда я осторожно скосил глаза и обнаружил, что оружие (ну естественно!) стоит на предохранителе. Чертыхнувшись, я сдвинул флажок, и в ту же секунду кто-то больно сжал мою руку, потянувшуюся к спусковому крючку. Я шарахнулся было в сторону, однако рука Теодора, сжимающая мою, удержала меня на месте.

– Спокойнее, молодой человек. – Он разжал пальцы и вышел вперёд. – Не стоит лишний раз открывать огонь. Особенно когда в этом нет никакой надобности. Вспомните предупреждение… гм… Зверя.

Странная у него была манера выражаться, старомодная какая-то. Похоже, этот мужик обчитался старых книг, этого, как его, Акунина. А может, и ещё каких-нибудь. Откуда у него взялась бы карта этих подземелий, да и книга та, при помощи которой нарик отправился в каменную пасть? Да кто вообще такой наш предводитель? Человек, за всё это время не произнёсший ни единого матерного слова?! Клинический случай…